Мой самый любимый Лось
Шрифт:
Отказывая себе в нормальном питании, Нина могла явиться в ночной клуб и швырнуть все за какой-нибудь коктейль. Тайком выносила из своего магазина вещи — чтобы дома надеть их, сделать селфи, создавая видимость богатой беспечной жизни, и выложить в Инстаграм.
Брала напрокат букеты цветов и опять фотографировалась, томно потупив очи. Якобы поклонник подарил. Да-да.
Перекусывая в обед лапшой быстрого приготовления, вечером томно извивалась перед камерой в красивом нижнем белье в разобранной постели.
И даже кредит взяла, чтобы слегка увеличить грудь по последней московской моде. Сумма на тюнинг понадобилась неприлично
В блеске ярких огней ночных клубов ей казалось, что вот-вот, и ее счастье ее найдет. Она все так же с надеждой вглядывалась в лица, стараясь встретиться взглядом, зацепить, и понять — вот он, тот, кого она так ждала! Но шли серые дни и шумные ночи, похожие одна на другую, грохотала музыка, лился алкоголь, наполняя кровь счастьем и безграничной, как мир, любовью, а ничего не менялось. Наутро все было обычно и привычно: похмелье, раскаяние и серая тоска.
Ни-че-го.
Поэтому Акула, соблазнившийся на прелести Нины, был для нее единственной удачей, единственным мужчиной, который попытался изобразить ухаживания за ней — и единственным билетом в счастливую жизнь. Последним шансом — в изумлении Нина обнаружила, что ей уже двадцать восемь лет, семь лет прошло с момента ее знакомства с Акулой, и за все это время за ней никто не пытался приударить.
Нет, не так.
Приударить, конечно, пытались.
Дарить цветы, звать замуж пытались, но кто?!..
Работяги с завода?!
Лысенький плешивенький вдовец, живущий в соседнем дворе?
Студенты-малолетки, такие же приезжие, как она сама?!
А Акула — это было то, что надо.
Иностранец — это Нина поняла по едва уловимому акценту, придающему его речи особый шик. Богатый — даже пав низко, Акула за раз мог потратить денег больше, чем Нина за месяц. На фоне отлично одетого, приглаженного и ухоженного Акулы Нина остро ощущала свою ущербность и дешевость. Нищета выглядывала из ее кармана старым телефоном, нищета хлюпала отставшей подошвой сапога по серому месиву снега, нищета бурчала в животе, потому что вчера было блестящее ламинирование волос и ногтики со стразиками…
Нина хотела Акулу; но не как мужчину и не как мужа — она одержимо хотела его как вещь, как подарок на Новый год, как цель, к которой стремишься всю жизнь, как мечту! Он был тем праздничным чудом, которое у нее однажды сбылось, которое она могла осязать, трогать, обнимать, и ей хотелось всего-то повторить его. Потому что это чудо было единственным реальным из всех ее мечтаний.
И она начала действовать.
Во-первых, после того, как Анька поделилась с Ниной новостью о том, что видела Акулу в Москве, она словно нечаянно попалась ему на глаза в холле гостиницы и мило улыбнулась, всем своим видом показывая, что узнала, помнит, но не злится на него. Акуле это понравилось; как и ее восторженный щебет за чашкой кофе, посвященный ему. Так и быть, он допустил эту милую девушку до тела.
Второе свидание Нина выторговала у Акулы в обмен на информацию о том, что Анька улетает в Альпы — уж больно тот навязчиво интересовался ею.
И третье он предложил ей сам, войдя во вкус безотказного секса. Он действительно назначил ей свидание на час раньше, чем Аньке, полагая, что надо немного снять напряжение перед разговором с Лосем — ведь и Лося Акула тоже позвал, чтобы тот накрыл неверную невесту в его постели. Однако,
все пошло не так; и когда Акула ни с того, ни с сего позвонил Нине и спешно отменил встречу, Нинка почуяла — вот оно!— Лассе, но эта Анька, — только и успела выкрикнуть Нина, — она гадость…
— Все, мне некогда, — резко ответил он и дал отбой.
Нинка, разумеется, тотчас поспешила на помощь, прекрасно понимая, чем грозит Акуле встреча с Клубом Бывших. Но спешила Нина весьма расчетливо — так, чтобы прийти попозже.
Во-первых, она не так уж горела чувствами к Лассе, чтобы бездумно встать на дороге между ним и Клубом. Недобро усмехаясь, она думала о благотворности наказания. «Меньше будет шляться по бабам», — думала она.
Во-вторых, частично знакомая с планами Клуба, Нина очень хотела стать спасительницей, которой Акула был бы по гроб жизни благодарен. И поэтому она, пришедшая в самый разгар веселья, некоторое время тихонько стояла в коридоре, прислушиваясь к взрывам хохота, доносящимся из-за дверей.
И только когда из номера Лассе удрали стриптизеры, на ходу деля заработанные деньги, Нина ворвалась в номер, сделав вид, что разминулась с негодяями и даже выдавила из себя пару слезинок.
— Лассе! — трагично выкрикнула она, бросаясь к любимому. — Я же предупреждала!..
Акула не отвечал, яростно грызя кляп.
— Ну, ничего, ничего, — пыхтела Нина, заботливой тушей навалившись на бедного Акулу и царапая в замке маленьким ключиком — их Анька милостиво бросила на стол, полагая, что длительное заточение достаточное наказание для Акулы, и вызов МЧС — это уже чересчур. — Ничего… Мы запомним. Мы ей отомстим. Мы просто так не оставим этой пигалице! Мы…
Акула был морально сломлен и уничтожен, и Нина не без удовлетворения отмечала, что даже обретя способность говорить, он не спешит ее обругать и оттолкнуть, и ее навязчивым «мы» не возражает. Напротив — он жался к своей спасительнице, и Нина торжествовала победу, полагая, что с этой минуты они состоявшаяся пара.
«Ну и что, что в зеленке, — хладнокровно думала она. — Зато он на мне женится и увезет отсюда подальше. А вы, идиотки, и дальше прыгайте на шесте, топчите московскую грязь! Мстительницы тупые…».
Глава 22. Свадьба
Анька, затянутая в платье цвета слоновой кости, расшитое жемчугом, не показывала виду, что боится до трясучки, и ссылалась на то, что ей душно. Она тянула через трубочку фреш, почти безвкусный, чуть кисловатый, и томно обмахивалась каким-то журналом. Если бы не Марина рядом с невестой, Анька бы наверняка рыдала, припав Лосю на грудь и разукрашивая его белоснежную рубашку потеками туши и розовыми пятнами помады.
Но Марина была рядом; она отвлекала разговорами трясущуюся, как сердце загнанного зайца, невесту, поправляла ее прическу — блестящие гладкие пряди, — и Анька оставалась на месте, хотя ей хотелось выкинуться на балкон, на внезапно ударивший крепкий морозец, и кричать на всю февральскую Москву о том, что ее свадебный лимузин опаздывает, и что из-за дурацкой машины все сорвется, и Лось передумает и умчится, и…
Много еще чего.
— Не волнуйся, Эду его держит, — хихикая, сказала Марина, в сотый раз оглядывая перепуганную невесту с ног до головы. — Никуда он не денется. Да и нет у твоего Анри такого желания — сбежать. Может, позвать его? Ты ж сама его попросила выйти.