Мой самый любимый Лось

Объяснить это можно было только сильной страстью, обоюдной любовью, которая сводит с ума, которая не слушает доводов разума, слов друзей, родни, никого. Потому что в целом мире существуют только двое влюбленных, и больше никого.

«Любил ее, сохатый, — с горечью подумала Анька, рассматривая тонкие черты женщины, ее точеный носик и невероятной красоты губы — кажется, настоящие, не дутые. — Голову вместе с рогами терял. Что ж разбежались? Постарела? Надоела? Или она сама от него ушла? Акула сказал — не изменяла… Да и какое изменяла, какое ушла, если она так на него смотрит…»

Ингрид и в самом деле смотрела на Лося особенно; Анька со стыдом поймала себя на мысли, что сама не сумеет выразить одним только взглядом столько нежности, любви и печали одним только взглядом.

«Ну, я же и не королева красоты, и не модель, которые умеют играть своими лицами!» — сердито подумала Анька.

Ингрид стискивала трогательно-худенькие ладони, крутила на пальце кольцо, словно хотела спрятать его от нее, от Аньки, тактично скрывая, кем приходится Лосю, а Лось молча и зло сопел, исподлобья буравя Аньку взглядом, в котором, казалось, кипел ад.

— Ингрид сейчас уходит! — рявкнул Лось, делая над собой усилие и выбираясь из-за своей баррикады из стульев. Нет, он точно ее не бил — потому что для того, чтобы ухватить ее за локоть и потащить к выходу, он сделал над собой усилие. Огромное усилие, которое выписало на его лице остервенелую ярость и брезгливость — до тошноты, до помутнения.

«Господи Боже всемогущий, — подумала Анька в ужасе, отскочив с пути этой странной парочки. — Да что такого она натворила, что он такой злой?! Он орет, будто это она стреляла в Кеннеди…»

Ингрид, несмотря на то, что была соперницей Аньке, не выглядела ужасной злодейкой, порочной и коварной женщиной. Напротив — ее было отчего-то щемяще жаль. Она была красивая, но ужасно потерянная и какая-то надломленная; ее длинные стройные ноги при ходьбе дожали и подгибались, словно у загнанного жеребенка, и ее тихие отчаянные мольбы выдавали полное отсутствие сил бороться, хотя она пришла сюда именно за этим.

Вымолить у Лося хоть одно доброе слово. Но Лось остался глух к ее мольбам.

И на фоне ее беззащитной бессильности его кипучая ярость казалось просто ужасным, бессердечным зверством. Аньке было очень страшно, когда Лось проволок бывшую жену к выходу и там буквально оттолкнул от себя, словно бросая куль с грязным вонючим тряпьем. Что ж надо сделать, чтоб довести его да такого исступления, почти до истерики? А вдруг и Анька что-нибудь подобное выкинет? И что тогда — получит от Лося вместо поцелуя такую же слепую ненависть!?

«Елкины, ну не трансвестит же она, в самом-то деле! — мелькнуло в голове Аньки. — За это фееричное на*балово можно злиться, конечно, но ведь это не так?!»

— Уходи, — рыкнул Лось, даже трясясь от исступления. Он понимал, что его видит Анька, понимал, что пугает ее, изо всех сил старался держать себя в руках — и не мог. Словно наяву, Анька услышала еще один гаденький смешок Акулы. Кажется, он знал, как Лось реагирует на Ингрид и нарочно ее сюда послал, чтобы Анька полюбовалась на этот спектакль.

* * *

— Что случилось? — спросила Анька, когда двери за Ингрид закрылись.

— Ничего, — сухо ответил Лось.

Но ничего — это была, конечно, ложь. Когда не случается ничего, так по дому не бегают — словно отыскивая убежище, словно спасаясь от щемящей боли, которую не унять ничем, ни успокоительными, ни алкоголем, ни поцелуями и объятьями.

Когда не случается ничего, так не маются — Анька с ужасом вжалась в стену, не узнавая спокойного и добродушного Лося, который теперь был словно одержим и места себе не находил.

— Что ты делаешь?!

Лось, словно что-то надумав, кинулся наверх, в спальню, и Анька в испуге последовала за ним. В ее голову отчего-то пришла странная, пугающая мысль — вот сейчас Лось где-нибудь в гардеробной отыщет пистолет, выскочит вслед за Ингрид и выстрелит в ее спину — настолько одержимым он выглядел.

Но, ворвавшись вслед за ним в ванную, Анька встала столбом, мало что понимая. Лось с остервенением… мыл руки. Намыливал и яростно тер ладони мочалкой, словно коснувшись Ингрид, он выпачкался в зловонных нечистотах.

— Что происходит?..

— Ничего, — так же мертво ответил Лось.

— Ты поранишься!

Анька решительно шагнула вперед, закрыла бьющую в красные, распаренные ладони воду — кажется, Лось даже не разбавил кипяток холодной водой, — и мужчина замер, сгорбившись, уткнувшись ладонями в раковину, опустив голову и переживая последние, самые мучительные отзвуки бессильной ярости.

— Что между вами произошло? — осторожно вытаскивая из-под его пальцев веселую розовую мочалку, произнесла Анька. Лось вздрогнул, приподнял руку, и девушка успела заметить, как он коснулся большим пальцем безымянного — так, словно поправлял треклятое обручальное кольцо.

«Фантомные боли, — с усмешкой подумала Анька, чувствуя, как ее собственное сердце просто разрывается от сумасшедшей ревности. — Болит, сохатый? Удалил давно, а ноет до сих пор? Наверное, сильно любил ее? Вырывать, резать пришлось по живому? Может, и до сих пор любишь, если так болит? А меня, сохатый? Так же будешь любить, или не сможешь? Места в сердце больше не найдется, и я так, бледная копия? Со мной так же будет, или все? Наигрались?»

— Мы разошлись, — тихо ответил Лось, с трудом взяв себя в руки, понимая, что своим бешенством не только пугает, но и отталкивает Аньку. А ему этого очень не хотелось бы; Анька видела, как он старается, состыковывает разорванное, словно бумажный лист — в клочья, — спокойствие, и это усилие говорило о его намерении все исправить намного громче слов. — Давно. Лет семь назад.

— Долго прожили вместе?

— Всего несколько месяцев, — ответил Лось привычным спокойным тоном. Глядя, как он неспешно отирает красные, распаренные руки полотенцем, расстегивает и закатывает мокрые рукава, Анька не могла отделаться от мысли, что Лось на ее глазах прячется в какую-то воображаемую защитную раковину, снова цепляя бесстрастную маску. Его лицо разглаживалось, исчезали резкие морщины на лбу, меж бровей, прежде цинично сжатые, его губы теперь невесело улыбались, и исступленная ярость в серых глазах сменялась на тоскливую, глухую задумчивость.

— Что она такого сделала? — Анька не могла не задать этого вопроса. — Нет, я понимаю…

— Не понимаешь, — резко прервал ее Лось, да так, что Анька вздрогнула и отшатнулась от него. Увидев, что напугал ее, он тотчас устыдился своей резкости, поднял на нее взгляд и, смягчив голос, повторил. — Не понимаешь. И я очень хочу, чтоб никогда не поняла. Не нужно спрашивать. Просто думай, что она… предала меня. А я не прощаю предательства. Не умею. Не хочу.

От того, как он это сказал, у Аньки по спине пробежали мурашки. Лось думал сейчас не о ней, не об Аньке — об Ингрид, о ее поступке, который та совершила, который отвратил его от нее. Все его мысли были заняты ею, и Анька снова испытала горький, невыносимо горький привкус отчаяния и ревности.