Мой сводный с Цварга

— М-м-м… Прости, Элионора, но не получится. Я должен срочно уйти.

Я отодвинул цваргиню в сторону и, не обращая внимания на возмущённо-обиженный взгляд, рванул в сторону дома.

[1] Шварх — авторское ругательство на территории Федерации Объединенных Миров. Подробнее, кто такие швархи и почему ими ругаются, рассказано в дилогии «Академия Космического Флота: Дежурные» и «Академия Космического Флота: Спасатели».

Глава 3. Перспективный жених

Яранель

— Яранель, тебе не кажется, что ты слегка перегибаешь палку в опеке над своей сестрёнкой? Ей вообще-то через несколько дней двадцать пять исполнится.

Стоило Айлин уйти в дом, как Ханс со своим словесным недержанием просто не смог не пройтись по моему поведению. Мы и раньше-то не очень тесно общались, но сейчас хотелось размазать его по стенке. Я медленно повернулся и смерил взглядом бывшего одногруппника, прикидывая, насколько неприлично будет вмазать ему. Как же он бесил…

Душа требовала броситься за Айлин и убедиться, что она спокойно дойдёт до комнаты и к ней не пристанут всякие полудурки, но, увы, так делать было нельзя. Хотя бы просто потому, что выглядело бы вопиюще странно.

— Всё равно она младше, и я защищаю её от внимания нежелательных элементов.

— Это я-то нежелательный? — фыркнул Ханс, потянувшись с ленивой грацией, как сытый кот. Его самоуверенность буквально заполнила всё пространство вокруг. Меня подташнивало от его довольных бета-колебаний. — Яр, ты в курсе, что твой отец ищет ей мужа, а у меня с Айлин, согласно предварительной экспертизе Планетарной Лаборатории, более восьмидесяти пяти процентов совместимости? Так что смирись, скоро я стану твоим шурином. — Он хлопнул меня по плечу.

— Откуда ты знаешь? — процедил я, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, и дёрнул плечом, скинув ладонь наглеца. — Террасорки не обязаны сдавать биоматериал. Этот закон касается только цваргинь.

— Не обязаны, но кто же мешает Планетарной Лаборатории провести такой анализ, тем более когда все граждане планеты так или иначе обращаются в поликлиники и сдают кровь? Деньги, знаешь ли, многое решают.

Ханс выразительно поиграл бровями и наклонился, будто делясь секретом:

— А ещё твои родители любят детей. Очень. Думаю, когда Арно Рошфор будет выбирать жениха для приёмной дочери, пометка, что от меня у него будут внуки, перевесит любые другие преимущества. А ещё Айлин жила на Террасоре до двенадцати лет, это очень долго. Ей в подкорку воспитанием заложили во всём подчиняться сильному мужчине и рожать-рожать-рожать… Идеальная же жена получится. Надо только выстроить правильный ассоциативный ряд.

На наглой холёной морде расползлась раздражающе самодовольная улыбка. Ханс говорил о ней так цинично, что внутренности перекрутило неистовой обидой за Айлин. Он понятия не имел, какая она на самом деле, а видел только её внешность, удобную расу и возможную выгоду.

— Ты слишком уверен в себе, Ханс, — бросил я сквозь зубы. — Но не забывай, что Айлин не товар. Она сама будет выбирать себе мужа.

— Вот именно. Она будет выбирать. Не мешайся, Яр. Я понимаю, что у нас в институте не всё складывалось гладко, но, может, пора забыть старые недопонимания в прошлом?

Бывший одногруппник отставил бокалы на ближайший стол и подошёл почти вплотную. Я чувствовал, как его эманации давят, провоцируя агрессию. Ханс понизил голос до едва различимого угрожающего шёпота:

— А если ты и впредь будешь мешаться под ногами и фонить на всю округу этими низкочастотными бета-колебаниями, то я подумаю, что ты испытываешь к Айлин отнюдь не светлые братские чувства. Вот же позор для Арно Рошфора будет, если это выплывет на публику, правда? Древний род, уважаемая влиятельная семья — и сын с такими низменными мыслями о собственной сестрёнке!

Ханс усмехнулся, нагло глядя мне в глаза, а затем противно исказил тон, перейдя на фальцет:

— Ой, а знаете, Яранель Рошфор вообще-то заботиться должен был, а не думать, как развратить Айлин. Погодите-погодите, а сколько малышке было, когда её удочеряли? Как двенадцать?! Он совсем извращенец?! По таким астероид плачет.

Не знаю, догадался он или шёл ва-банк, но времени раздумывать у меня не было.

— Смотри, как бы самому не опозориться, — зарычал, не узнавая свой голос.

— А ты смирись и отойди в сторону. Даже если это буду не я, то рано или поздно какой-нибудь красавец вставит твоей сестре в её маленькую очаровательную дырочку…

Что произошло дальше, я сам не понял. Какой-то миг — и мой кулак впечатался в скулу Ханса. Ещё миг — и этот напыщенный индюк отлетел в окно, пуская по стеклопакету трещины, словно это было самое простое стекло.

— Ты совсем придурок, Яр?! — взорвался архитекторишка, сплёвывая кровь на пол. — А если я расскажу об этом своему отцу?

— Валяй, — с безразличием ответил я. — А я расскажу, какой ты воспитанный и галантный джентльмен, Айлин. Слово в слово ей всё передам. Идёт?

Я повернулся и решительно вышел прочь. Больше мне было с Хансом говорить не о чем. В спину посыпались проклятия, что я ещё пожалею, но, если честно, было абсолютно плевать. У нас, цваргов, регенерация высокая, наутро у Ханса не останется и следа от моего удара, а если у него имеются мозги, то окровавленной мордой он сегодня вечером больше не будет светить.

Нахлынувшие чувства куда-то гнали, я шёл, кипя от негодования и думая, как же много вот таких вот Хансов среди цваргов, которые потребительски смотрят на террасорок. Это цваргини прекрасно знают свои права, рождены на планете как «сокровище нации» и будут требовать танцевать вокруг них канкан, годами выбирая супруга пореспектабельнее, а террасорки милые и робкие по своей природе и воспитанию… Я сам не заметил, как под действием эмоций неожиданно уловил остаточный след бета-колебаний Айлин и вырулил к боковой мраморной лестнице, как раз когда фигура сестрёнки покачнулась на середине, попыталась схватить перила, но промахнулась в последний момент.

Глава 4. Сделка

Айлин

Дура! Дура! Идиотка!

Никогда больше не пить! Никогда не надевать каблуки! Никогда не носить такие длинные неудобные платья! А-а-а!

Вся жизнь промелькнула перед глазами. Я испугалась, что разобью голову насмерть или сломаю позвоночник, как крепкие руки подхватили меня одновременно за талию и под затылок, в том самом надёжном и защитном жесте, каким каждая мать укачивает своего малыша.

Сердце всё ещё колотилось в груди как сумасшедшее, когда перед лицом очень близко возникли тёплые серо-коричневые глаза. У нас на родине такой оттенок называют «пепельная дюна».