Мой личный доктор

— Надо смотреть только на неё. — Мой голос звучит предательски сипло.

Как и всегда, когда находимся рядом, мы не можем справиться с взаимным влечением. Откинув вату в сторону, изменившийся в лице Ткаченко кладёт руку мне на затылок. И тянет на себя. Наши губы уже почти соприкасаются. Доктор тяжело дышит. Одна рука на моей шее, вторая — со средством — тянется вправо, и, не отводя взгляда, он ставит бутылочку на стол. Определяю по стуку.

— Я так и делаю.

— Нет. Вы так не делаете.

— Хорошо, тогда как надо?

Его магия заполняет меня с головы до ног, кожа покрывается мурашками.

— Вы не сможете, Константин Леонидович.

— Я многое могу, Ульяна Сергеевна. Иногда не спать по двое суток, спасая других людей. Порой по собственной инициативе.

— Не сомневаюсь, что вы многое можете, но не это. Вы такой человек.

— Какой?

— У вас есть вы. И думаю, вам этого достаточно.

Ткаченко дёргает меня к себе и, лизнув мою нижнюю губу, говорит быстрее, чем до этого:

— Сколько ещё вы будете меня мучить, Ульяна Сергеевна?

Удерживаю себя силой. Отстраняюсь. Не даю нашим губам соединиться.

— Пожалуйста. Только не в моём кабинете! — Дышу так громко, что оглушаю нас обоих. — Не на работе. Я не переживу ещё одно унижение, если кто-то нас увидит. Пожалуйста.

А у самой так сильно кружится голова, что я едва удерживаю себя в вертикальном положении. Ещё и гипс этот мешает. Я совершенно пьяна, но не от спиртного.

Доктор разжимает руку.

Отдаляется. По его лицу нервно бегают желваки, выдавая его напряжение. Удивительное дело, но мы возбуждаем друг друга, даже толком не прикасаясь. У меня никогда такого не было. У него, наверное, было. Не знаю, но опять ревную… У меня точно нет.

В этот момент в мой кабинет проскальзывает Женечка.

— Думаю, вы выглядите вполне прилично, — совершенно неигриво и практически равнодушно произносит доктор.

— Я вам воды принесла, Ульяна Сергеевна. В графине кончилась. Вам надо попить. За что она вас так? Она ревёт там, в учительской. Говорит, ей стыдно, но не знает теперь, как вернуть всё обратно.

— Все в курсе, что произошло? — Настроение меняется.

Господи, какой позор.

— А вы такой молодец, сразу же сориентировались, что надо делать, — Женечка делает доктору комплимент и так широко улыбается, что кажется, ещё чуть-чуть — и у неё порвётся рот.

Отворачиваюсь. Сползаю со стула. Беру свою сумочку. Сейчас он улыбнется ей в ответ и скажет что-то типа: он же врач, это его работа, и он обязан помогать людям. Ткаченко будет с ней милым и хорошим. И ещё одна женщина падёт к его ногам, восхитившись красотой, умом профессионализмом.

Хорошо, что скоро конец учебного года. Возможно, за лето всё как-то уляжется. Складываю свои вещи. Хочу помыть голову, хочу спрятаться…

Но доктор меня удивляет. Закрывая кармашек сумки, я поднимаю на него глаза, он смотрит только на меня. На Женьку ни полвзгляда.

— Знать лекарственные средства и их действие — моя работа. Всё собрали, Ульяна Сергеевна?

Опять меня охватывает смятение, дыхание становится тяжёлым.

— Пойдёмте. — Берёт меня под руку, ведёт по коридору. — Ведите себя естественно. Смотрите прямо и не дёргайтесь. Это она себя унизила, а не вы. Вы ничего плохого не сделали.

Он выводит меня из школы, умудрившись по пути вызвать такси через приложение. Я думаю, что он отвезет меня сам, но доктор, зевнув, сообщает, что у него в школе ещё осталось важное дело. Он устал. Отработал две смены. Не спал. Но всё равно хотел меня. И я хочу его. Эмоции хлещут по щекам. Я уже ничего не понимаю.

Но он сказал ехать, и я уезжаю домой. Не понимая, что это значит и что он собрался делать. Обернувшись, через заднее окно вижу, что Ткаченко возвращается в школу.

Глава 30

Мы с доктором так и не обменялись телефонами. Целый день я прислушиваюсь к шагам. Жду, переживаю. И поздно вечером, лёжа в постели у себя дома, я понятия не имею, зачем Ткаченко остался в школе, что там произошло и чем всё закончилось. Да даже если бы и был у меня его номер телефона, разве стала бы я ему звонить? Это как-то странно и неправильно. Между нами нет отношений. Да, нас влечёт к друг другу, но искать с ним встречи самой? Мы так ни до чего и не договорились. Всё как-то полунамеками. А что, если он побеседовал со мной по душам, поставил Майку на место, а потом встретил кого-то ещё и ушёл в загул? Кого-то проще, свободнее и без загонов вроде моих.

Хожу от окна к кровати. Потом к холодильнику и обратно к кровати. Десятый раз подряд пью чай. Смотрю какую-то чушь по телевизору. Пытаюсь читать книгу. Но всё это не вызывает особого интереса.

Приняв душ, едва не поскальзываюсь на лужице возле ванны. С одной стороны, пугаюсь, а с другой — смеюсь. Если бы я ударилась как следует, был бы повод поехать в травматологию. С ума сошла. У Ткаченко точно талант. Я, конечно, не Майка и травмироваться нарочно не стану, но, кажется, он и меня сделал одержимой.

Доктор не звонит и не приходит, и, как бы я себя ни уговаривала и ни убеждала, что он мне не подходит и ничего у нас серьёзного не может быть, по сердцу разливается непрошеная печаль. В какой-то момент бренчит домашний телефон, и я дергаюсь, надеясь… Но это не Константин Леонидович, это моя мама, и я в сотый раз объясняю ей, что ничего страшного не произошло. И снова ложусь в кровать. Разглядываю потолок.

А он опять не звонит.

А должен ли?

Наше взаимное влечение не делает нас парой.

Меня снова донимает мама. Я несколько раз объясняю, что обязательно подам заявление на подругу. Но сейчас у меня нет на это настроения. К тому же фотография осталась у доктора в телефоне. Это, конечно, повод. Но не в моём характере бегать за мужчинами.

На следующий день мне звонит Шурик, я не беру трубку. Он до сих пор вызывает у меня раздражение. Что бы он ни сказал, мне это не нужно.

Ничего не происходит. Тоска захватывает. Фантазия подбрасыват всё более обидные варианты развития событий. Он ничего не обещал, а наш двусмысленный разговор мог быть просто разговором. Он даже не сказал, что позвонит. Просто закрыл дверь такси, и всё.