Мой сводный грех
Шрифт:
— Просто мы очень переживали за тебя… Ты могла хоть как-то предупредить, что решила поехать в зоопарк!
— Если бы могла, я бы предупредила, — улыбаюсь я.
Так нелепо.
Отец возвращается к матери. Наташка садится в плюшевое кресло персикового цвета и смотрит то на меня, то на Максима.
— Мне очень жаль, что самый лучший день в твоей жизни случился не со мной, — разочарованным голосом произносит мой жених. — Но я надеюсь, что смогу усвоить урок и после свадьбы наверстаю упущенное. Я постараюсь сделать каждый твой день лучше этого…
Он
Я прикрываю глаза на несколько секунд и кладу ладони на грудь своего жениха, мягко отталкивая его от себя.
В доме уже всё успели убрать, и не осталось и следа от погрома, который был устроен здесь для того, чтобы выкрасть меня. В окно замечаю, как по лужайке носятся люди с сачками. Наверное, вылавливают лягушек. Бедные земноводные…
— Я очень устала, и если вы позволите мне пойти к себе…
— Да, я вызову такси, поеду домой! Завтра расскажешь мне всё! — улыбается Наташа.
— Я подвезу. Всё равно невеста не настроена на откровенный разговор, — сухо вмешивается Максим.
Он целует меня в висок и шепчет:
— Ещё раз с днём рождения, малыш…
Наташа крепко обнимает меня и семенит за Максом к его машине. Входная дверь закрывается за ними, и я смотрю на родителей.
Мама взрывается. Я так и знала, что она держит лицо перед чужими людьми.
— Безрассудная! Какая же ты безрассудная, Алёна! Не думала я, что ты когда-то станешь такой же, как он…
— Кто он, мама? Твой сын, которого ты постоянно упрекала и унижала во всём? — не выдерживаю я и спешу подняться по лестнице, потому что, если она продолжит препирания, мы поругаемся. Впервые за эти годы… И серьёзно…
Поднявшись в свою комнату, я закрываю дверь на щеколду, падаю на кровать и снова прокручиваю в голове прошедший вечер. На моих губах теплится улыбка, а по щекам текут слёзы.
Мама начинает стучать в комнату и кричать, что она не закончила, что я плохая дочь.
— Как ты посмела упрекать меня в неправильном воспитании? Алёна, открой сейчас же! Ты меня слышишь? Открой дверь! Я хочу видеть твоё лицо, когда говорю с тобой. Откро-о-о-ой!!!
А я не хочу никого видеть сейчас, поэтому закрываю лицо подушкой и начинаю не просто плакать, а реветь, как раненая львица, у которой отняли самое дорогое и самое ценное.
POV Дэн
Квартира у Кости встречает непривычной тишиной – видимо, он остался ночевать у одной из своих многочисленных подруг. Хорошо, что здесь никого нет – я не готов к тому, чтобы лезли в душу и ворошили всё то хрупкое и красивое, что созрело, расцвело во мне. Хочу оставить это только для себя, и ни для кого другого.
Включаю воду в душе, встаю под ледяные струи.
Капли огибают всё моё тело, бьют по макушке, облепляя волосами лицо, и я прикрываю глаза.
И в этот момент передо мной как наяву встаёт ОНА. Самое совершенное, чистое, доброе и прекрасное создание, какое я когда-либо встречал на этой земле. Алёна смотрит
на меня своими добрыми, ясными глазами, и в них лампадой теплится нежность. Мне даже больно от этого видения, в грудной клетке что-то начинает свербеть и недовольно перекатываться камнями.Мне очень хочется выйти из ледяного водного плена и взять в руки телефон, написать ей что-то, узнать, как прошла встреча на Эльбе – с неблагожелательно настроенными родственниками – но я прекрасно понимаю, что этого делать нельзя.
И вообще нам лучше больше никогда не видеться, не встречаться, не пересекаться, не становиться даже случайными прохожими.
Шлёпаю влажными босыми ногами по полу к холодильнику, достаю бутылку светлого пива, открываю и делаю глоток.
Вот бы и в жизни всё решалось так просто: не хочешь думать – закрой вкладку. Не любишь – удали из сердца из друзей. Хочешь игнорирования – забань в реале.
Но… жизнь не так проста, как мне казалось ещё полгода назад.
Я достаю свой телефон и кручу в руках. Знаю, что нельзя, знаю, но…
Вдруг сотовый начинает раздражённо вибрировать. Номер незнакомый, и я отчего-то нервно оглядываюсь в окно, куда только-только начинают пробиваться ранние утренние лучи. Кто решил вспомнить обо мне в такой час?
— Алло, — откашлявшись, включаю связь.
— Сын! — от этого голоса у меня от удивления брови достигают линии роста волос.
— Отец?
Он смеётся, рад, что его неожиданность удалась.
— Я в городе, вот только-только спускаюсь с трапа самолета.
— Надо же, — чешу затылок.
— Приехал к тебе, нужно поговорить.
— Если ты об учёбе, то знай…Это бес-по-ле-зно, — мычу я.
Он тоже хмыкает.
— Да, ректор мне уже все высказал по этому поводу. Но, знаешь, сын, я считаю, что бумага о завершении учебы не так важна, как ясный ум и холодное сердце.
Я молчу. Потому что в этом случае полностью согласен с ним.
— В общем, знаю, что ты или ещё не спишь, или уже не спишь, — я смотрю на бутылку пива, наполовину допитую, и киваю сам себе. — Я остановился в «Короне». Жду тебя там.
Я вздыхаю и встаю со стула.
— Матери не говори, что я в городе, — вдруг говорит он после небольшой паузы.
— Я живу не с ней, — спокойно поясняю, понимая, почему он не хочет ставить её в известность о нашем общении.
— Хорошо. — Почти воочию вижу, как он жует нижнюю губу и чешет подбородок, покрытый чуть отросшей щетиной. — Жду.
Отставляю пиво, достаю свежую футболку, джинсы. Задерживаюсь на секунду у столика, на котором свалены ключи от дома, машины, байка, и достаю сотовый телефон. Будет лучше, (теперь будет лучше), если я буду более ответственным, чем прежде. Алёна бы не простила вождение в нетрезвом виде, даже после пары глотков самого легкого, слабоалкогольного напитка. Вызываю такси в приложении и вижу, что машина будет у порога уже через одну минуту.
Выныриваю в прохладное утро и располагаюсь на заднем сиденье, разглядывая проплывающий на скорости мимо меня город.