Мой личный доктор
Шрифт:
Взявшись за руки, мы наблюдаем за тем, как уезжает карета скорой помощи.
— Между прочим, если бы не она, мы бы с тобой никогда не встретились. — Высвободив руки, окутывает своим теплом, обнимает ещё сильнее и крепче, и я ощущаю себя защищённой, желанной и любимой. — Как бы там ни было, Ульяш, мы должны быть ей благодарны, — целует в макушку, — за то, что мы есть друг у друга.
Эпилог
— Наталья Викторовна, мы руки мыть. — Поднимает меня с дивана доктор и, приобняв, тащит в ванную
— Мы же уже мыли, Костя, — возмущаюсь, но, хихикнув, иду вслед за своим мужчиной.
Как только в узкой ванной старой хрущевки закрывается дверь, доктор тут же, чтобы создать сопутствующий шум, включает воду.
— Я так соскучился. Целую смену тебя не видел! — Не даёт ответить и мало того, что обхватывает двумя руками — аж дыхание спирает, так ещё и рот затыкает навязчивым глубоким поцелуем.
Делает перерыв на вдох.
— Ты знаешь, как тяжело лечить людей, когда всё время думаешь об одном горячем завуче? — Новый страстный порыв, и, чтобы не упасть, мне приходится схватиться одной рукой за край маленькой раковины.
— Не знаю, как тяжело лечить, но в курсе, — зевнув, — как трудно исполнять обязанности уехавшего в командировку директора после бессонной ночи с заведующим травматологическим отделением.
— Ты же говорила, что тебе нравится? — Чуть отклоняется и игриво кусает за нос.
Это так нелепо и в то же время мило.
— Работать с новым директором?
— Сейчас кто-то получит по жопе, — наигранно рычит Ткаченко и сжимает мои ягодицы. — Нравится жить со мной, а не работать с твоим чёртовым гиббоном-директором.
— Ты хотел сказать — не жить, а валяться с тобой в постели? Потому что мы либо на работе, либо выгуливаем насмотревшегося срама Графа, либо тяжело дышим в кровати. Ты мне даже готовить ужин не даешь. Скоро в мою квартиру будет не протиснуться через горы пыли и мусора.
— Для этого есть службы клининга и доставки. Женщина, ну побойся бога, мои смены такие длинные, а ночи такие короткие.
Он целует меня по новой, а я млею в его руках. Конечно же, возмущаюсь я понарошку, потому что так же, как и он, схожу с ума от наших отношений.
— Дети, вы там скоро? — Стучит в дверь Наталья Викторовна, заставляя нас ржать и перешёптываться. — Пельмени стынут.
— Мы уже, — хохотнув, охаю, взглянув на свои растрёпанные волосы и размазанную по лицу косметику. — Мне достался самый темпераментный доктор в городе.
— Угу, ты знала, за кого боролась.
— Так уж прям и боролась! Прямо на ринг выходила в боксёрских перчатках.
— Точно, отшвырнула всех соперниц и выиграла главный приз! — Откидывает волосы, оставляя сочный подростковый засос на шее.
— Костя! — Кидаюсь к зеркалу, приподнимаюсь на носочки, разглядывая наливающийся кровоподтёк под кожей. — Я в школе вообще-то работаю! А вдруг дети увидят это непотребство?
— Будешь носить загадочный шарфик. — Ещё раз стискивает в объятиях и наконец-то даёт выйти из ванной.
Оставшуюся часть вечера мы проводим, слушая мою маму. Она страшно волнуется
и очень старается угодить Ткаченко. Спрашивает, выбрали ли мы дату, интересуется, какую свадьбу мы бы хотели. И безумно радуется, услышав, что мы не планируем отмечать этот день только вдвоём.Ближе к ночи, ещё раз похвалив Ткаченко за подаренный ей замиокулькас, мама провожает нас, снарядив в дорогу пакетами с ужином, завтраком и обедом заодно. Я ей благодарна, ибо подозреваю, что, как только мы окажемся дома, доктор Ткаченко снова потащит меня в кровать.
По дороге домой мы слушаем музыку. Мы счастливы, влюблены, радостны, мы живём в настоящем, и, кажется, любые слова здесь будут лишними.
Но, остановившись на светофоре, доктор обращает внимание на огни рядом стоящей аптеки.
— Ульяш. — Нахмурившись, ведёт машину. — Сейчас будет чисто медицинский вопрос. Ты меня как врача воспринимай, хорошо?
— Да, — улыбаюсь, повернувшись к нему и коснувшись колена.
Очень люблю его красивый профиль.
— За всё то время, что мы с тобой вместе, у тебя ещё ни разу не было критических дней. Мне кажется, прошло больше месяца.
— Точно! — Обалдев от собственной тупости, копаюсь в сумочке и ищу телефон, дальше перелистываю иконки на экране в поисках женского календаря. — Четыре дня задержки. Надо купить тест.
Мы с доктором переглядываемся. Он чуть проезжает вперёд, разворачивается на перекрестке и припарковывается у аптеки.
В машину я возвращаюсь с маленьким пакетиком в руках.
Теперь этот наш секретный вопрос становится основной темой вечера, и, пока доктор, отнеся пакеты к холодильнику, аккуратно их разбирает, я иду в санузел.
Дверь не закрываю. Жду пять минут, во время которых ко мне присоединяется Ткаченко.
Он опускается рядом. Обнимает меня, положив подбородок на плечо.
— Ты, наверное, ещё не хочешь детей?
— Честно сказать, от Майки — нет, — тихо смеётся, — а если мы уже сделали малыша, то я готов.
Чуть поёжившись, нервничаю.
— И если тебе хочется детей, Ульяш, то я тоже готов.
Двоякое ощущение. Конечно, мне хочется, но мы так мало времени вместе. И я об этом ещё не думала, но если уже есть ребёнок, то это, безусловно, огромное счастье. Подумать только, ребёнок от такого красивого мужчины! Это же подарок судьбы. И мне уже тридцать пять и давно пора, но всё равно очень-очень необычно и волнующе.
— Если мы оба боимся, нам стоило предохраняться, доктор.
— Мы не боимся. У нас любовь! — Целует меня в висок Ткаченко, но, перевернув тест, мы оба видим, что на нём одна полоска.
— Чёрт! — неожиданно грустно выдает доктор, хотя только что утверждал, что якобы об этом не думал. — Получится в следующий раз.
И я испытываю разочарование, потому что вот прям сейчас оказывается: я хочу от Ткаченко всего и сразу, и детей в придачу.
— А если Майкино проклятие исполнилось? Она говорила, что у меня не будет детей в том случае, если я отберу у неё тебя.