Мой любимый киллер

Все четыре двери выглядели банковскими сейфами, зловеще поглядывая «глазками» посередине, рождая мысль об опасности и циклопах. «Такую дверь ни в жизнь не открыть», — с тоской подумала я, правда, до того мгновения, пока не увидела, что держит в руках Саша. Держал он набор отмычек, а фонарик, тонкий и длинный, точно карандаш, — в зубах.

Замок едва слышно щелкнул, и дверь приоткрылась, за ней оказалась еще дверь, на этот раз самая что ни на есть обыкновенная. Саша призадумался, подождал секунду и начал действовать. На этот раз я даже щелчка не услышала, дверь открылась, и вслед за Сашей я вошла в квартиру, сжимая пистолет в руке, разом нарушив как минимум два закона Российской Федерации. А может, и все три: не сильна я в законах.

Дверь Саша запер, а я стремительно пошла по коридору к одной из дверей, из-под которой пробивался свет.

Толстяк сидел в кресле, пил коньяк и смотрел телевизор. Увидев меня, он икнул и выронил рюмку. Саша возник за его спиной и шепнул, наклонясь к его уху:

— Только без глупостей.

Леня дернулся, замер и, тараща глаза, выдавил из себя

— Вы с ума сошли.

— Точно, — согласилась я, устроилась в кресле напротив, положив пистолет под правую руку, так, чтобы Леня хорошо его видел. На Сашу оружие не произвело впечатления: должно быть, отсиживаясь в комнате во время моей беседы с Коротышкой-Батом, он зря времени не терял. — Лучше тебе не валять дурака, — сообщила я, — а ответить на вопрос сразу.

— На какой еще вопрос? — заерзал он.

— Где мой сын, придурок?

— Я не знаю, — с легкой заминкой ответил он.

— Плохой ответ, Толстый. — Я взяла в руки пистолет и демонстративно сняла его с предохранителя. — Ты ведь знаешь, терять мне нечего, так что пристрелю тебя за милую душу.

— Я… я действительно не знаю. — Он так побледнел, косясь на мою руку, что я почти поверила.

— Так-так, — покачала я головой. — Ты обещал мне сына, а теперь говоришь, что не знаешь, где он.

— Я… я действительно не знаю, эта фотография попала ко мне случайно. Мне была известна твоя история, и я решил, что деньги у тебя. Вот и все. Я понятия не имею, где мальчик.

Я огляделась, заметила подушку на диване, маленькую, но плотно набитую ватой, подошла, положила ее Лене на толстую ляжку и выстрелила. Он взвыл, а Саша, приподняв брови, увеличил громкость телевизора.

— Я ведь сказала: времени нет, — напомнила я. — Мне плевать на жизнь такой жирной свиньи, как ты, если речь идет о моем сыне. Обещаю: будет больно и ты к утру истечешь кровью, так что не доводи до греха.

— Я не знаю, — прохрипел он. — Честное слово, не знаю…

— Хорошо, — кивнула я. — Мы пойдем другим путем: говори, что знаешь.

— Хотя бы перевяжите меня…

— Я тебе «Скорую» вызову, но только после того, как ты все расскажешь. Чем скорее мы закончим с этим, тем лучше для тебя. Начинай.

— Хорошо… О господи… Я узнал об этой истории от одного подзащитного. Он утверждал, что у твоего мужа были огромные деньги, то есть должны быть, если он ограбил своего хозяина. Я навел кое-какие справки. Узнал о мальчишке… Этот секрет стоил мне больших денег…

— Очень занимательно, — хмыкнула я. — Пожалуй, прострелю тебе колено.

— За что? — испугался он.

— За вранье. Ты заплатил за свой секрет, вопрос: с какой стати раскошелился? Жив ребенок или нет, что тебе с этого? Кого ты собирался им шантажировать, раз все, кому он дорог, погибли?

— Ты не погибла, — устало ответил Леня, тихонько поскуливая и с каждой минутой все больше бледнея.

— Кто тебе об этом сказал?

Он посмотрел мне в глаза и заявил:

— Мой подзащитный, человек, который спрятал труп молодого парня. Он нашел его на одной дачке, сказать где? Кое-кто рассчитывал на труп, но на другой, а потом отправился проверить.

— Кто рассчитывал?

— Понятия не имею. О таких вещах не болтают. Парень изъяснялся намеками, главное я понял. Я искал тебя и смог найти, а вот ребенок исчез, мальчика куда-то увезли.

— Где он был?

— Дачный поселок Юбилейный, в двадцати километрах от города. Когда мы туда приехали, дом был пуст, соседи ничего толком не знали: дом стоит на отшибе, за высоким забором. Ребенка иногда видели, звали его, кажется, Славик. С детьми он не играл и вроде бы жил с отцом. Это все. Он исчез. Я клянусь тебе: больше ничего не знаю.

— Я бы могла поверить, — вздохнула я. — Но все это выглядит чересчур фантастично. От кого ты узнал о ребенке?

— Я не знаю этого человека…

— Имя, иначе я прострелю тебе колено.

— Я не знаю, клянусь. — Он следил за моей рукой и боялся дышать. Не скажу, что это радовало душу, скорее наоборот. — Я наводил справки, и кому-то стало об этом известно, я говорю кому-то, потому что однажды мне в офис принесли конверт: в нем была вырезка из газеты с фотографией твоего сына. Там сообщалось о вашей гибели. Рядом лежала та самая фотография, что сейчас у тебя. А потом позвонили по телефону и сказали: плати деньги — и узнаешь, где мальчишка. Я заплатил. Но по этому адресу никого не было. Я понял, что меня обманули, но к этому времени я уже напал на твой след и решил, что, раз фотография у меня, мальчишка мне без надобности. Вот и все. Ты можешь меня убить, но я действительно ничего не знаю о твоем сыне. Я даже не уверен, что он жив.

Последнюю фразу произносить не следовало: мне очень захотелось выстрелить. Толстяк это понял и торопливо закрыл глаза.

— Отдай пистолет, — сказал Саша и сделал шаг мне навстречу, а я опустила руку, сказав Лене:

— Кончай трястись.

Он вздохнул и с благодарностью посмотрел на Сашу.

— Адрес, где жил ребенок, — сказала я.

— Поселок Юбилейный, улица Новодворская, дом 57. Но его там нет. Может быть, там и жил какой-то ребенок, но уж точно не твой сын. Его бы держали взаперти… — Леня осекся и закрыл глаза, ухватился рукой за крест на груди и вроде бы молился. Крест выглядел внушительно: бриллиант и четыре рубина, золотая цепь под стать кресту. Должно быть, Леня очень нуждался в господней милости.

— Пошли отсюда, — кивнула я Саше. — Ты можешь позвонить в милицию, Толстяк, но тогда я непременно вернусь и убью тебя.

— Я не позвоню, — торопливо заверил он. Я в этом очень сомневалась, но мне было наплевать. Я уже выходила из комнаты, обернулась и спросила:

— А что это за три недели, о которых ты болтал?

— Через три недели я должен уехать… — опять испугался он и тихо добавил:

— За границу…

— С заграницей придется подождать, — усмехнулась я, кивнув на его ляжку.

Мы вышли из квартиры, выбрались на лоджию, а затем на пожарную лестницу. Даже выезжая со двора, ни милицейских сирен, ни одинокого крика «Помогите!» не услышали. Видно, Леня еще не успел прийти в себя.

— Куда? — спросил Саша, сурово хмурясь.

— В поселок.

— Что ты собираешься делать там ночью? — Он выглядел очень недовольным и вроде бы за что-то злился, наверное, не ожидал, что я начну палить и калечить людей.

— Ты можешь высадить меня здесь, — отмахнулась я, он посмотрел укоризненно.