Мой Израиль

Я помню друзей моего отца, это были коллеги, с которыми он работал в госпитале, фронтовики, однокурсники по Военно-морской медицинской академии. Самым близким его другом был Изя Камянов, невролог, доктор наук. Большинство евреев, с которыми он учился в военно-морской академии, женились на русских, их дети продолжили эту традицию.

Полное отсутствие близких родственников – самыми близкими родственниками для меня являются дети сестёр и братьев маминой бабушки. Это украинская ветвь моих родных, хотя никто давным-давно не живёт в Украине, рассыпались по белу свету.

Две сестры моей убитой бабушки жили в Ленинграде. У одной из них был сын Володя, Володя дружил с моим отцом. Я хорошо помню громадный шрам, который, казалось, разделял череп и лицо Володи на две неравные части. Происхождение этого шрама, который он получил в 11-летнем возрасте, было нам хорошо известно. Он с матерью оставался в Ленинграде во время блокады и жил в коммунальной квартире. Однажды его мать, Фрида, вернулась с работы и увидела – сосед, которому в это время было 17 лет, ударил сына по черепу молотком, чтобы убить и съесть, но не успел довести своё дело до конца, Володя истекал кровью, Фрида спасла своего сына, ему удалось дожить до старости и сделать много добра людям – ухаживал за своей парализованной матерью, ухаживал за своим больным отцом, скрывая это от матери (мать с отцом были разведены). Много лет, ухаживал за старой, больной одинокой вдовой своего отца.

У отца был знаменитый дядя Рува – Рувим Исаевич Фраерман, книгами которого зачитывались и по сценарию его повести «Дикая собака Динго, или повесть о первой любви» снят один из лучших фильмов о юношеской любви. Рува дружил с Паустовским, Гайдаром, но о своей семье оставил очень мало воспоминаний. У него была дочь Нора, умерла в Израиле.

Разорванность, отступление от еврейских корней, потеря связи с местом своего рождения, – как это характерно для прошлого и для нашего века. Ощущение не принадлежности ни к стране, в которой прожил большую часть своей жизни, ни к месту, где покоятся в братских могилах предки, ни к этому чужому дому, в которой жил в коммунальной квартире.

В жизни моей не случился дом

В жизни моей не случился дом,Крыша кирпичная, белые ставни…А впрочем, я плачу совсем не о том,А может быть – именно плачу о том,О детстве моем стародавнем.В жизни моей не случился дом,В детстве и юности не было дома.И даже в зрелые годы, потом,Ни яхты не было, ни парома.Ни братьев не было, ни сестер,И даже двоюродных не было тоже.Ни шумных застолий семейных, ни ссор.А впрочем, все это, наверное, вздор,Который режет ножом по коже.В жизни моей не случился дом,Только квартиры, и много соседей.Пили коньяк и кубинский ром,И песни пели про глупого Фредди.В маленькой тесной квартирке моейВечно толпились чужие люди.Тосты, заветное слово «налей».,Полчища самых безумных идей.Гонимых жалели, ругали судей.В жизни моей не случился дом.И все же грущу я о нем, не бывшем.Начальство его не послало на слом,И на войне он не стал пепелищем.Так что же плачу который годО доме, который не существует,И вместе со мною грустит небосвод,И музыкант из минорных нотЧудную музыку нарисует.

Слеза врача

Закончив медицинский институт и поработав несколько лет терапевтом, или как теперь говорят – семейным врачом, я поступила в клиническую ординатуру по специальности «эндокринология» и проходила её в Республиканской Клинической Больнице имени Паула Страдиньша в г. Риге. Клиническая ординатура предполагала ротацию по разным терапевтическим центрам, включая кардиологию, пульмонологию, гастроэнтерологию, гематологию, нефрологию. Все это происходило в далекие семидесятые годы прошлого века, и уровень медицины по сравнению с сегодняшним был просто пещерным. Не было еще операций на сосудах сердца, предотвращающих инфаркты, а больные с почечной недостаточностью просто умирали, так как не было отделений гемодиализа или операций по пересадке почек, больные диабетом лечились низкокачественным инсулином и не имели возможности пользоваться приборами, которые определяют уровень сахара крови.

Из громадного количества врачей, лучших специалистов своего времени, которые сосредоточились в Республиканской клинической больнице Латвии, мне запомнилась врач, которая работала в нефрологическом отделении. Это была, по моим понятиям, старая женщина, но, как я сейчас понимаю, ей было не больше 50 лет, она уже много лет работала в этом отделении. Прошло больше 40 лет, но я вижу как сейчас её прекрасное лицо стареющей еврейки, совершенно седые волосы. Белый халат, скрывающий чуть располневшее тело. Одухотворенное лицо. Я впервые поняла, какое безмерное страдание испытывает врач, который не может помочь своему пациенту и должен наблюдать его уход. Одним из её пациентов был мальчик 19 лет, который умирал от почечной недостаточности. Он был единственным ребенком пожилой латышской пары, они проживали в сельской местности и оба были с сыном до его последнего часа. Эту сцену, которую я наблюдала и которая сопровождает меня все мою жизнь, я видела в коридоре. Родители вели сына в туалет, ему было уже очень трудно передвигаться, он был слаб, бледен. Доктор видела, как ведут по коридору её пациента, и я проследила эту сцену взглядом.

Когда процессия удалялась и они уже не могли видеть врача, по её лицу медленно катились слезы… Я не знаю судьбы доктора Розы, при развале Советского Союза она, как и подавляющее большинство евреев Латвии, уехало, кажется, в Америку. Я видела много добрых и отзывчивых врачей, но уже никогда ни один из них не смог преподать мне урок сострадания, который я получила от доктора Розы.

Хаим

С Хаимом мы познакомились двадцать лет назад. Хаим – мой пациент, житель Димоны. С первого дня знакомства меня предупредили о шлейфе поступков и проступков, которые сопровождали его. Хаим – отпрыск уважаемого религиозного семейства. В день нашего знакомства передо мной предстал симпатичный молодой человек 22 лет, в черной кипе, белой рубашке, с доброй хитрой улыбкой, очень подвижным лицом и смеющимися глазами. И все же во всем облике сквозила неуверенность и незащищенность. У Хаима на тот момент были две болезни. Болезни были тесно переплетены и мешали одна другой, делая невозможным многочисленные попытки помочь Хаиму. Одна из болезней – юношеский диабет, которым Хаим приобрел в 17 лет, для контроля за которым были необходимы регулярные уколы инсулина, измерение сахара крови перед каждой едой, соблюдение определенного режима питания и образа жизни. Именно этой болезнью я и должна была заниматься. Ни о каком контроле за диабетом не была и речи, показатели сахара зашкаливали, превышая цифры, которые может показать прибор для проверки сахара крови, или падали до опасной для жизни отметки. Вторая болезнь Хаима с красивым названием – маниакально-депрессивный синдром. Этой болезнью занимался психиатр, который прописал множество психотропных препаратов для контроля за настроением и поведением. В отношении успеха в контроле за психиатрическими проблемами были большие сомнения, Препараты, предписанные ему, Хаим принимал не регулярно, а иногда двойную или тройную дозу одномоментно, хотя следовало строго следовать схеме и принимать препараты 3 раза в день. Хаим часто находился на лечение в психиатрической больнице, а когда выходил на свободу, его настроение колебалось от состояния радостного, когда все воспринималось в розовом свете, до унылого, когда ничего не хотелось и жизнь окрашивалась в серый цвет. За Хаимом числились и опасные деяния, однажды он ополчился на своего психиатра: после выписки из психиатрической лечебницы Хаим явился на плановую проверку к психиатру, но был крайне недоволен беседой с ним, скандалил и выбросил в окно с третьего этажа компьютер. Он собирался выбросить туда же и самого психиатра, но тот успел убежать.

Контроль за диабетом также оставался за кадром. Диета, частые проверки сахара крови, – все это не для Хаима. Хаим с вечера выпивал психотропные средства, выписанные психиатром, и засыпал, позабыв о необходимости укола инсулина. Хаим жил один, но семья не оставляла его без присмотра. Явившись в квартиру утром братья, мать, отец заставали Хаима без сознания и его срочно доставляли в больницу Сорока, где его интенсивно лечили, приводили в состояние, когда он сам должен был заниматься своим диабетом, и выписывали, и все возвращалось на круги своя…

Было понятно – Хаима необходимо вытащить из этого заколдованного круга. Но как?

И путь был найден. В каждой человеческой жизни должна произойти встреча с человеком, который поможет изменить нашу жизнь к лучшему. Этому человеку Хаим должен доверять, согласиться совершать действия, необходимые для контроля за диабетом. То есть – что делать, было понятно, как делать – было понятно, единственная проблема – Хаим был не готов выполнять необходимые действия. Человеком, который помог изменить жизнь Хаима, стала медицинская сестра Ольга. Ольга – яркая женщина 40 лет, мать двух дочерей, москвичка, интеллигентнейшая женщина, театралка, много лет занимается больными диабетом, Хаиму Ольга понравилась. У Ольги счастливый брак. Красивая, ухоженная женщина, всегда с прекрасно подобранными золотыми украшениями. Ольга медленно двигалась к соблюдению заповедей и, как принято говорить, вместе со всей семьей. Ольга любит книги, театр и больных. По плану, который был разработан нами для лечения Хаима, Ольга встречалась или созванивалась с ним ежедневно. Постепенно Хаим активно включился в собственное лечение. Стал регулярно делать анализы, вовремя делал уколы инсулина. Прекратились госпитализации в бессознательном состоянии. Возможность контролировать диабет помогла Хаиму поверить в себя, психиатрические проблемы постепенно сошли к минимуму, как и количество психотропных препаратов.

Хаима перевели на инсулиновый насос (помпа), состояние стабилизировалось. Через несколько лет семья подобрала для Хаима невесту, и Хаим женился, Ольга была на свадьбе. Проблемы, которые возникали в жизни Хаима, помогают решать раввин и Ольга. Конечно, были падения, нежелания следовать рутине, колебания настроения, но все это было редко, и основной выбранный вектор выполнялся. Занимаясь с другими медицинскими сестрами, Ольга приводила в пример Хаима, и на графиках, которые вела месяцами, показывала, как постепенно удалось изменить жизнь Хаима.

Недавно Хаим приходил ко мне – это был уверенный в себе отец семейства, по-прежнему в белой рубашке и черной кипе. Хаим красив, разговорчив, много рассказывал о своем сыне, жене, работе. Хаим находился в прекрасном душевном состоянии, но что было для меня особенно важным – Хаим стал инструктором-мадрихом, и теперь уже он дает советы и поддерживает молодых людей, которые, как и он когда- то, должны найти человека, который поможет им выйти из трудной жизненной ситуации. Во время нашего разговора дважды звонил телефон, и Хаим с громадным терпением и выдержкой решал вопросы своих подопечных, давал дельные советы.