Мой неласковый Монстр

Всхлипываю, пытаюсь прикрыться, мне стыдно. Еще ни один мужчина не видел меня без одежды, и, пожалуй, такой беспомощной я еще никогда в жизни не была.

Замираю, хочется превратиться в крошечную точку, а после чувствую его руки. Он с легкостью подхватывает меня. Легко, точно куколку.

– А-а! Нет, не трогайте! Пусти! Пусти меня! – пищу, пытаюсь вырваться, царапнуть его, ну хоть что-то, но он безумно сильный, я ничего не могу. Совершенно. Чувствую только, как этот ублюдок сильнее прижал меня к себе. Так, что аж кости затрещали.

– Если продолжишь орать, я зашью тебе рот и все равно сделаю то, что нужно.

Нет, он не кричит, но от тона его низкого бархатистого голоса я вмиг затыкаюсь. Ничего более жуткого в жизни не слышала. Кто он такой? Садист, маньяк с хирургическим прошлым или просто псих?

Вздрагиваю, когда ощущаю тепло. Он опустил меня в воду! Да, это точно она. Я лежу в ванне, полной пены, и он меня купает. Быстро намыливает мое тело и так же быстро смывает. Зачем? Может, перед тем, как разделать на куски.

– Не надо… о боже! Не-ет!

– Твой бог тебе не поможет.

От шока я не улавливаю ни температуры воды, ни запаха мыла. Страх перебивает все. Чувствую себя индейкой, которую готовят к скорому ужину.

– Дыши, зайчонок, не то снова потеряешь сознание.

Сказала бы я ему, вот только мои зубы стучат от ужаса. Я его не вижу. Только слышу голос, ощущаю прикосновения. У него легкий акцент, он очень силен, и он точно курит. Это пока все, что я успеваю понять.

Меня начинает колотить, особенно тогда когда, мужчина касается моих бедер и проводит ладонями по груди. Нет, он вообще меня не лапает, а именно купает, но от ощущения чужих рук на теле меня обдает холодом, и кажется, я вот-вот отключусь.

– Почему именно я? За что?

– Ты подошла по параметрам.

– Каким параметрам?

– Ты идеальная рабыня, девочка.

Он выключает воду и закутывает меня в полотенце, подхватывает на руки и несет куда-то, укладывает обратно на мат. Здесь холодно, это либо подвал, либо закрытое помещение без окон.

– Умоляю, есть же у вас сердце, отпустите!

– Тебя никто не отпустит. Смирись. Лучше сделай это сама.

– Нет! Не буду! Ты больной чертов псих! Ты… а!

О да, я слегка потеряла связь с реальностью, потому что набрасываюсь на этого ублюдка с завязанными глазами, вот только он ловит меня в два счета, придавливает собой, как цыпленка, а после я получаю пощечину. Не сильную, но достаточную для того, чтобы я успокоилась и, ошарашенная, прекратила истерику. Меня никто не бил раньше. Никогда.

– Успокоилась? А теперь слушай. – Он взял меня крупной рукой за скулы, а я только и могу, что дышать. Больше ничего. – Ты подчиняешься мне, или тебе будет очень больно.

Замираю, я под ним голая совершенно, и кажется, будто кожа сейчас воспламенится от его взгляда. Этот ублюдок смотрит, я знаю, прямо сейчас. Наверное, он бы меня уже давно раздавил, как насекомое, но я чувствую, что он не наваливается на меня своим весом. Почему? Я не знаю.

– Не дергайся.

Он поднимается с меня, переворачивает меня на бок, а после что-то щелкает, и я чувствую свободу в руках.

– Нет. Шевелиться нельзя. Нельзя, сказал!

Жесткий хлопок по внутренней стороне бедра, и я перестаю пытаться содрать с глаз эту чертову повязку.

Он как будто каменный! Ни жалости, ни сочувствия – вообще никаких эмоций в нем нет! Мои руки теперь свободны, и я чувствую, как он снимает с них наручники и касается ладонью моих запястий. Так нежно, на контрасте с тем, что он мне говорит, но длится это недолго, потому как дальше я ощущаю давление в руке. Больно, словно… словно он затянул жгут!

– Что вы делаете?! Не надо!

– Тихо. Еще раз дернешься – я вскрою тебе вену.

Стискиваю зубы, чувствую иглу. То ли он что-то колет мне, то ли наоборот… он берет мою кровь! Вампир гребаный, он делает это прямо сейчас.

– Больно. А-ай, мне больно!

– Ты понятия не имеешь, что такое боль.

Что-то щелкает, и я сразу чувствую облегчение. Он снял жгут, рука перестала неметь, и наконец-то этот псих вытащил из меня иглу.

– Прижми.

Сгибает мою руку в локте, и я слышу, как он поднимается, после чего выключается свет, и только тогда я с остервенением сдираю повязку, вглядываясь в темноту.

– Я ничего плохого не сделала! Мне надо домой. Меня мама ждет.

– Можешь забыть о своей прошлой жизни. Ты никогда в нее больше не вернешься.

– Нет! Я не верю, не верю!

– Теперь ты моя, и правило у нас только одно: ты мне подчиняешься и уважаешь, либо я тебя наказываю.

– Что вам от меня надо? Зачем я вам? Я всего лишь студентка. У меня ничего нет, кроме бабушкиной квартиры.

– Ты больше не студентка. Ты товар и будешь меня слушаться, а я буду тебя учить.

Наконец мои глаза привыкли к темноте, и я вижу высокую тень у дверей. Он стоит полубоком ко мне. В капюшоне.

– Чему учить? Чему?!

– Как быть рабыней. Я тебя вышколю или…

– Или что?

– Или сломаю.

Услышанное окатом ледяной воды проносится по венам, этого не может быть, не так, не со мной точно.

– Я не ваш товар! Я не ваша рабыня!

– Скоро ты будешь думать и говорить иначе.

Он нажал на ручку двери, а мне стало страшно, что я снова останусь одна в этой темноте.

– Стойте! Пожалуйста, скажите, как вас зовут?

– Для тебя я Хозяин. Или Господин. Я даю тебе право выбора, как ты можешь меня называть, – пробасил своим низким голосом и вышел за дверь. Я услышала, как щелкнул замок. Мой похититель закрыл меня на ключ, я снова оказалась одна голая в этой кромешной тьме.

Глава 4

Я не помню себя до десяти лет. Так, только обрывками мелькает церковь. Мать часто туда ходила, и все, что я о ней помню, – размытый, нечеткий образ.

Я не знаю своего происхождения и места, где родился. Вероятно, это было слишком неважным и быстро стерлось из памяти, сменившись чем-то иным.

Мое самое раннее детское воспоминание – это кровь, грязь и тухлый отвратный запах, от которого хотелось содрать с себя кожу и провариться в спирту.

Мне было десять, когда меня поймали на улице и затолкали в фургон, ударили с размаху по лицу и вкололи какую-то дрянь, после которой меня вырубило на несколько часов. Или дней, потому что, когда я пришел в себя в фургоне, там уже были другие дети. Много. Много детей.

Было похоже, что мы пересекали границу, потому что совсем скоро я впервые услышал другой язык, много разных языков.

Иврит, турецкий, русский и арабский. Тогда я не понимал ни одного из этих языков, но на них говорили другие дети, которых мы подбирали по пути. Маленькие, от четырех до двенадцати лет. Мальчики и девочки с разным цветом волос и глаз. Большинство из них спали, но некоторые просыпались и начинали скулить, ходили под себя, или их просто тошнило от страха.

Мне тогда впервые показалось, что я попал в ад, но я ошибся. Это было чистилище, настоящий ад был впереди.