Мой Ванька. Том второй
Шрифт:
Я оставил троих друзей в кабинете главного пошептаться и сижу в своём кабинете. Жаль, курить здесь нельзя – всё-таки кабинет для приёма больных.
Входит Шитова.
– Александр Николаевич! Вы не переживайте, что главный вас покритиковал. На то он и главный…
– Елена Михайловна, вы не беспокойтесь. У нас с Кириллом Сергеевичем достаточно старые и добрые отношения, и критикует он меня правильно. Знаете, как он меня иногда приземляет? И я соглашаюсь. Потому что он прав.
– Не в обиду вам будь сказано, но Золотов – настоящий главврач! Я это почувствовала. Вам больше приходилось заниматься восстановлением
– Спасибо на добром слове. Только я бы хотел теперь начать вечерние приёмы больных из посёлка – так, как я это делал в Булуне. Наверняка ведь есть хроники, которым понадобится моя энергетика, да и гипноз тоже.
– Есть. И я бы сказала, они ждут. Отец того мальчика, которому вы руку вправляли зимой, рассказал про ваши подвиги на севере. И Семён Викторович ведь не делает тайны из того, кто ему язву вылечил. Да и случай с дочкой Скорикова всё время обсуждается. В посёлке поговаривают, что в больнице появился доктор, который может всё.
– Ну это, конечно же, не так. Но думаю, многие проблемы у пациентов я могу снять.
– Так и начинайте! Люди пойдут!
– Наверное, с будущей недели и начну. Только с Кириллом Сергеевичем согласую.
Традиционно стоим с Дашей в парадной и целуемся. Я не мог к ней не заехать после того, как завёз домой Кирилла Сергеевича. Скучаю!
– Сашка! Ты меня совсем съел, – шепчет она, но сама опять меня целует.
– Слушай, ну сколько нам ещё вести свою личную жизнь в твоей парадной?
– Не знаю я… Признаюсь тебе честно, я очень хочу быть Елизовой Дарьей Васильевной.
– Так в чём же дело? Костюм для загса ты мне уже выбрала. Давай пойдём и распишемся. Узаконим наши отношения.
– И будет у меня муж, которого я смогу видеть раз в неделю, и это в лучшем случае, – Даша невесело смеётся.
Хорошо хоть смеётся…
– Дашка… Ну что я могу сделать…
– В том-то и беда, что ничего. Я это понимаю. Даже Ваня жалуется, что ты дома появляешься не часто.
– К тебе и Серёжке я бы появлялся чаще, – возражаю я. – Я ведь был бы уже семейным человеком.
– Ну а где бы мы с тобой жили? Вы ведь с Ваней в твоей квартире живёте, а в Ваниной – Кирилл Сергеевич. Его трогать, конечно же, нельзя. Короче, одни проблемы.
Молчим.
– А если я в Чистых Озёрах квартиру сниму?
– Сашенька, но ведь есть же ещё и Василий Семёнович…
Опять молчим. Отец – это святое…
– Может, мне всё-таки самому с ним поговорить?
– Я подумаю. А сейчас езжай домой и ложись спать.
– Явился наконец! – подаёт из кухни голос Ванька, услышав, как хлопнула входная дверь. – Приводи себя в порядок – и за стол! Я с ужином уже заждался. Скоро по твоей милости стану ещё тощее.
– По-моему, дальше некуда. Вообще ты мог бы и сам поужинать, а не сидеть голодом, меня дожидаючись.
– Эгоист ты… Может, мне хочется в кои-то веки поужинать по-семейному.
– Ну ладно, ладно… Не ворчи. Я быстро.
Ванька,
конечно же, прав! Так приятно поужинать вместе и действительно по-семейному.Перед работой заезжаю в Чистоозёрский магазин за сигаретами.
– Здравствуйте, Александр Николаевич!
Оборачиваюсь. Передо мной стоит отец Гены, он же двоюродный брат Васьки, штурмана моего знакомого экипажа.
– Здравствуйте. Как дела у Гены?
– Да уже всё нормально. Спасибо вам огромное! – и, обращаясь к продавщице, представляет меня: – Вот, Света, это и есть доктор Елизов, о котором я тебе тогда говорил. Можешь обратиться к нему напрямую.
– Здравствуйте… – видно, что женщине очень неловко, но она всё-таки задаёт вопрос: – Александр Николаевич, вы не смогли бы посмотреть мою маму? Извините меня, пожалуйста…
– А что с вашей мамой?
– Зимой упала и…
– Понятно, – догадываюсь я. – Небось, нога отнялась.
– Угу… Наши бабы тут говорили, что вы можете как с дочкой председателя…
Понимаю, что председателем по-старому называют Скорикова.
– Хорошо, зайдите ко мне в больницу, и мы с вами пойдём смотреть вашу маму.
– Мы вам заплатим!
– Я вам что-нибудь про оплату говорил?
– Нет, но…
– Я врач из государственной больницы. У меня будет бесплатный вызов, – несколько резковато говорю я. – Значит, жду вас.
– Спасибо!
– Кирилл Сергеевич, с понедельника хочу начать вечерние приёмы. Не знаю только, как с вашими отъездами домой… Сможете меня ждать, пока я не закончу?
– Сашенька, скажи, я в Булуне часто раньше семи уходил? Ну вот… Дождусь. Я слышал, ты уже к кому-то ходил на дом?
– Да. Надо было одной женщине помочь.
– Всё нормально?
– Нормально. Я сделал, что нужно, теперь её наблюдаю.
– Теперь тебе сделают рекламу, – главный добродушно усмехается. – Да! Звонил я в Булун. Разговаривал с Николаем. Тебе привет!
– Спасибо. Как он? Правда, когда я с ним говорил, он сказал, что всё хорошо.
– Ну и сейчас он сказал то же самое. Через полгодика съездишь и сам посмотришь. Всё-таки волнуюсь я за них…
Лицо Кирилла Сергеевича слегка грустнеет. Молчит… Вспоминает… Двадцать лет работы главным врачом в булунской больнице сделали её для него родным домом. Воспоминания о ней всегда будут отзываться в его душе грустью о прошлом. И сниться ему будут и люди, и кабинеты, и даже коридоры… Это ясно. Таково уж свойство человеческой памяти. И спасибо ей! Она помогает нам фиксировать в себе всё самое дорогое – и людей, и события… Человек, наверное, так устроен, что, как бы ни было хорошо сейчас, всё равно в прошлом мы всегда будем искать милые для нас моменты. Это даже я, в свои тридцать лет, понял.
– Тоже вспоминаешь? – прерывает наше молчание Кирилл Сергеевич.
– Конечно! Много там хорошего было!
– Ничего! Здесь нас тоже ждут интересные дела! Скучать нам с тобой тут не придётся, – со странным воодушевлением говорит он.
Я понимаю, что делает он это с некоторым внутренним усилием.
– Согласен. Работы тут…
– Ладно, Сашенька, поехали домой. Антошка заждался.
От этих его слов опять повеяло чем-то булунским.
Я опять на сутках.