Мой самый любимый Лось
Шрифт:
Лось со своим ноутбуком переместился в гостиную, и Анька притащилась с плиткой шоколада, чашкой чая и гаджетом к своему любимому мишке, к камину. Завалившись на живот, задом к Лосю, чуть разведя колени, она то скрещивала поднятые вверх ножки, то игриво их разводила, делая вид, что увлеченно колупается в телефоне и что-то читает.
Бубнение Лося то стихало, то возобновлялось, и Анька, лопающая шоколад, с интересом размышляла, а смотрит Лось в ее сторону или нет? И как это проверить?
Во время особенно интенсивного лосиного бубнежа Анька чуть развела ноги в стороны, и Лось поперхнулся и закашлялся. Ага, значит, смотрит. Вот, смотри и мотай на ус. Сейчас Акула припрется, и что же он увидит? Ай-ай… эта розовенькая круглая попка, которую только ты
— Анья, — позвал внезапно Лось, и голос у него был такой, словно Лось умирал в смертельной тоске. — Ты не могла бы… одеться?
— Зачем?! — удивленно произнесла она, оглянувшись на мужчину поверх обнаженного плечика. — Дома тепло же. Красота!
Лось не ответил. Он сидел на диване, и вид у него был слегка потерянный. А вот мягкие домашние брюки типа тренировочных как-то странно топорщились в районе паха.
«О-о, — подумала Анька, — побочный эффект! Вот об этом-то я реально не подумала, а надо было б. Черт, неудобно как вышло!»
— Ну Лосик, — пропищала пристыженная Анька, поднимаясь и осторожно приближаясь к нему. — Ну, прости. Мешаю, да? Давай я в спальню уйду…
— Две ошибки, — замогильным голосом произносит Лось, глядя Аньке в ее бесстыжие глаза. — Я был невнимателен и допустил две ошибки. Это недопустимо. Хорошо, что я вовремя заметил.
— Я не подумала! — пропищала Анька, чувствуя, как пылают ее щеки. — Лось, ты святой. Папа меня убил бы и за одну ошибку, если б я ему мемшала. Прости! Я сейчас…
— К-куда пошла…
Аньке не удалось прошмыгнуть мимо. Лосиные лапы жадно сгребают ее, и Анька сидящей оказывается на его коленях, лицом к лицу. Его жадные руки впиваются в мягкую кожу на ее бедрах, на ягодицах, и Анька ахает, чуточку напуганная его жестокостью, с какой он ее тискает и как внимательно, не мигая, он смотрит в ее лицо.
«Довела мужика, дура!» — думает она, робко целуя жадного Лося сладкими шоколадными губами.
Но ему мало этого шоколадного невинного поцелуя. Он обхватывает Аньку, прижимает ее к себе так, что она и пошевелиться не может, и прихватывает губами ее шоколадный сладкий язык, посасывает и ласкает его своим так, что Анька повизгивает, пытаясь сжать ноги и привстать. Ей кажется, что от мгновенно вспыхнувшего возбуждения, которое Лось вдохнул в нее вместе с поцелуем, ее живот наполняется почти оргазменными спазмами, промежность воспламеняется и может прожечь дыру в лосиных штанах. Но Лось не позволяет ей отстраниться и прижимает крепче, практически усаживает горячим мокрым лоном на свой вставший член, оттягивающий одежду, прижимает к нему, заставляя прочувствовать весь масштаб его возбуждения.
«Вот что ты наделала! — словно говорил укоризненный Лось. — Как теперь это исправить, а?»
— Ло-осик, — напуганная его напором, пищит Анька, хватая воздух между исступленными поцелуями, но Лось неумолим. Он настроен более чем решительно. Перехватив Аньку, словно тряпичную куклу, за талию, он закидывает ее себе на плечо, и та взвизгивает, думая, что сейчас он врежет ей по голой заднице своей широченной ладонью. Но выходит все хуже — и вместе с тем намного, крышесносяще лучше. Пальцы Лося скользнули по ее мокрой промежности, чуть коснулись возбужденного клитора, растерли сок желания по влажным губкам, а затем безжалостно и резко вошли в анус, глубоко, чувствительно, так, что Анька заверещала и закрутила задницей.
— Я сейчас выдеру тебя, террористка, — на ухо оповестил ее Лось, безжалостно двигая пальцами в ее теле так, что Анька, закинутая на его плечо, могла только беззвучно хватать широко раскрытым ртом воздух. — Ты ведь нарочно это делала? Да? Нарочно?
Анька не отвечает; она не может ответить. Перед ее глазами вспыхивает столько звезд, что хватит на пару новых галактик, она может только горячо и шумно дышать, захлебываясь стонами, прямо на ухо Лосю, выдавать ему порцию жалких крикв, напрягая бедра и стыдливо возясь на его пальцах, терзающих ее тело сзади.
А Лось, кажется, здорово разозлен. Его жесткие пальцы цепляют Анькину задницу, словно крючок, встряхивают бесцеремонно и грубо, и Анька воет, обхватив Лося за шею, жалко скулит. От этой жесткой чувствительной ласки пот тонкой струйкой течет меж ее лопаток, и Лось, цепко удерживающий Аньку, погружает пальцы в нее все дальше и дальше.— Будешь еще так делать? Будешь?
— Бу… ду…
Он безжалостно и даже грубо тянет ее задницу вверх, заставляя приподняться, его рука скользит под Анькиным напряженным животом, и она знает, что сейчас будет. Он освобождает от одежды напрягшийся, набухший член и направляет его меж Анькиных дрожащих бедер. Снова обхватывает Аньку за талию и тянет ее вниз, принуждая усесться на его член, почти с болью, и Анька чувствует, что ей абсолютно нечем дышать, а живот наполнен — нет, переполнен возбуждением и приятной пульсирующей тяжестью. Лось нарочно безжалостен, он нарочно натягивает ее так — чтобы она прочувствовала каждый миллиметр его члена, — и Анька понимает, что от этого лосиного зверства у нее даже крыша едет, едва не до обморока. Впервые в жизни она чувствует мужчину так остро, и впервые понимает, что ее берут со звериным желанием, от которого одновременно становится страшно и что-то сладко спазмирует в животе.
Он смотрит в ее глаза, жестко и безжалостно заставляя принять его полностью, ловя умоляющее выражение и наблюдая, как веки ее дрожат и опускаются. Анька поплыла от глубокого, немилосердного проникновения, и Лось снова укладывает ее на свое плечо, чтобы слушать ее горячее, задыхающееся дыхание.
— Двигайся, — велит он и тянет ее задницу пальцами вверх.
— Не могу, — выдыхает Анька, чувствуя себя максимально растянутой, распятой, и Лось усмехается.
— Можешь, — шепчет он, немилосердно задирая ее задницу вверх и опуская ее вниз. — Можешь!
Анька кричит; обхватив его за шею, уткнувшись мокрым лбом в его плечо, она позволяет трахать себя — безжалостно и жестко, обмирая при каждом глубоком проникновении. Жесткие пальцы Лося поглаживают ее изнутри, находя какое-то местечко, от прикосновения к которому Аньку трясет, как в лихорадке, и она воет жалко, совершенно по-животному, извивается, не в силах контролировать себя, и вжимается в тело Лося, чувствуя, как его член, на который она теперь насаживается сама, терзает ее.
— Прошу, прошу, — стонет она, но беспощадный Лось усмехается.
— Я же предупреждал, — сладко говорит он, с удовольствием наблюдая Анькину агонию, — пощады потом не проси.
Он привлекает девушку к себе, целует ее, запуская язык в ее рот, лишая ее возможности кричать, и Анька стонет, сходя с ума, потому что ей кажется, что он берет ее в рот совершенно так же, как и снизу.
— Анри, Анри…
— Как заговорила! Уже не Лось?
Однако, он щадит ее, стаскивает с себя и бросает на диван, ставит на колени, растаскивает ноги пошире — и снова берет, сзади, нетерпеливо, жестко, обхватив за талию и натягивая Аньку снова беспощадно, так, что она ворчит, и стонет, когда Лось начинает двигаться — беспощадно, быстро, толкаясь глубоко и сильно.
Анька не может произнести и слова. Из ее горла рвется то ли вой, то ли стон, она извивается в крепко схвативших ее руках Лося, терзая побелевшими пальцами обивку дивана, и громко выкрикивает, когда коварные пальцы Лося снова безжалостно входят в нее сзади. Эти ощущения парализуют Аньку, она наваливается грудью на диван и может только скулить и дрожать, чувствуя, что подступает наслаждение, которого она желает и боится одновременно.
— Анри, — стонет она, — пожалуйста…
Она не знает сама, о чем просит. То ли о пощаде, то ли о поддержке, потому что боится оргазма в первый раз в жизни. Но Лось звонко шлепает ее по розовой заднице, отчего она вскрикивает и сжимается, и разрядка наступает тут же, такая же острая, как боль от шлепка. Анька кричит, не понимая, что бьется, насаживаясь на член Лося сама, не ощущая его ладони, поддерживающей ее под живот, кончает, вздрагивая всем телом.