Мой любимый директор

– Антон, я тут по важному делу…

Не слушаю, что он говорит, подхожу к стойке регистратуры с внутренней стороны, чуть наклоняюсь, чтобы девчонке меня было видно, и громко спрашиваю:

– Катя, зачем вы спрятались под стойку?

Глава 15. Куда я влез?

Вячеслав

Смотрю на Катерину, которая впадает после моей фразы в шок. А потом она вдруг резко поднимается, при этом стукается головой о стойку. Забыла, что сидит под столом, что ли? Дуреха!

– Катя, осторожнее… - восклицаю громко.

Наклоняюсь пониже, беру ее за руку и помогаю выбраться.

– Все в порядке? Шишку не набила?

Я быстро ее осматриваю.

Катя трет затылок, собирается мне ответить, но не успевает, потому что сбоку резко раздается:

– Отошел от нее, понял?

Это говорит новый посетитель. Обращается явно ко мне.

– Антон, ты совсем уже? – пищит Катя с круглыми глазами. – Как ты вообще меня нашел?!

– Пф-ф, легко! Меньше надо селфиться в униформе клуба… Ты что думаешь, я совсем долдон?

– Тебе честно ответить? – говорит она ему в тон, а сама прикрывает ладонью эмблему клуба на груди униформы.

В этот момент понимаю, что я влез куда не надо. Должно быть, Катя спряталась под стойку, стремясь избежать неприятной сцены. А я ей в этом помешал.

– Катерина, объясните, что происходит? – строго на нее смотрю.

И тут этот Антон выдает:

– Этот мудель к тебе пристает, Кать? Давай я с ним разберусь.

Давно никто не позволял себе подобных выпадов в мою сторону.

Оборачиваюсь в сторону Антона и подмечаю с каким бешеным видом он на меня смотрит.

– Ты кого муделем назвал, утырок? – спрашиваю с невозмутимым видом.

– За утырка ответишь, - звереет он.

Все это грозит перерасти в банальную потасовку. Только вот я давно вышел из возраста, когда активно чешутся кулаки. Это произошло примерно в шестнадцать лет, когда я всерьез занялся боксом. Теперь в свои тридцать четыре если и махаю кулаками – это происходит исключительно на ринге. А угрожавший мне придурок, похоже, подростковой стадии агрессивности так и не перерос.

– Закрыл свой рот и вышел отсюда, - цежу со строгим выражением лица. – Иначе вышвырнут.

Не собираюсь устраивать драку в собственном клубе.

– Ты вышвырнешь, что ли? – самодовольно ухмыляется он. – Ну давай, рискни здоровьем.

– Я мог бы, конечно, но предпочитаю не пачкаться. Для этого есть другие люди, - многозначительно на него смотрю.

Авось дойдет до примата, что его дешевый метод устрашения срабатывает не на всех.

– Антон, успокойся! – встревает Катя. – Вячеслав Игоревич, извините его, он не в себе…

– Ты за меня не извиняйся! – рычит придурок. – Я ему сейчас рыло начищу…

В этот момент в холле появляются два тренера по кроссфиту и пауэрлифтингу. Самые крепкие из моей команды.

Видят, что творится нечто из ряда вон, тут же спешат к нам.

– Настоятельно рекомендую покинуть здание клуба, - цежу, буравя скандалиста взглядом. – Если еще раз здесь появишься, разговаривать с тобой буду уже не я. И разговор этот будет жестким.

Он видит, что к нам шагают тренеры, резко теряет боевой настрой. Переключает взгляд на Катю и чуть ли не с пеной у рта спрашивает:

– Ты че с этим типом спишь, что ли?

– Не твое дело, с кем я сплю! – фырчит она.

– Я твои вещи сожгу, ясно? – он зло сплевывает прямо на кафельный пол и спешит к выходу.

– Шагай отсюда, пока есть чем шагать, - говорю ему в спину.

Последняя фраза придает ему скорости. Он почти вылетает из клуба.

Вроде как, хорошо, что ушел.

Но когда я поворачиваюсь к Катерине, вдруг замечаю, как ее глаза блестят от слез.

– А ну пойдем, - хватаю ее за локоть.

Как под конвоем веду в свой кабинет.

– Присаживайся, - указываю взглядом на диван у дальней стены.

Она проходит, садится, смотрит на меня своими волшебными лазурными глазищами и лепечет, силясь справиться с дрожью в голосе:

– Вячеслав Игоревич, извините, что так некрасиво вышло.

Честно и откровенно мне плевать на отвратительную сцену, разыгравшуюся в холле.

Сейчас меня волнует лишь Катя и ее самочувствие.

Беру стул, переворачиваю его спинкой к Кате и сажусь на него, широко расставив ноги, упираю локти в спинку.

– Отчего ты собралась реветь, объясни по-человечески?

Она всхлипывает, прячет взгляд и говорит:

– Это очень личное, простите…

Я уже и без того понял, что там какая-то душевная драма, узнать бы, какая.

– Катя, личное тогда может оставаться личным, когда не влияет на общественное, - говорю со вздохом.
– Я хочу понять, что у тебя стряслось. Может, тебе помощь какая нужна, а?

На последний вопрос она горько усмехается и говорит:

– Он вещи мои собрался сжечь…

– Какие вещи? – не понимаю.

– Все! – говорит она с надрывом. – Мы жили вместе, он – мой жених, точнее был им, пока три дня назад не изменил мне с подружкой…

Пока она это говорит, мой лоб хмурится все больше и больше.

М-да, девушка-то, оказывается, с багажом. И я сейчас не про вещи, о которых она переживает. Я про моральный багаж.

Впрочем, у меня в анамнезе имеется такой же. Так что я без претензий по этому поводу.

– А при чем тут твои вещи? – спрашиваю угрюмо.

И тут Катерина начинает свою печальную повесть о том, как ушла от своего жениха с одной сумкой. Как потом пыталась вернуть свое имущество, нарвалась на шантаж. Все-таки правильно я про себя окрестил его приматом. Примат и есть!

Чем дольше слушаю, тем сильнее меня коробит от того, как вообще можно так поступать с девчонкой.

Если уж она к тебе переехала, согласилась замуж, значит, доверилась. Правильно я мыслю? Как можно подобным мерзким способом топтать ту, которая тебе доверилась? Это каким человеком надо быть?