Мой отец генерал Деникин

— Я вам рассказал всю свою жизнь, а вы мне не сказали ни слова! Что вы делали до войны? В вашем возрасте и только подпоручик, это доказывает, что вы не кадровый офицер.

Подпоручик пробормотал несколько слов, которые нельзя было расслышать, отчетливо прозвучало лишь: «единственный сын»… «коммерция»…

На остановке поручик спросил:

— Не мог бы ваш ординарец сходить мне за папиросами?

— Пожалуйста.

Солдат, вернувшись, бросил пачку папирос и деньги. Шокированный этим дерзким жестом, офицер все же предложил папиросу.

— Спасибо, я не курю.

Поручик выбрал монетку и протянул ординарцу. Тот бросил ее в карман смеясь:

— Вот это другое дело.

Три солдата и женщина сошли на следующей станции, где в вагон больше никто не сел. Дон был уже близко. Дальше могли ехать только те, чьи бумаги удостоверяли необходимость их присутствия на этой, еще не занятой большевиками, территории. Контроль был очень строгим, но визит патруля в купе Деникина прошел без инцидентов. Услышав имя «Домбровский» и узнав о занятии своего попутчика, поручик обратился к поляку:

— Я уверен, что вас знаю! Мы, должно быть, встречались в Румынии. Я служил во 2-й дивизии. Вероятно, ваш санитарный поезд был прикреплен к нашей дивизии, не так ли?

Армейский корпус, в который входила 2-я дивизия, находился в Румынии под командованием Деникина. Последний начал уверять, что никогда не был в Румынии, никогда не соприкасался с офицерами 2-й дивизии… Поручик удивился:

— Как это удивительно! Ваше лицо мне так знакомо… А куда же вы дальше?

Билет Деникина был до Ростова, но официальный пропуск, выданный штабом польской дивизии в Быхове, упоминал как конечный пункт назначения Тифлис, Деникин-Домбровский счел, что ему целесообразнее утверждать, будто он едет до Тифлиса.

— Как удачно! Я туда же. У нас будет время выяснить, где же мы виделись!

Наконец, остановка в Ростове-на-Дону. Все вышли. Те, кто ехал до Тифлиса, должны были взять новый билет и перейти на другую платформу.

Услужливый поручик предложил поляку:

— Я все возьму на себя и займу нам места. Я уже четвертый раз еду этим путем и мне легче будет все уладить, чем вам.

Деникин обменялся взглядами с подпоручиком и его ординарцем и отклонил предложение:

— Нет, спасибо. Я должен признаться, что ни я, ни мои двое друзей не имеют намерения ехать в Тифлис. Кроме того, наша встреча в Румынии кажется мне вполне вероятной. Я даже уверен, что мы там сражались вместе.

Генерал отошел. «Подпоручик» сжал руку озадаченному поручику.

— Да, мой дорогой, это ваш главнокомандующий, генерал Деникин. Позвольте мне также представиться, я генерал Романовский, а мой «ординарец» — генерал Марков.

Красный от смущения, поручик смог лишь вымолвить:

— Ваше превосходительство… Извините меня, Ваше превосходительство…

Марков подбросил монетку в воздух и вновь поймал ее.

— Спасибо за чаевые! Я ее сохраню, это будет моим амулетом.

В Ростове большевистское восстание было подавлено казаками. Обстановка была тяжелая и тревожная. Марков решил провести сутки в кругу своей семьи, прежде чем присоединиться к своим друзьям в Новочеркасске. От Корнилова пока не было никаких новостей.

19 ноября (2 декабря) поздно вечером начальник тюрьмы в Быхове сообщил георгиевцам, что он получил приказ освободить генерала Корнилова. В полночь солдаты выстроились по обеим сторонам решетки. Появился Корнилов. Он поблагодарил своих тюремщиков за прекрасное выполнение своего долга и раздал им две тысячи рублей. Солдаты закричали хором: «Ура!». Два офицера Георгиевского полка, капитан Попов и прапорщик Гришин, попросили дозволения присоединиться к текинцам.

В час ночи обитатели Быхова были разбужены стуком множества кованых подков по замерзшей мостовой.

Комендант тюрьмы Быхова исполнил последний приказ Корнилова — отослал оставленную им телеграмму: «Верховному главнокомандующему Духонину.

Я информирую Вас, что покидаю Быхов и отправляюсь на Дон, чтобы там продолжать — пусть даже простым солдатом — беспощадную борьбу против предателей Родины».

По приказу Духонина 4-й эскадрон Георгиевского полка покинул Могилев и присоединился к текинцам. Им командовал полковник Кюгельген, назначенный Ставкой по провианту и лазарету. Он явно не одобрял всего этого предприятия. Утром стало очевидно, что четыреста пятьдесят кавалеристов отправились в путь без врача, без перевязочного материала и медикаментов, что не хватает продовольствия. Что касается подробных карт местности, по которой шел отряд, то Кюгельген признался, что он их «забыл». Шли по компасу в юго-восточном направлении, останавливаясь в деревнях, чтобы закупить фураж и продукты. После шести дней форсированного марша отряд отошел от Могилева лишь на 350 километров. Снег, холод, голод взяли верх над первоначальным энтузиазмом. При первой же встрече с большевиками, при первых выстрелах отряд разбежался. Корнилов только чудом спасся от гибели: его лошадь, смертельно раненная, несла его еще какое-то время и упала тогда, когда красные были уже далеко позади. Потребовалось несколько часов, чтобы вновь собрать людей и лошадей. Сотня верховых оказалась в руках врага. Остальные, замерзшие, упавшие духом, находившиеся на пределе сил, послали своего парламентера к Корнилову. Неловко выговаривая слова, он объяснил:

— Мы сделали все, что было в наших силах. Мы ничего не можем больше сделать. Теперь вся Россия принадлежит большевикам. Мои друзья намерены сдаться, это единственное, что нам остается.

— Что же, прекрасно, сдавайтесь, но прежде убейте меня. Я предпочитаю умереть от вашей руки, чем от руки красных.

В ответ изнуренные, вконец измученные люди молча сели на коней и поехали дальше. Но Корнилов начал отдавать себе отчет в том, что больше так продолжаться не может. Он объявил, что освобождает солдат от клятвы верности и просит их разделиться на группы и присоединиться к нему в Новочеркасске. Дальше он пойдет один.

Пленные текинцы 3 (16) декабря проезжали под охраной станцию Конотоп. Один из них, высунувшись в окно вагона, увидел старого хромого крестьянина, одетого в бесцветный тулуп и валенки. Оборванец обратился к нему:

— Здравствуй, товарищ! Ты не видел Гришина?

— Но он в этом вагоне, Ваше Вы… товарищ!

— Хорошо, хорошо.

Охранники, озадаченные, тоже выглянули в окно.

— Мой Бог! Это он! Это Корнилов.

Ему в ответ раздался, правда, несколько натянутый, смех текинца.

— Вы шутите!.. Это… отец моего молочного брата.

Старый крестьянин с паспортом на имя румынского эмигранта Марьяна Иванова 6 (19) декабря прибыл в Новочеркасск и вновь принял свой истинный облик. Генерал Лукомский, не испытав в дороге никаких приключений, также присоединился к своим товарищам по Быховской тюрьме.

Глава XIV ДОБРОВОЛЬЦЫ

Территория Донской области простиралась по обеим сторонам реки на 144.000 квадратных километров — от Саратовской и Воронежской губерний на севере до Азовского моря — на юге. Слово «казак» пришло из татарского языка, ему не менее двенадцати веков.

Первоначально так назывались кочующие племена, большей частью славянского происхождения. В зависимости от обстоятельств они заключали союз то с монголами, то с поляками или шведами, пока наконец не признали права русского царя. Во времена Ивана Грозного казак Ермак Тимофеевич со своим войском завоевал Сибирь. К концу XVIII века казаки отказались от кочевой жизни и по мере присоединения новых земель расселялись вдоль границы, которую и взялись защищать и расширять, получая в собственность завоеванные территории. В обмен на привилегии при уплате налогов и относительную внутреннюю независимость они были обязаны являться на военную службу по первому же зову царя.