Мой парень – волк
Шрифт:
Вгляделся в ее лицо и только тогда понял, насколько она озадачена, озабочена всей этой странной ситуацией, в которой мы все оказались.
Но я честно признаюсь: если бы всего этого не случилось, то я бы не решился.
Никогда не решился.
Слышите? Ни-ког-да не стал бы ее целовать.
А тут от ее невинного наивного взгляда будто на фитиль упала искра и все вспыхнуло ярким, страшным огнем.
И в этом огне первым начал гореть я. Руки будто расплавились на ее талии, скользнули к фетишу, на который я столько дней облизывался, пуская слюни, и я, наконец, снова сжал ее упругие
Член снова дернулся в оковах джинс, будто бы просясь на волю, и я инстинктивно сделал пару поступательных движений вперед, к ней.
Честно скажу, она мне сразу ответила!
Ее губы, этот райский оазис в пустыне, были созданы специально для меня, по моему лекалу, по моей личной просьбе у всевышнего.
Ее юркий горячий язычок сразу понял и принял правила игры, волнения танца, которые я продемонстрировал, и все в нас запело в унисон.
Я сначала исследовал территорию, метил мелкими движениями, но потом, поняв, что нас обоих порабощает страсть, подчиняет себе, отпустил свое внутренне настроение на волю.
И тут же на нас обрушилось столько эмоций, по размеру напоминая сход огромной лавины в горах.
ТАКОГО поцелуя у меня еще не было, когда только от движения языка внутри хочется проглотить и мучить, сминать, порабощать. Да что я говорю: мне хотелось проглотить всю ее целиком, съесть, — настолько огромным было возбуждение.
Руки огладили все прелести ее тела: я ощутил наливную тяжесть ее груди, хрупкость плеч и позвонков, проступающих над поясницей.
Выцеловывая какие-то невероятные узоры на ее тонкой шее, ловя еле сдерживаемые стоны, прижимая палец к точке чуть пониже ширинки, я чувствовал себя так, будто открыл ящик пандоры.
И его содержимое точно, бесповоротно и навсегда принадлежало мне.
И если кто-нибудь мне сейчас помешает, я, клянусь волшебной старой липой в лесу, я вырву сердце у этого человека.
Не-ве-ро-ят-но!
Потому что я был в раю.
Глава 35. Лена
С трудом отцепившись от его рук и губ, согнав морок с пальцев, что, подрагивая, горели желанием прикоснуться к нему, я отстранилась.
— Так, возьми себя в руки! — хлопнула я его по плечу.
Он иронично изогнул бровь.
— Что-то не припомню, чтобы давала тебе разрешение себя лапать! — скрывая свое ужасающее возбуждение, сказала я, демонстрируя фальшивую злость.
— Так и я тебе бумагу на это не выписывал, — паршивец прекрасно держал удар в словесной пикировке.
От того, что ноги и руки дрожали от только что пережитого цунами чувств, я еле владела собой, чтобы сказать:
— Ну и не лезь тогда ко мне! Иди вон к Натали своей, да обнимайся сколько влезет!
В ответ Павел поднял голову вверх и захохотал. Громко и немного пугающе, кстати.
— А что, если я с тобой хочу пообжиматься? Не разрешишь? — он резко опустил голову и впился в меня своими черными глазами, в которых танцевали канкан все черти ада.
Я даже растерялась. Воздух будто бы ватой встал в горле, и было невозможно трудно ответить, но я все равно нашла в себе силы и привела самый главный аргумент:
— Ты тут мне не придумывай! Я на
тебя сестре пожалуюсь!Но эта угроза на него не подействовала так, как я думала. Конечно же, он решил поддержать перепалку и сказал самое веское, важное, то, что может прекратить на корню спор между половозрелыми людьми, в каком бы он ключе не велся, сказав:
— Дура!
Я только закатила глаза. Ну как можно серьёзно говорить с этим человеком, скажите мне пожалуйста?
И вообще, как с ним можно говорить, когда мое сердце разрывается на несколько частей. Одна часть рвется искать пропавшего малыша, вторая часть бьется в бесконтрольной ревности к Натали, а третья… Третья часть алчет его объятий. Мне жутко захотелось вернуть его руки туда, где они и были до этого, чтобы эти горячие ладони скользили по бедрам, груди, вжимали в его стальное тело, будто бы отлитое из бронзы.
И поэтому я тоже поступила также, как обычно поступают взрослые, умные. Воспитанные люди. Я сказала:
— От дурака слышу!
Пашка хмыкнул, и, не сводя своих греховных глаз (которые, скорее всего, он унаследовал от какого-нибудь кровожадного пирата из своей родни), пророкотал:
— Вот двадцать пять лет девке, а мозгов как не было, так и нет!
Я запыхтела как закипающий чайник, но потом подумала, что, рассорившись, делу не помогу. И решила проглотить все ругательства, что уже щипали язык.
Паша с удовольствием наблюдал за внутренней моей борьбой и даже языком цокнул, выражая одобрение.
— Думаю, нам надо вернуться к началу, я практически впервые протянула ему руку дружбы.
— Согласен.
И мы вернулись к дому Натали. Тут Павел напрягся, это я увидела по его спине- она прямо ходуном заходила. Он сделал мне знак остановиться и замолчать, и пропал в темноте высаженных вокруг дома деревьев.
Я заволновалась. Зачем ему понадобилась Натали? Неужели ее разглагольствования о сексе все-таки повлияли на него? И он пошел за добавкой, потому что не получил сейчас того, что ему так нужно?
Но Пашка оказался как всегда выше всяких похвал. Через несколько мгновений он объявился снова, держа в руках какие-то листья. Он мял их и обнюхивал, а когда листья превратились с кашицу, пустив белесый сок, лизнул кончиком языка.
Тут же скривился и сплюнул на землю.
— Это очень плохо, — сказал он тут же помрачнев.
— Что такое? Что случилось? — заволновалась я, и от накативших эмоций схватилась за его руку.
И тут же отпрянула — казалось, что меня ударило током, обдало кипятком, ударила молния. В общем, мне снова жутко захотелось впиться губами в его губы.
Паша, озадаченный находкой, моего состояния не заметил и, подняв голову, сказал мне:
— Веру отравили этими листьями, и Миша тоже их пробовал. Потому он и стал медведем, а Вера..
Я тут же вернулась с небес на землю. Боже мой! Как же так?!
— Так! Это сделала Натали! Но зачем ей травить ребенка?
Паша почесал подбородок и ответил медленно, размеренно:
— Она его не травила. Эти листья старой липы, древнего дерева с проживающим внутри духом. Его листья пробуждают спящий в человеке дух, если он есть и совершенно безвредны, если его нет.