Мой Рагнарёк

А потом я, невменяемый, оплеванный тьмой, но все еще живой, несмотря ни на что, оказался совсем рядом с пятном тьмы, которое было пастью Змея. Она больше не пугала и не завораживала меня – наверное, просто потому, что я слишком устал. К тому же я успел привыкнуть к факту ее существования, принять ее как малоприятный, но вполне обыденный фрагмент реальности.

Я не раздумывая шагнул вперед. Это не было осознанным решением, просто я даже не успел подумать, что можно притормозить. И лишь тогда с изумлением понял, что рядом полным-полно желающих повторить мой нечаянный подвиг. Мои спутники, мои невезучие ландскнехты, которым я с самого начала не сулил никакого жалованья и даже не обещал отдать Вечность на разграбление, мои «мертвые духом», ненадолго восставшие из своих могил, мои бессмертные герои и перепуганные дети – черт бы их побрал! – слишком серьезно отнеслись к нелепому приказу своего непутевого полководца, безвкусному лирическому восклицанию, неуместной цитате. «Кто любит меня, за мной!» – что ж, их можно понять. В этой фразе действительно есть нечто неотразимое.

Глотка Змея оказалась слишком тесной для нас, я явственно услышал тихий царапающий звук, что-то вроде покашливания.

«Ага, подавился, гад!» – злорадно подумал я, пробираясь все глубже.

А потом обступившая нас темнота вдруг рассыпалась, превратилась в мириады невесомых хлопьев, которые медленно оседали на землю и исчезали, соприкасаясь с ее теплой поверхностью, таяли, как непутевый майский снег под лучами полуденного весеннего солнца. Случилось то, о чем я смутно знал с самого начала: наваждение рассеялось, никакого Мирового Змея больше не было, а я еще был, и мои люди оставались рядом со мной, ошеломленные собственной дерзостью и сказочной фальшью счастливого финала.

– Воля Аллаха свершилась, Али! – воскликнул Мухаммед. – Ты одолел все зло этого мира, и теперь…

«Все зло этого мира?» Да ну тебя, куда уж мне! И боюсь, что как раз Аллах будет не слишком мною доволен, – вздохнул я. – Вообще-то мы с ним договаривались о другом… Ну да ладно, плевать! Ты здесь еще, Отец битв?

– Да, здесь.

Судя по тону, Один был весьма удивлен тем, что он до сих пор никуда не подевался.

– Вот тебе и твой хваленый Рагнарёк! Какое-то дурацкое наваждение, не более того… Ты рад? – спросил я.

– Я мог бы сказать, что рад, дабы доставить тебе удовольствие. Но я больше не знаю, что такое радость, – обстоятельно объяснил он.

– Я тоже. Того парня, который это знал, больше нет. А я – так, незваный гость в его подержанном теле…

– Кем бы ты ни был, но тебе удалось победить судьбу.

Я услышал мелодичный голос эльфа и лениво удивился: неужели и эти загадочные ребята поперли следом за мной в пасть Змея?! Уж им-то это точно на фиг не было нужно.

– Вопрос в том, стоило ли ее побеждать? – печально добавил эльф. – Вместо того чтобы пройти через Врата, ты разнес их в клочья, и что теперь?

– Теперь? Теперь ничего, наверное. Знаешь, у меня в свое время был один смешной приятель. Когда парень напивался, ему повсюду мерещился Махатма Ганди и он начинал истошно вопить: «Все, что мог, я для индийского народа сделал!» Так вот, я тоже сделал все, что мог. И чего не мог заодно. Самое время подавать в отставку.

– А солнце все-таки погасло, да? – жалобно спросила Доротея. – Я думала, что теперь оно снова появится на небе, станет светло и все вернется.

– Напрасно ты так думала, – сухо сказал я. – Мы все были молодцами и действовали так хорошо, как могли, но никаких наград нам не светит. Это было ясно с самого начала – разве не так?

– Ты слишком жесток, – укорил меня эльф. – Твои люди переступили через себя, чтобы последовать за тобой. Можешь мне поверить, им было куда труднее, чем тебе!

– Я не жесток. Просто мне нечего им предложить.

– Есть, – напомнил эльф. – Ты ведь обещал Афине, что все смогут «уйти вместе с ветром». Но когда дошло до дела, ты почему-то отпустил только ее. Неудивительно, что она тебя укусила!

– Стерва, – нежно сказал я. – Маленькая кусачая сероглазая стерва! Злая, но справедливая. Если бы этот чертов ветер принес ее обратно… Но он не принесет, правда?

– Не принесет. Тебе ничего не светит, Владыка. Ничего, кроме вечного одиночества, ибо такова плата за могущество, ты и сам знаешь… А теперь призови ветер, полководец. Посмотри на своих солдат: они легки и свободны, и их глаза блестят, как глаза бессмертных. Отпусти их с миром!

– Да, конечно, – устало сказал я. – Странно, я только сейчас понял, что почти сознательно удерживаю их при себе, потому что смертельно боюсь остаться один на краю умирающего мира, под этим переменчивым небом, не похожим на то, под которым я привык бродить… Спасибо тебе, дружище! Хорошо, что вы были рядом со мной. Хотя я-то думал, что мне понадобится помощь совсем другого рода. Ну знаешь, всякая романтическая чушь.

– Действительность всегда проще, чем вымысел. И гораздо страшнее, правда? Вокруг полным-полно драконов, которые то и дело пожирают нас заживо, изо дня в день, так что мы перестаем обращать на них внимание и считаем, что это и есть нормальная человеческая жизнь.

– Это правда, – согласился я. – Ты говоришь так, словно знаешь, что это такое – быть человеком. Впрочем, наверное, ты действительно знаешь.

А потом я лег на спину, закрыл глаза и расслабился. Я откуда-то знал, что мне не придется призывать ветер. На этот раз от меня требовалось только одно: НЕ МЕШАТЬ его прохладным потокам пронестись над моей головой, стирая остатки реальности, как пыль с подоконника.

– Ты еще здесь, Али, или с нами осталось только твое бренное тело?

Голос Мухаммеда вернул меня к жизни. Не могу сказать, что я был рад к ней вернуться. Это самое «бренное тело» мучительно ныло, словно меня в течение долгого времени подвергали жестоким пыткам, голова весила несколько тонн, а на душе дружно скребли все представители кошачьего племени, включая Настасью Кински и Малколма Макдауэлла из одноименного кинофильма.

– Я еще здесь, – неохотно признал я, закончив малоутешительную ревизию собственных потрохов. – И ты еще здесь? Почему ты не ушел?

– Как я мог уйти? Я жду, пока нас с тобой призовет Аллах.

Я вспомнил о его талантах и поморщился: уж если этот дядя вбил в свою упрямую голову, что нам срочно надо к Аллаху, значит, так оно и будет, не отвертишься!

– Это было самое восхитительное зрелище. Жаль, что ты его не видел.

Я обернулся и даже не сразу узнал Одина: глубокие морщины на его лице разгладились, на губах блуждала мечтательная улыбка.

– Чего я не видел?

– Ты не видел, как уходили твои люди. И мои родичи, и Олимпийцы, и эльфы, и еще какие-то твари – я и не заметил, когда и откуда они появились! Но ушли они все вместе, словно между ними никогда не было никаких различий. С юга дул удивительный ветер, его потоки были окрашены в дивные цвета, названий которых я не знаю. Он унес всех, и по их лицам можно было понять, что они весьма довольны своей участью.

– А почему ты не ушел вместе со всеми, если уж тебе так понравился ветер? – спросил я.

В глубине души я подозревал, что этот гордец просто побрезговал разделить общую судьбу. Ребята вроде Одина всегда предпочтут попасть в ад для избранных, если им скажут, что рай – для всех.

– Я хотел уйти с ними. Но знаешь… я подслушал, о чем ты там шептался с эльфами.

– Да? Ну и что?

– Ты признался им, что боишься остаться в одиночестве, – объяснил Один. – А ведь я твой должник. Я не знал, что твой соратник тоже пожелает остаться. Впрочем, это ничего не меняет. Мы с тобой неплохо ладили, даже когда были врагами, и я подумал, что могу тебе пригодиться, что бы ни случилось.