Мой любимый сфинкс

– А почему же купина не сгорает? – спросила Злата. – И зачем вам именно эта икона?

– Не сгорает, потому что в этом растении очень много эфирных масел. Помните школьные опыты из уроков химии? Если руку намочить водой, а потом облить эфиром и поджечь, то рука будет гореть в огне, но ожога не получит, потому что горящий эфир испаряется быстрее воды. Так и этот куст. В сухую безветренную погоду если поднести к нему огонь, то он вспыхивает, но горящие эфирные масла испаряются быстро, не нанося стволу и веткам никакого вреда.

В богословии же Неопалимая Купина – это Богоматерь, которая прожила свою жизнь в божественной чистоте, не опаляемой даже божьим пламенем. Этот образ известен с ранних веков христианства. И изначально на иконах он изображался в виде горящего куста с заключенным в него женским ликом. А уже позднее, в шестнадцатом веке, сложилась новая аллегория. На иконе, о которой мы говорим, неопалимая купина изображена в виде восьмиугольной звезды, окружающей поясное изображение Богородицы с младенцем на руках. Эта икона – одно из первых изображений подобного рода, чем и ценна. А почему я хочу именно ее? – Щапин пожал круглыми плечами. – Мы не вольны в своих страстях, милая Злата. Я коллекционер. И для совершенства своей коллекции мне нужна именно эта икона, и никакая другая.

Так что действительно, причина моего приезда сюда была крайне далека от охоты. Эта страсть меня не терзала никогда. Я приехал за «Купиной», как за своей путеводной звездой. И надеюсь, Сергей Константинович, вы вознаградите мое упорство и хотя бы посмотреть дадите на это чудо. В руках подержать.

– «Купина» моя, – снова вмешался в разговор Муромцев, но Парменов лишь досадливо махнул рукой в его сторону.

– Отстань, Серега. Если щас в разговоре не выяснится, что это ты Громова замочил, то не видать тебе «Купины», как своих ушей. А если выяснится, что ты, так она тебе будет без надобности. Конечно, покажу, Семен Михайлович, – повернулся он к Щапину. – И про продажу поговорим обязательно.

Историк из красного стал на мгновение бледным, а потом снова отчаянно покраснел. Грудь бурно заходила под тонкой футболкой.

– Спасибо! – с чувством сказал он. – Александр Федорович, вы простите, что я так вот, обманом, втерся сюда. Но, честное слово, к убийству я никакого отношения не имею. Я этого вашего егеря первый раз в жизни видел. И никакой неприязни к нему не питал. Ну, высмеял он меня в машине. Разозлился я, конечно, что сейчас легенда моя насмарку пойдет. Но разве ж за это убивают?

– Все в порядке, Семен Михайлович, – голос Аржанова был абсолютно спокоен, – я не в обиде. В конце концов, сюда часто приезжают именно по делам. Многие переговоры уединенного места требуют, и моя база для этого больше всего подходит. Я рад знакомству. И если вы захотите все же почувствовать, что такое настоящая охота, я вам всегда рад. Тем более что истории вы рассказываете совершенно необыкновенные. И про «Купину», и про Веронику Берковскую. Вы просто кладезь знаний. – Польщенный историк довольно заулыбался.

– Ну что ж, еще одной загадкой меньше. Можно идти дальше. – Аржанов убрал любезные интонации, и голос его вновь стал строгим. Все опять притихли. – Я уже сказал, что на многое из того, что здесь произошло, пролила свет Злата. Уж даже не знаю и почему: то ли от женского любопытства, то ли из-за своей природной сметливости – именно она оказалась в эпицентре событий: все время слышала обрывки ваших, господа, разговоров, обращала внимание на незакрытые интернет-страницы в компьютере и в любой момент могла начать задавать вопросы.

Она стала опасна, хотя и сама не догадывалась о том, что именно ей известно. Но убийца Громова насторожился и решил от нее избавиться.

– Как? – ахнула Светка. – Добровольская, тебе что, не случайно дали по голове? Я была уверена, что в твою комнату пробрался воришка, который таким образом просто сбежал.

– Воришка побывал у вас в комнате, Светлана, – возразил Аржанов. – А в комнате Златы ее ждал преступник посерьезней. Ему нужно было сделать все, чтобы Злата не начала делиться своими наблюдениями и подозрениями с теми, кто мог сделать из них правильные выводы. Это мог быть я или полковник Зимний, не важно. Женщины по природе своей болтливы, так что убийца был уверен, что рано или поздно Злата обязательно проболтается. – Она обиженно поджала губы, но он не обратил на это ни малейшего внимания.

– В частности, когда мы ужинали в бане, госпожа Добровольская при всем честном народе стала рассказывать про ботокс, который утром вкололи мне в спину. Конечно, ею двигали самые искренние соображения. Она хотела предупредить меня, что после этой процедуры мне нельзя париться в бане, но совершенно упустила из виду, что мне может быть не очень-то приятно всенародное обсуждение производимых со мной медицинских манипуляций. – Злата засопела, на этот раз расстроенно, потому что впервые подумала о том, что действительно вела себя нетактично. Он поглядел в ее смущенное лицо и подмигнул.

– Впрочем, плохо не то, что она задела мои чувства, а то, что про наличие в моей комнате ботокса узнал убийца. Узнал и решил использовать его, чтобы заставить Злату замолчать. Уже спустя полчаса он воспользовался всеобщими хождениями туда-сюда и выкрал лежащие у меня на столе в комнате флаконы с препаратом.

Конечно, он не сразу решился применить яд. Немного выждал, надеясь, что Злата не сможет причинить ему вреда, но она продолжала вольно или невольно везде совать свой нос, подключила к расследованию убийства известную журналистку, постоянно в самое неподходящее время попадалась ему на глаза, а потому он все-таки решился на еще одно убийство.

– Странный способ какой-то, – заметил Муромцев. – Мне бы, к примеру, даже в голову не пришло, что этим веществом, которое вам кололи в спину, можно кого-то убить. И сколько именно яда вводить? Это ж тоже знать надо.

– Верно, – Аржанов согласно кивнул. – Чтобы знать про ядовитые свойства ботуллотоксина и попасть в вену, нужно иметь медицинское образование. – Заварин возмущенно вскинул голову и попытался что-то сказать, но Аржанов пресек эти попытки решительным взмахом руки:

– Константин Алексеич, дружочек, не волнуйтесь. Дайте мне договорить. У меня было всего два флакона, а для того, чтобы доза оказалась смертельной, на Златин вес нужно не менее одиннадцати. Убийца этого не знал. Он пытался найти нужную информацию в интернете, но не успел, потому что его спугнула все та же Злата. Этот факт полностью исключал господина Заварина из числа подозреваемых. Он практикующий врач. А потому хорошо понимает, что двумя флаконами ботокса никого убить нельзя. Ошибиться мог лишь тот, кто давным-давно покончил с медициной, переключившись на другую сферу деятельности.

– Неужто Костромин? – Муромцев с нескрываемым интересом посмотрел на побледневшего зама губернатора. Губы у того тряслись.

– Что ж, Иван Николаевич действительно в прошлом врач. Хороший врач. И он действительно давно не практикует. И у него был весьма серьезный повод избавиться от Громова. Злата, расскажите.

– Когда-то Иван Николаевич оперировал мать Громова, – откашлявшись, сказала Злата. Голос ее сорвался от волнения, с таким вниманием смотрели на нее окружающие. Костромин же, упав на стул, закрыл лицо руками. На него было жалко смотреть. – Мне подбросили анонимку, в которой была рассказана эта история. Отец Громова четверть века назад пообещал отомстить за жену. Он очень ее любил и так и не оправился от ее смерти. И в день охоты Александр Громов в лесу подошел к Ивану Николаевичу, чтобы напомнить ту давнюю историю.