Мой властный миллиардер
Шрифт:
А когда мы наконец-то остаёмся одни, я вдруг отчаянно трушу.
– Ну, что, госпожа Орловская, дождалась?
– смеётся, уткнувшись в мою уже потрёпанную причёску, мой миллионер. Мой муж. Володя.
– Может, завтра?
– спрашиваю почти серьёзно.
– Нет уж, сегодня, - целует меня Вовка.
– Не бойся, трусишка. Всё позади. И я полностью в твоём распоряжении. И всё будет хорошо. Просто верь мне.
И я верю. Забываю обо всём, когда он снимает с меня фату, расстёгивает «молнию» на платье, целует каждый кусочек оголившейся кожи. Это горячо и так странно, будто не со мной
– наша.
Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню.
– Носки оставь, - прошу я громким шёпотом, и мы начинаем смеяться. Хохочем до слёз, завалившись в кровать. Огромную такую кроватище, где нам вдвоём можно потеряться.
– А трусы, значит, снять? Только носки оставить?
– хохочет Вовка.
– Нет, - язвлю я, захлёбываясь смехом, - трусы тоже оставь и пояс верности на всякий случай надеть. Железный, с ключом, чтобы никто не посягнул, даже я.
А потом он делает бросок и прижимает меня к постели.
– Попалась?
– глаза его близко-близко и причёска растрепалась. Взъерошенный и такой милый. Горячий и тяжёлый. Но мне в радость тяжесть его тела. А когда он начинает целовать меня, я понимаю, что шутки закончились. И это к лучшему.
Мне нравится слушать его сорванное дыхание. Нравится чувствовать, какой он горячий и твёрдый. Люблю его поцелуи и руки. Пальцы, что вытворяют чёрт знает что, а я, запрокинув голову, не могу сдержать стоны. И когда он входит в меня, даже боль кажется мне правильной - боль, смешанная с удовольствием.
– Ну, вот, а кто-то говорил о несовместимости, - бормочет Вован, тяжело дыша.
– Закончи уже дело, - смело двигаюсь ему навстречу, - а потом поговорим. Если захочешь.
Нам и правда не до разговоров. Поцелуи, трепет, страсть одна на двоих. Сумасшедший накал и гребень волны, которую мы оседлали вместе. Достигли наивысшей точки и скатились вниз, на грешную землю, сплетённые руками и ногами.
– Люблю тебя, Насть, - шепчет мой миллионер.
– И я тебя, Вов. Очень-очень, - признаюсь, целуя его в плечо.
А потом был душ и мы, голые, вместе под струями воды. И я касаюсь его груди ладонями. Мы целуемся снова и снова, забыв обо всём.
Это была очень длинная ночь, полная тепла и нежности, трепета и ласк, смеха и радости, обладания друг другом и счастья.
– Ты мой Ангел, Насть, - признаётся Вовка под утро.
– Я почти сразу понял, что ни за что тебя не отпущу. Помнишь такси? Ты забрала его у меня под дождём. Мне нужно было лететь, а я опоздал на самолёт. Я остался, а самолёт разбился. А потом носки... Ты мне их дала - и я получил госзаказ.
– Конечно, я Ангел, - стараюсь говорить серьёзно.
– Только твой и только для тебя. Никто другой не имеет никакого шанса получить моё благословение или кусок удачи. Так что надеюсь, что меня будут кормить, любить, лелеять и прочие, прочие плюшки, чтобы перья не вылезли и крылья не отвалились.
– Я буду с тобой спорить до хрипоты, Орловская. Буду любить тебя днём и ночью. Я подарю тебе сына, машину, белую шубку и счастье. А собака у нас и так есть.
– Ио!
–
– Спокойно, жена! Собаку сегодня забрала Маня. Так что всё у нас под контролем.
И я расслабляюсь. Действительно: и чего это я, спрашивается? У меня личный миллионер
– раз, шубу мне подарят - два, свекровь у меня прелесть - три. А со всем остальным мы постепенно разберёмся вместе. Сына он подарит - властный мой пластелин[1] махровый. Дочь я ему рожу, чтобы не задавался!
[1] Я знаю, как пишется слово «пластилин» ;). Пластелин - это сарказм, исковерканное от «властелин»))).
Эпилог
– Мне сказали, что я плагиатчица!
– моя драгоценная супруга рвёт и мечет.
– Вор, сволочь, гад Петруччо! Украл мой проект! Я ночей не спала!
– Недоедала и недопивала, - рискую я поддакнуть. Она тут же обижается и кидается на меня с кулаками.
– Совсем не смешно, Орловский!
– Не пори горячку, Орловская, - не остаюсь я в долгу.
– Я сразу понял, что проект твой пропал не просто так. Принял меры. И, поверь, кое-кто ответит за то, что натворил. Я их по судам затаскаю, а твоё честное имя мы восстановим, и ты получишь заслуженную награду, если, конечно, твой проект сочтут достойным. Подыгрывать и подмазывать никто не будет.
– Мне и не нужно!
– дует Настя губы.
– А вот вернуть мои наработки, мой выстраданный проект - да, хочу! И, между прочим, эта падла не сам украл, ему кто -то помог!
Я приподнимаю бровь. Негодование Настьки мне понятно, но причин тратить нервы я не вижу.
– Служба безопасности работает над этим вопросом. Найдём и кто ему помогал, и корону лопатой подправим - всё сделаем. Не нервничай. Тебе нельзя.
Это волнительный момент - подшучивать над моей ненаглядной. Забавно смотреть, как она краснеет и дуется. Конечно же, вероятность, что она беременная - низкая. И вообще мы договорились, что если не повезёт в этот раз, то подождём годик, пока Настя институт не закончит.
– Какой год!
– вопила Маня, чуть ли не по стенам бегая.
– Вы меня в могилу хотите загнать!
– Мам, ну пусть поживут для себя, - успокаивала её моя рациональная умная сестрёнка.
– Куда ты спешишь? Успеешь ещё в бабушках походить.
За что я люблю свою семью - так это за оптимизм. Неунывающее всепобеждающее равенство и братство.
В последнее время мы с Павликом сблизились. Вот уж не думал... но так случилось.
– Тебе не кажется, что мы в меньшинстве?
– спросил он недавно.
– Какое-то подавляющее количество женщин на один квадратный метр мозга. Я на тебя надеюсь, Володя.
Это он на сына намекает. И то правда: Маня, Настя, Белка. Собаки - и те девочки. Неравный счёт пять-два. Срочно нужно уравновесить. Правда, счёт пять-три глобально ничего не изменит, но сам факт несказанно погладил бы наше мужское эго.
– Знаешь, - откровенничает со мной Пабло Браво, - мама моя всегда считала, что я чересчур мягкий. Что надо своих женщин в кулаке держать и характер показывать. А я не могу. Веревки из меня вьют. Ну, вот скажи: как их усмирять? Когда они такие замечательные?