Мой темный принц

Пенни закусила губу и отвела взгляд. Ей снова захотелось по-детски разрыдаться от нежного прикосновения его пальцев к ее виску.

– Потому что все это как в сказке. По правде говоря, я считала, что для дурочки я неплохо справилась!

– Даже слишком хорошо! – криво усмехнулся он. – Ненавижу все это!

Она прикрыла глаза, впитывая каждое движение касавшихся ее щеки пальцев.

– А как же все золотые галуны и украшения?

Его пальцы замерли.

– Что?

– Посмотри на себя! На весь этот военный блеск! Словно в шикарной комнате: драпировки подвязаны золотыми шнурками, канделябры из бриллиантов, все сверкает и сияет, настоящее барокко.

Он отступил на шаг и вздохнул.

– Тоже ненавижу.

Он молниеносным, полным ярости движением сорвал с себя ленту и украшения. Звезды и кресты посыпались на пол, будто детские игрушки. Военный мундир полетел в кресло и съежился там, будто ненужная кукла. Несколько щелчков – и пояс с мечом последовал за мундиром. Шаг за шагом он срывал с себя всю эту роскошь и блеск, пока не остался перед ней в брюках и рубашке. Длинные изящные пальцы потянули шейный платок и распустили узел. Пол был усеян знаками отличия.

– Встань, – приказал он. – Не могу видеть тебя во всем этом – перья, жемчуг – омерзительная раковина, способная привлечь разве что Карла. Я не хочу, чтобы это с тобой случилось. – Он взял ее за руки и поднял, горячие слезы застилали ей глаза. – Раздвинь пальцы!

Она послушалась, и он начал стаскивать с нее кольца: кольца Софии, бриллианты и сапфиры, в том числе и то, которое эрцгерцог подарил принцессе на помолвку. Он отстегнул усыпанную бриллиантами звезду, удерживающую на ее груди голубой королевский пояс. И отбросил все это в сторону – драгоценности ценой в целое состояние звякнули о стол, кольца со звоном опустились в пустой бокал из-под вина, ударились о тиару. Квест залезла под софу.

– Повернись, – бросил он.

С тем же фатальным упорством он расстегнул ее бриллиантовое ожерелье и начал расшнуровывать бальное платье. Она позволила ему сделать это, сгорая в безумном огне. Его пальцы спускались все ниже и ниже по спине. Прикосновение обжигало кожу даже через корсет и белье. В конце концов лебяжий пух и жемчуга упали на пол, окутав ее ноги облаком белых перьев. Он ловко выудил из ее волос шпильки, распустил их и принялся с лихорадочной сосредоточенностью заплетать их в косу.

– Так-то лучше, – сказал он наконец. – Теперь ты больше похожа на Пенни Линдси. Я хочу запомнить тебя такой.

Она знала, что щеки ее полыхают огнем, но рассмеялась. Где-то в далекой комнате над ней хохотал Дионис, призывающий к вакханалии, которая казалась просто веселой и буйной забавой.

– Ты хочешь запомнить меня в рубашке?

– В рубашке, – кивнул он. – Как ты сердишься на меня и смеешься надо мной. Я буду помнить тебя такой до самой смерти.

Ее смех смолк, как вздох на ветру, поглощенный волной неземной печали. Слезы снова защипали глаза, девушка вздрогнула.

– О, Николас, мы оба так одиноки, ты и я.

– Мы все одиноки, так было и будет всегда, – сказал он. – Я никогда не ждал от жизни ничего иного.

Его губы тепло и нежно коснулись ее шеи. Его рот, его лежащие на ее плечах руки, кончики его пальцев, касавшиеся обнаженной кожи, источали жар и напряжение. Пенни задрожала, будто от холода, но кровь ее горела огнем. Лебяжий пух путался в подоле ее нижней юбки. «Мы все одиноки»? Ей не вынести этой правды! Резные грифоны смотрели на нее с угловых столбиков, позолоченные короны улыбались на огромной кровати маркиза. Где-то в Европе у Николаса есть кровать куда роскошнее этой, кровать эрцгерцога, человека высшего ранга, место которого он так надеялся заполучить. Его спальня. Его одинокая кровать.

Она манила к себе, словно сирена.

«Не думаю, что он кому-то нравится. У него слишком много врожденной силы, он – человек, разрываемый между двумя культурами, который никак не может найти своего места. Яркие, одаренные личности редко бывают мягкими и добродушными».

Она повернулась, путаясь в облаке пуха, обхватила его за талию и положила голову ему на плечо. Голова легла так, словно природа специально создала подушечку для всех ее бед и тревог. Спина под ее трепетными ладонями была гибкой, податливой и в то же время твердой и сильной. Он просто великолепен! Желание загорелось в ее чреслах, наполнив рот вкусом меда. Груди прижались к груди, сгорая от жажды его прикосновений.

Он судорожно вздохнул, застыв в ее объятиях. Она прижалась к нему еще сильнее, пробежав ладонями по спине. Его мужское достоинство уперлось ей в живот – требовательный, настойчивый ответ мужчины. Она провела ладонью по выпуклости на брюках, голова закружилась. Они простояли так целое мгновение, словно привязанные друг к другу. Он – эрцгерцог, принц, верховный владыка нации. Но она держала в руках всего лишь мужчину, восхитительного и измученного страстью.

Он взял ее за плечи, отстранил от себя и снова усадил на софу.

– Пенни, – прошептал он. – Это все вино, всего лишь вино. Я виноват.

Она закрыла лицо руками.

– Ты не хочешь меня?

Он отошел от нее, пнув по пути свои наряды.

– Господи! И ты еще спрашиваешь! Хочу ли я тебя? Когда ты сидишь здесь в своей рубашке, словно Лорелея? [3] Да я с ума по тебе схожу!

Сверкнули перья. Пенни трясущимися руками потянулась к своему платью.

– Я тоже хочу тебя, – прошептала она. – Но это все вино, как ты говоришь. Мужчинам и женщинам не стоит раздеваться в одной спальне, так ведь?

3

Лорелея – по преданию – прекрасная белокурая девушка, сидевшая на скале (что на Рейне, неподалеку от Кобленца) и своим сладким пением заманивавшая рыбацкие и прочие лодки прямо на камни, где лодочники погибали.

Он сорвал с кровати покрывало.

– Только не в случае, когда мужчина испытывает то, что испытываю я.

– Но ты не мужчина. Ты – эрцгерцог. – Жемчуг и перья хрустнули в ее пальцах. Она дотронулась до него! Ощутила под своей ладонью нарастающую мужскую силу. И по-глупому загорелась желанием. Желанием испытать великолепие принца? Или ранимость мужчины?

Он вернулся к ней и накинул ей на плечи покрывало, подоткнув его под колени и спину.

– Пенни, любимая, я хочу тебя. Хочу так сильно, что боюсь взорваться от страсти. Но ты немного пьяна и расстроена. Ты не в состоянии мыслить здраво.

Она опустила глаза и прикусила губу.

– Как ты живешь, контролируя каждый свой шаг? Это же должно пожирать тебя заживо. Что случится, когда уздечка порвется?

Квест выбралась из-под софы, тихо поскуливая. Николас коснулся ее головы и провел рукой по серебристой шкуре. Волкодав прижался к его ногам, глаза полуприкрыты.

– Я умею контролировать свои поступки. К несчастью, я не в состоянии контролировать свои чувства…

– Значит, ледяной принц признает, что у него есть чувства? – горько усмехнулась она. – А потом восхваляет себя за то, что отказался от них!