Мой милый грешник
Шрифт:
— Джиллиан, не слушай его!
Время одновременно тянулось и неслось. Она видела двоих людей Стефана, лежащих ничком на земле, и охранников Дамарона, стоящих над ними. Син дает ей возможность избавиться от Стефана раз и навсегда. И она воспользуется этой возможностью…
Джиллиан выпустила руку Стефана и отступила назад.
— Нет.
— Что «нет»?
— Не надо его убивать, я не хочу, чтобы он умер. Пусть отправляется в тюрьму. Пусть сидит в клетке до конца жизни — пусть узнает, что такое неволя.
— Джилли, Бога ради,
Она посмотрела на Стефана в последний раз. Если она вспомнит о нем, — а Джиллиан постарается о нем забыть, — пусть он вспоминается ей таким: испуганным, униженным, но в первую очередь — беспомощным, таким же беспомощным, как она в ту ночь, когда он залез к ней в постель.
— Прощай, Стефан. Навсегда!
— Нет-нет, Джиллиан, я все понимаю! Это от потрясения! Ты просто не понимаешь, что делаешь! — сбивчиво говорил Стефан.
Боже, как он умеет обманывать себя! Джиллиан даже стало смешно.
— Ничего подобного. Я знаю, что делаю.
— Нет! Выслушай меня! Даже если Дамарон позаботится о том, чтобы меня посадили в тюрьму, я все равно оттуда выберусь! Можешь не беспокоиться!
— А я и не беспокоюсь. Совершенно не беспокоюсь.
Она подняла глаза на Сина. Джиллиан была абсолютно уверена, что он и его семья позаботятся о том, чтобы Стефана не только посадили в тюрьму, но и продержали там как можно дольше, а то и до конца жизни. Ей больше не придется беспокоиться о Стефане.
Она сбила его с ног, и теперь Син посадит его в клетку.
— Прощай, — снова сказала она, испытывая неведомый ей прежде душевный покой. Стефан ответил залпом ругательств, перемежая их словами раскаяния и мольбы о прощении, но ей было все равно. Джиллиан ушла к себе в комнату и закрыла за собой дверь.
Немного позже, когда рассвет окрасил в перламутровые цвета облака над морем, дверь ее комнаты открылась и вошел Син. Вошел и без лишних слов заключил в объятия.
— Господи, я так сожалею, что он добрался-таки до тебя! Я меньше всего хотел этого.
Она закрыла глаза, наслаждаясь его близостью. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он обнимал ее в последний раз. А на самом деле прошло всего несколько часов.
— Пустяки. Это не важно.
— Для меня это важно.
— Брось. — Джиллиан неохотно отстранилась. — Это должно было случиться.
— Нет! Не должно! — Его сильное тело еще подрагивало от гнева. — Надо было взять его прежде, чем он добрался до тебя! Тогда бы я его точно пристрелил.
Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза.
— Скажи, ты в порядке?
— Да. Честно! — Она рассмеялась и сама удивилась тому, какое хорошее у нее настроение, несмотря на то, что напряжение еще не спало. — У меня такое чувство, словно с меня сняли камень в сотню фунтов весом. Я даже не знала, что гнев и страх — такая тяжелая ноша!
— Не знаю, как страх, а гнев — точно, — кивнул Син. — Мне сейчас, было бы куда лучше, если бы я его убил.
— Не надо, — Джиллиан протянула руку и погладила
его по щеке. — Не бери греха на душу. В конце концов, я-то его пощадила.Син перевел дыхание.
— А вот это хорошо. У тебя и так слишком много тяжелых воспоминаний.
— Где он?
— Уайса повезли в Нью-Йорк, чтобы передать в руки властей. Его сопровождают двое моих кузенов. Люди, которых он привел с собой, отправились обратно на Ближний Восток. На них мы зла не держим, это обычные наемники. Зачем нам развязывать войну?
Джиллиан стиснула руки.
— Ну вот и все. Ты наконец отомстил за свою семью.
— Да.
— И что, ты думаешь, теперь тебе станет легче жить?
Он кивнул.
— По крайней мере, теперь меня больше не будут тревожить мысли об этом Уайсе, — признался Синклер.
— Это хорошо. Я рада за тебя.
Дамарон кивнул. Он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за Джиллиан. Ему так много было нужно ей сказать, а он никак не мог заставить себя сделать это. Но главного он не сказать не мог.
— Одно только плохо. Ты больше не будешь являться по ночам в мою комнату. Как же я буду спать, если ты не будешь мне мешать?
— Ну, как-нибудь…
Она угадывала желание в его глазах, улавливала в его голосе. Нет. Только не сейчас. Он отметил ее ровный тон, и ему стало очень тоскливо. Она попала в такую передрягу, да еще из-за дела, к которому не имела никакого отношения. Син больше всего на свете хотел ей помочь. Он ведь мог очень многое. Он столько мог бы сделать для нее — если бы только Джиллиан согласилась!
— А твоя мать? — спросил Син. — Что с ней будет?
— Отвезу ее обратно в Штаты и помещу в хорошую больницу.
— А тебе не приходило в голову, что Стефан мог нарочно давать ей какие-нибудь наркотики, чтобы поддерживать ее в таком состоянии, ради того, чтобы держать тебя на привязи?
— Приходило, и не однажды. Но что я могла сделать? Теперь другое дело. Я наконец-то выясню, что с ней не так. Спасибо за совет.
Он криво улыбнулся.
— Не за что.
И тут ему пришла в голову мысль.
— Послушай, тебе наверняка понадобятся деньги. Разреши, я дам тебе…
Джиллиан покачала головой.
— Я не нуждаюсь в средствах. Стефан много лет клал деньги на специальный счет на мое имя. До сих пор я оттуда не брала ни гроша. А теперь возьму. Для мамы. По-моему, это будет справедливо.
Ну что он еще мог сделать? Только одно.
Синклер протянул ей визитную карточку.
— Если тебе что-то понадобится, позвони по этому телефону. Где бы я ни был, меня найдут. Обещай, что позвонишь, если что.
Джиллиан посмотрела на карточку, но телефона разглядеть не смогла. Слезы застилали ей глаза. Она и не думала, что уезжать отсюда будет так тяжело!
— Ты останешься здесь, на острове?
— Нет. Через несколько часов мы с Лили полетим в Нью-Йорк. Она ходит в детский сад — ей там очень нравится, — а у меня дела.