Мой позывной «Вестница»
Шрифт:
И она указала на стоявшего между офицерами приземистого невысокого француза, в измятой и грязной генеральской шинели, и нелепом женском чепце на голове, вдобавок, еще, как будто, спавшего.
Раздался тихий щелчок, и знатный пленник очнулся. Он недоуменно захлопал газами, затем, видимо, сообразив, что находится в стане врага, принялся лихорадочно шарить по карманам, в поисках какой-то очень нужной ему вещи.
— Вы не этот пузырек ищете, сир? — спросила дама, по-французски, разом вернув пленника к печальной действительности.
— Верните мне мой яд! — закричал в отчаянии Наполеон,
Но дама, которая, была не только значительно выше Бонапарта, но и, по всей видимости, сильнее пленника, просто высоко подняла руку со склянкой. Она подозвала к себе поручика, тот отодвинул заслонку печи и швырнул склянку на еще тлеющие уголья.
Бонапарт осознал тщетность своих стараний и вдруг вспомнил, что он все еще находится в чепце и выглядит в этом женском наряде совершенно нелепо. Он беспомощно обернулся, и тут другой военный, казачий вахмистр, пришел на помощь и протянул ему знаменитую треуголку.
Наполеон сдернул несчастный чепец, натянул свою шляпу и засунул кисть правой руки за лацкан шинели. Теперь он почти обрел свою всегдашнюю уверенность.
— Сначала он подумал о жизни, а потом о чести, — отметила про себя дама.
— Надо же, действительно, Наполеон Бонапарт собственной персоной, а я подумал чучело огородное, — съязвил удивленный Кутузов.
— Это ты хитрый северный лис опять перехитрил меня, — воскликнул тот, глядя в упор на фельдмаршала.
— Я рад приветствовать Вас, сир, в своей ставке, но я здесь совершенно не при чем, — ответил русский военачальник, также твердо глядя на своего врага.
— Извините, но это я, сир, вместе со своими друзьями изволила взять Вас в полон, — вступила в разговор дама в ослепительно белой меховой мантии.
— Но кто Вы такая? — не сдержал досады монарх, — и по какому праву Вы суете свой нос в такое мужское дело, как война.
— По праву русского человека, которое Вы растоптали, напав на нашу землю! — оборвала говорившего дама.
— Сир, а как Вам отдыхалось в Москве? — тонко улыбаясь, перевел разговор в другое русло генерал-фельдмаршал.
— У вас варварский народ и градоначальники такие же варвары, — раздраженно ответил Наполеон, — в цивилизованной Европе хозяева покоренных городов приносили мне ключи от своего города, а ваш граф Ростопчин сжег вашу столицу, лишь бы она не досталась победителю.
— Ну да, и Кремль он тоже приказал взорвать, сразу после Вашего ухода, — дипломатично заметил Кутузов.
— Полноте, Ваше Величество, — опять вступила в беседу дама, — Вас послушать, так — французы и муху не обидят. И зачем только пришли они на русскую землю?
Весь этот разговор происходил, разумеется, на французском языке, на котором в те годы разговаривала вся российская просвещенная знать. Даме казалось, нет она была уверена, что Бонапарт не осознает, в каком положении он оказался и все еще мнит себя если не хозяином мира, то, хотя бы, его половины.
— Я не один раз пытался договориться о мире с вашим Государем, но он как будто не слышал меня, — уклончиво отвечал Бонапарт.
— Это,
сидя в Московском Кремле, Вы хотели поболтать с русским царем? И еще удивляетесь, что он Вам не ответил. Возможно, Государь до сих пор в обиде за Тильзитский мир, да и Ваше нашествие на Россию не добавило ему хорошего настроения, — продолжал ерничать Кутузов.— Наверное, я был не совсем прав, когда решился начать поход на Россию, — Бонапарт заметно поубавил спеси.
— Французская армия, когда вторглась на нашу землю, превышала полмиллиона, сейчас, после Смоленска, она уменьшилась почти в двадцать раз. Так что, Ваша Великая армия вот-вот прикажет долго жить, — подвел не утешительные для Бонапарта итоги русский князь.
— Нет, эти властители явно теряют связь с реальностью, особенно когда долго находятся в зените славы, — продолжала делать про себя горькие заметки дама в белом.
Препирательства с императором продолжались довольно долго. Денщик старого князя успел заменить свечи в подсвечнике, который теперь он держал в руках, а господа все продолжали и продолжали спорить. Наконец, дама начала замечать явное смятение в глазах плененного монарха. И он, неожиданно выдернутый, подобно репке, из своего окружения, вдруг осознал реальное положение дел. Но это было только начало того страха, который в дальнейшем будет все больше и больше овладевать им в предчувствии неминуемой гибели.
— Я думаю, сир, Вам самое время признавать ошибки, а не то я прикажу отдать Ваше Величество моему Государю или британскому посланнику, который меня поедом ест за слишком благодушное отношение к французам. Уж эти гордые бритты сумеют из Вас все жилы вытащить и в якорные канаты свить, — мстительно пообещал русский военачальник.
— Нет, не надо меня отдавать Вильсону, у меня с британцами давние счеты, — явно начинал трусить Бонапарт, — я готов признать, что был не прав, тысячу раз не прав, придя в Вашу страну с войной. Здесь все нас ненавидят и норовят убить. Все: от генерала, до простого крестьянина. Но я еще раз повторю, что вы, русские, самые настоящие варвары, вы и воюете как варвары. А эти ваши партизаны, способны довести просто до помешательства.
— Пообещайте, сир, что никогда в жизни Вы больше даже не взглянете в сторону России, — грозно нахмурил брови Кутузов.
— Истинным Богом клянусь, никогда больше не вступать на Русскую Землю, — приниженно обещал Бонапарт.
— Наконец-то до него дошло, и он по-настоящему испуган. Он еще долго будет изображать из себя бесстрашного властителя, но пережитый здесь ужас будет пожирать его изнутри. Ради одного этого и стоило, пожалуй, затевать похищение Наполеона, — отметила про себя дама.
— Ну что, Екатерина Ивановна, может быть, поверим обещаниям французского императора? — заговорщицки подмигнул даме фельдмаршал.
— Я уж, и сама не знаю, может быть, действительно, стоит вывести его на Смоленскую дорожку, да дать хорошего пинка, чтобы катился он с остатками своей армии до самой Березины? — ответила дама по-русски.
— Ребята, — обратилась дама к своим сопровождающим, — может быть, вы справитесь с этим делом без меня, а я тут пока чайку со светлейшим князем выпью, если он его мне, конечно, предложит.