Мой (лп)
Шрифт:
— Мне все равно, просто очень любопытно.
— Ты можешь узнать, — говорит он, целуя кончик моего носа, — я отведу тебя к доктору, и ты узнаешь, но я не хочу, чтобы ты мне говорила.
— Почему ты не хочешь знать? — я скольжу по нему руками и заглядываю в его голубые глаза. — Ты боишься, что полюбишь его слишком сильно, прежде чем встретишься с ним?
— Чтобы они не сказали, мы не будем в этом уверены на все 100, пока не будем держать его в руках, — он лег на спину и потянул меня на свою сторону. Он обхватывает мой затылок, укладывая меня лицом к своей шее, в этот особенный
На следующий день я стою в стороне и смотрю, как он бьет тяжеленную грушу. Удар. Удар. Удар. Я выполняю некоторые упражнения на растяжку из йоги, когда чувствую явный удар внутри меня. Я перестаю дышать. Я чувствую это снова. Не двигаюсь, и чувствую это опять. Это не пузырек. У меня такое чувство, что кто-то внутри меня бьет кулаком так же, как и его папочка бьет эту тяжеленную грушу.
Мое сердце выпрыгивает, и стук отдается в моих ногах.
— Ремингтон. Реми! Ремингтон чертов Тэйт!
Он раскачивается вокруг и останавливает качающуюся грушу одной рукой.
— Почувствуй это! — я снимаю его перчатку трясущимися руками, отбрасываю её в сторону и кладу его руку мне на живот. Мое сердце отстукивает бешеный ритм. Давай же, малыш...
Ремингтон хмурится, он в замешательстве. И тут ребенок бьет.
Он сужает глаза и прижимает свою руку к моему животу еще ближе, и поднимает взгляд на меня:
— Это ...?
Я киваю.
Внезапно он сверкает белоснежной, захватывающей улыбкой. Его ямочки глубже, чем я когда-либо видела, а голубые глаза яснее, чем море на Таити. Он наклоняет голову, как будто хочет поговорить с малышом.
— Скажи ей, чтобы сделала это снова, — шепчет он.
— Она не обращает на меня никакого внимания.
Мои губы растягиваются в улыбке, и я игриво подталкиваю его.
— И это он. Потому что мои волосы блестящие и у меня низкий животик. И у него хороший удар. Может быть, если ты хорошо его попросишь, он покажет тебе несколько движений.
— Ударь для папы и подвигайся, давай же! — кричит тренер с другой стороны от груши.
Реми ухмыляется мне, тут подходит Райли своей ленивой походкой мальчика-серфера.
— Он двигается? Господи, я обязан почувствовать это, — он протягивает руку.
— Не трогай, — рычит Реми и отталкивает его руку в другую сторону.
— Чувак, она мне, как сестра.
— Руки прочь, Райли. — предупреждает он и отталкивает его одной рукой.
Райли заливается смехом в то время, как Ремингтон хватает меня ближе к себе одной рукой, а другой держит меня за живот. Мы смотрим друг на друга, и, как два чудака, ждем, когда малыш начнет двигаться.
Когда ребеночек делает это снова, он разражается смехом. Я переполнена любовью и обнимаю его.
— Это для тебя достаточно реально? — я дышу, улыбка расцветает на моем лице. Я прижимаюсь к нему головой, и мой нос улавливает запах его мыла и пота.
— Черт, это как раз нереально, — шепчет он. Его глаза наполнены радостью и, как будто это конкурс на скорость, он
целует мой лоб, нос, щеки и подбородок. Затем он хватает меня за талию и подкидывает в воздухе, я пищу, и он подхватывает меня.— Ремингтон Тэйт, ты единственный человек, который подбрасывает свою беременную девушку в воздух!
— Она моя маленькая петарда и ей это нравится! — он снова меня подкидывает.
Этой ночью мы впервые давали послушать малышу его первую песню. Реми приложил наушники к моему животу и включил Creed’s “With Arms Wide Open.”
Слова песни обращены к ребеночку, что ему покажут весь мир и примут его “с распростертыми объятиями”. И я клянусь, что чувствую, как комфортно ребеночку, пока его сексуальный и прекрасный папа растянулся возле меня и начал целовать.
— У нее мой удар? — хрипло спрашивает он между мягкими поцелуями. И мы слышим играющую музыку в моем животике.
— У него определенно твой удар. Безусловно, у него все твое. — мягко дразню его я и глажу челюсть.
Он смеётся:
— Все мое?
— Все это. Все. Вся моя жизнь. — я говорю это с драматическим видом, и заметно, что я сильно преувеличиваю. Но его улыбка настолько ослепительная и широкая, а огромное львиное эго не вмещается в этой комнате. Я поглаживаю его по челюсти и смеюсь. По какой-то причине, я должна сказать это опять, смотря на эту его огромную и широкую улыбку.
— Да, Реми, это действительно, все твое.
Глава 16
Остин ждёт
— В общем, все говорят о том, что девушка Разрывного беременна, — говорит Пит во время нашего полета в Остин.
Теперь Жозефина тоже летает с нами, и сегодня она сидит с Питом, Райли и Ремингтоном в одной секции гостиной, в то время, как Тренер - на скамье, а Диана и я занимаем другую секцию гостиной. Реми с парнями, кажется, обсуждают мою безопасность на двух боях в Остине. Судя по всему, мы приближаемся к полуфиналу, так что Скорпион теперь будет драться в те же вечера, что и Ремингтон.
Часть меня с нетерпением ждет, столкнемся ли мы с Норой на боях, в то время, как другая часть меня боится исхода такой встречи.
Реми в мрачном, плохом настроении, чрезмерно озабочен безопасностью. Тот факт, что его долбанутые родители живут в Остине, и то, что он продал дом, в котором мы обычно останавливались, несомненно, раздражает его. Пит снимает еще один дом, чтобы держать нас подальше от СМИ, но Ремингтон не унимается. Знаю, что ему не нравится мысль о том, что я буду находиться в том же городе, что и Скорпион, и тем более, с тем же почтовым индексом.
Пока я показываю Диане цветовые палитры для детской комнаты, присланные Мелани, слышу голос Ремингтона, низкий (будто он не хочет, чтобы я услышала), но властный.
— Если кто-то приблизится к ней, или даже плохо на нее посмотрит, немедленно позаботьтесь об этом.
Краем глаза вижу, как Пит мрачно кивает и разглаживает рукой свой черный галстук.
— Не волнуйся, Рем, я буду защищать ее, как если бы она была моей.
— Она не твоя, придурок. Она МОЯ.
— Мистер Тэйт, — перебивает Жозефина, — я буду на чеку, постоянно проверяю, чтобы ей ничто не угрожало и ее не беспокоили.