Мой личный врач
Шрифт:
– Откуда в моей постели взялась лягушка!!!?
– Я подложила.
– Да что вы себе позволяете! – завопила моя пациентка и осеклась, заметив ухмылку на моей физиономии.
– Это был всего лишь маленький тест. Вы симулянтка, уважаемая Вера Дмитриевна, – сообщила я ей.
Госпожа Шадрина-старшая хмыкнула, села на свою навороченную и совершенно ненужную ей германскую специализированную кровать, поболтала абсолютно здоровыми ногами и спросила:
– А если бы у меня от испуга случился инфаркт?
– Не случился бы. Судя по кардиограмме, у вас отличное сердце.
– И когда вы догадались, что я притворяюсь?
– Некоторые подозрения появились у меня в первый же день нашего знакомства, когда я обнаружила, что ваше психофизическое состояние несколько не совпадает с поставленным вам диагнозом, также смутил меня запах сигарет «Вог» в вашей ванной комнате. Потом вчера, когда ваш отец сказал мне, что в молодости вы учились в ГИТИСе, мои подозрения усилились. Ну
– Надо же было проколоться на такой мелочи! – Вера Дмитриевна сокрушенно мотнула головой.
– Вы, конечно, можете не отвечать, но мне очень интересно: зачем вы затеяли весь этот спектакль, который доставлял вам значительные неудобства, и зачем заставили меня ломать голову из-за этой розовой тряпочки, – и я достала из кармана лоскуток от розовой кашемировой шали.
Вера Дмитриевна покинула постель, подошла к балконной двери, помолчала.
– Помните, во время нашего с вами разговора в саду вы высказали предположение, что смерть Машеньки могла носить криминальный характер? Дело в том, что подобные мысли возникали и у меня. Я никак не могла поверить, что достаточно молодая женщина со здоровым сердцем, с нормальными сосудами вот так взяла уснула и умерла. Но о своих подозрениях я никому решила не говорить, даже Антону. Потому что, честно говоря, я понимала, что от горя могла вообразить себе что-то несусветное. Прошло время, Антон женился на Гале, мы все как-то более-менее пришли в себя. Но меня не оставляло ощущение, что за Машенькиной кончиной скрывается что-то темное, и оно, это темное, притаившись, продолжает оставаться в нашем доме. Однажды под Агнессой сломалась ступенька книжной лестницы, когда она хотела в библиотеке взять с полки какую-то книгу, она упала и сильно ушибла ногу. А буквально через день у Гали в руках загорелся фен, когда она стала сушить волосы. Потом Антон отравился на каком-то приеме, и ему даже пришлось ехать в больницу и делать промывание желудка. Через некоторое время у Гали в машине отказали тормоза, и она чуть было не разбилась. Казалось бы, все эти происшествия были никак не связаны между собой и с Машенькиной смертью, но я стала мнительной, и мне показалось, что между ними существует какая-то связь. И я поняла, что не успокоюсь, пока не узнаю, своей ли смертью умерла Маша. А тут как раз в нашем доме объявился этот надутый индюк Евгений Эммануилович, который, как я поняла, очень любил деньги, но мало что понимал в медицине. И тогда я решила, что должна спокойно и не торопясь разобраться во всем сама, а для маскировки и ради собственной безопасности решила прикинуться больной. Ведь когда человек пожилой, да еще и нездоровый, его в расчет не принимают: ну лежит старая бабка в своей кровати и пускай лежит. Я встретилась со своим бывшим учеником Ильей Перельманом, он работает заведующим отделением неврологии в местной больнице, и сказала, что у меня новая молодая невестка и мне хочется, чтобы она как можно скорее почувствовала себя хозяйкой дома, а для этого мне нужно на время устраниться от дел под благовидным предлогом. Ну, мы с ним и разработали план: я пожаловалась на сильную головную боль, симулировала онемение правой стороны тела, вызвала Илью, и он на «Скорой» увез меня в больницу. Там я некоторое время полежала в отдельной палате, а потом вернулась домой с диагнозом левостороннего ишемического инсульта средней тяжести и сиделкой, которая была очень довольна и тем, что ей хорошо заплатили за молчание, и тем, что ей совершенно не нужно ухаживать за своей пациенткой. Евгений Эммануилович не обманул моих ожиданий: он подтвердил диагноз Ильи, и я приступила к своему, так сказать, расследованию. Я даже попросила Антона подсоединить телекамеры наблюдения к моему телевизору, мотивировав это тем, что не хочу быть оторванной от жизни дома, что он и сделал. Благодаря этому я узнала кое-что новое о моих домашних и прислуге, но ничего того, что могло бы пролить свет на причину Машиной смерти. И я поняла, что вряд ли справлюсь с этой задачей одна, но, как вы понимаете, никого из домашних привлечь к ее решению не могла. А тут как раз случилась неприятность: муж моей сиделки попал в больницу, и Агнесса привела вас. Я сразу обратила внимание, что вы внимательная, въедливая и наблюдательная особа, притом обладающая даром располагать людей к себе… Кроме того, вы были человеком со стороны, и это было очень важно: ваш взгляд не был «замылен» сложностью взаимоотношений обитателей этого дома. Вот я и устроила представление с розовой шалью, дабы заинтересовать вас историей Машенькиной смерти. И, кстати, вы сразу же безоговорочно поддержали мою гипотезу о том, что ее кончина выглядела несколько странно. Кроме того, я надеялась, что вы расскажете окружающим о «привидении» и это, может быть, заставит кого-то занервничать.
– То есть, попросту говоря, вы мной манипулировали?
Она не стала юлить:
– В какой-то степени да. Правда, я не ожидала, что вы так быстро выведете меня на чистую воду.
– Хорошо, с этим все ясно. Мне только непонятно, для какого такого драматического эффекта вы вчера
взломали пароль в моем ноутбуке и создали для меня файл с таким вот душевным текстом: «Убирайся, сука, из этого дома, а не то пожалеешь!»Вера Дмитриевна как-то странно посмотрела на меня:
– Я не умею пользоваться компьютером, Лиза, да и стилистика не моя…
– Понятно.
Честно говоря, понятного ничего не было. «Привидение», на которое еще вчера вечером я грешила, как на автора угрожающего послания, улетучилось, как сон, как утренний туман, оставив мне на память лоскуток розового кашемира и потухшие угольки всех моих версий.
Мы помолчали.
– У вас есть какие-то предположения, кто еще мог это сделать? – спросила Вера Дмитриевна.
– Честно говоря, нет.
– А если это моя невестка? Я ведь в курсе по поводу инцидента с бассейном.
– Вряд ли она пойдет на такую глупость…
– Тогда признавайтесь, кому вы еще успели насолить в этом доме?
Я пожала плечами.
– Вроде больше никому…
– А кому вы рассказывали о «привидении»?
– Только Агнессе Николаевне.
– Теперь понятно, почему она напилась. – Вера Дмитриевна прошлась по комнате, передвинула на середину стола вазу с роскошными белыми пионами, обернулась ко мне: – И я абсолютно уверена, что не она автор этого послания, у нее тоже другая стилистика.
– Тогда и не знаю, что подумать… Хотя в понедельник вечером был такой эпизод…
И я рассказала ей о сцене у беседки и почти дословно передала обрывок телефонного разговора, где кому-то в субботу был обещан какой-то подарок, а потом рассказала о свидании и о жалобе на «змеюку», которая за кем-то так упорно следит, что ее убить хочется.
– Непонятно и весьма любопытно, – задумчиво сказала Вера Дмитриевна. – Но как это может быть связано с угрозой в ваш адрес?
– Не знаю, – я пожала плечами. – Может быть, никак не связано. Или кто-то предположил, что я могла услышать больше, чем услышала на самом деле, и решил меня постращать.
– Или предположил, что вы увидели то, что вам не следовало бы видеть.
– Да что там рассмотришь! В саду уже было достаточно темно.
Вера Дмитриевна помолчала, потом села рядом со мной на диван, взяла меня за руку.
– Лиза, вы можете уехать в любой момент, и вам будет заплачено за весь месяц, как обещано. Но я бы очень хотела, чтобы вы остались. Потому что одна, без вас, я вряд ли сумею во всем разобраться.
Честно говоря, если бы в тот момент кто-нибудь хотя бы намекнул мне, какие последствия повлечет за собой мое дальнейшее пребывание в доме Шадриных, то я бы быстренько побросала вещи в рюкзак, схватила в охапку Персика и незамедлительно отбыла восвояси. Однако никаких знаков свыше не поступало, мозг категорически отказывался напрягаться, гены моих достославных прабабок, умеющих предугадывать будущее, молчали, и я, ведомая любопытством, заданием Костика и симпатией к Вере Дмитриевне, опрометчиво дала обещание остаться до конца оговоренного ранее срока.
После обеда я сообщила Агнессе, что Вера Дмитриевна посылает меня в аптеку, так как у нее закончилось одно из лекарств, прописанных Евгением Эммануиловичем. Возражений не последовало, и я, оставив Персика на Анютино попечение, отбыла из усадьбы. Ни в какую аптеку я, конечно, не заезжала, а прямиком направилась в городскую больницу к доктору Перельману, которого Вера Дмитриевна известила о моем визите.
Больница находилась на окраине Технограда, и ее корпуса были разбросаны в сосновом бору. Пока я шла пешком от ворот до неврологического корпуса, увидела, как больные кормили белок. Белки были толстые, холеные и совершенно не боялись людей. Я чертыхнулась, потому что фотокамера осталась в машине, а возвращаться не хотелось…
Доктор Перельман оказался симпатичным мужиком моего возраста. Внешность его совершенно не соответствовала фамилии – русый, курносый, сероглазый. За пять минут мы с ним выяснили, что оба окончили Сеченовку, только он учился двумя курсами старше. Естественно, у нас нашлись общие воспоминания и общие знакомые среди студентов и преподавателей. И мы очень неплохо потрепались у него в кабинете, а потом он отвел меня в патологоанатомическое отделение.
…Когда я вернулась в усадьбу, Вера Дмитриевна играла в карты с Ксаной и Анютой. Она по-прежнему лежала в кровати, так как мы с ней договорились, что не будем изумлять окружающих чудом внезапного выздоровления. Когда я вошла, моя подопечная отложила карты и сообщила своим партнером, что устала.
Когда мы остались одни, она быстренько выскользнула из кровати и устроилась в кресле.
– Рассказывайте, что вы узнали?
Я посмотрела в сторону двери.
– А вы не боитесь, что за нами могут подглядывать и подслушивать?
– Нет, балконную дверь я закрыла, а у этой вы залепите сейчас замочную скважину пластилином… Ну, так что вы узнали? – нетерпеливо повторила Вера Дмитриевна, когда я справилась с полученным мною поручением.
– Я узнала, что вскрытие, к сожалению, проводил не очень трезвый, вернее, очень пьяный патологоанатом. Кстати сказать, он в больнице больше не работает. И он не обратил внимания на заключение лаборатории, в котором было написано, что в крови у Марии Эрнестовны был обнаружен дигитоксин.