Мой воин
Шрифт:
– Какие?
– Говорят, твой отец Асклепий - Бог врачевания. Твоя мама, смертная, нашла его раненым в лесу. Говорят, что ты непобедимый, что тебя нельзя убить.
– Да, мой отец Асклепий. Но моя мать, Эсми, зовет его смертным именем - Карлайл. И если бы я был непобедимым, я бы не воевал со щитом, не так ли?
– ответил я с небольшой улыбкой на губах.
– Нет, думаю, нет, - ответила она, тихо рассмеявшись. Я посмотрел в ее глаза. Цветом они напоминали древесину вишневого дерева, а их глубина была сравнима с Эгейским морем.
Она зевнула, разрывая зрительный контакт.
– Спи, Белла. У тебя был длинный день. Ты можешь разделить постель со мной, - она в ужасе на меня посмотрела, и я уточнил. – Только для сна. Я клянусь всеми Богами.
Она скептически на меня посмотрела, но все равно опустилась на мою кровать. Вытащив из-под себя одеяло, она прижала его к груди.
Я развернулся, намереваясь уйти.
– Подожди! – я остановился. – Эдвард, ты… ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь из мужчин… был со мной, правда?
Я повернулся, чтобы взглянуть на нее. С ее лица исчезли черты тигрицы; теперь она выглядела такой хрупкой и уязвимой, смотря на меня своими большими карими глазами, полными страха… Едва ли я смогу отказать ей в чем бы то ни было.
– Нет, Белла, в этом шатре, в мое отсутствие или рядом со мной, когда я здесь, с тобой ничего не случится.
Не говоря больше ничего, я вышел из палатки. Я обдумал свои слова, и рычание зародилось в моем горле.
Она была моей, и я никому ее не отдам.
POV Белла
Это продолжалось весь следующий месяц.
Он вел себя слишком хорошо для греческого солдата, и мне стало комфортнее рядом с ним, чем должно было быть.
Невозможно ненавидеть кого-то столь доброго и красивого.
И, о Боги, как же он был красив.
Он напоминал одного из тех Богов, которому я возносила молитвы. Стройный и при этом мускулистый, высокий и в то же время грациозный. Его руки и туловище покрывало множество шрамов, но ни один из них не был уродливым. Наоборот, на его загорелой коже они выглядели как знаки почета.
Его лицо так же было прекрасным. Спутанные бронзовые волосы, по которым хотелось провести пальцами, сильная, гладко выбритая челюсть и, конечно, высокие скулы. Пухлые розовые губы, слегка изогнутый нос - последствие сражений. Но, на самом деле, его глаза привлекали все внимание. Их красивый зеленый оттенок напоминал о лесах на севере.
Его присутствие выбивало из колеи.
Множество ночей мы провели в шатре за разговорами. Мы говорили о моей жизни в Трое и о его – в Греции. О наших семьях и друзьях. Атмосфера всегда была очень спокойной и расслабляющей. Он никогда не заставлял меня вступать в диалог.
Иногда мы проводили ночи снаружи и, лежа на песке, смотрели на звезды.
А иногда, если у нас оставались силы, мы гуляли вдоль так хорошо знакомого мне берега. Верный своему слову, он всегда ходил со мной, несмотря ни на что. Когда я спросила его, почему не могу гулять за пределами шатра одна, он лишь пробормотал странный набор слов: «…не безопасно… хрупкая… моя…».
Иногда я ловила на себе его странные взгляды. Он
просто смотрел на меня с загадочной улыбкой на лице. Оглядев себя, я поинтересовалась, что не так, на что он просто вздохнул и отвернулся.Я уже привыкла спать в его постели. В те многие дни, когда не было сражений, я просыпалась, лежа на его голой груди, а его сильные руки обнимали меня. Он всегда просыпался раньше меня. Часто я замечала, как он смотрел на меня с великолепной кривоватой улыбкой, украшающей его губы.
За последний месяц участились нападения, а я обзавелась новой привычкой…
Когда он уходил на поле битвы… я начинала серьезно о нем беспокоиться.
Если я слышала, что другие мужчины возвращаются, а он не появлялся сразу же после этого, я становилась безумной, едва не выходя из шатра, расспрашивая всех солдат, не видел ли кто его. Но только я набиралась мужества, чтобы выйти наружу и по-настоящему спросить, с торжествующим лицом заходил он.
Мне стоило быть сдержанной, но каждый раз мои руки обвивали его торс, проверяя каждый его дюйм. Я должна была быть сдержанной… Но у меня еще оставалась гордость.
Сегодня был один из таких дней. Я чувствовала это.
Сегодняшний день не предвещал никакой опасности. Он не участвовал в сражении, и мы просто гуляли, разговаривая весь день. Так приятно. Ему, как никому другому, удавалось каким-то неведомым образом пробуждать во мне чувство непринужденности. Он не смеялся, когда я спотыкалась о воздух или говорила о сражениях – за это я была ему благодарна. Мы легли спать абсолютно расслабленными.
Его не было, когда я проснулась.
За окном еще было темно, поэтому я решила, что он либо разговаривал с кем-то из солдат, либо вышел подышать свежим воздухом. Улыбнувшись, я сделала то, в чем не призналась бы никому – перекатилась, устраиваясь на его стороне кровати. Наслаждаясь его мужским запахом, я провалилась в сон с довольной улыбкой на лице.
Должно быть, через какое-то время я проснулась от шума, доносившегося с улицы.
Я не сумела побороть любопытства. Встав, я выглянула из шатра. Жаль, что не осталась внутри.
Мужчины кричали, разбегаясь в разные стороны. Многие стремительно возвращались на свои места. Некоторые были тяжело ранены. Некоторые погибли.
Где Эдвард?!
Я выждала немного, но с каждой секундной мне становилось все тревожнее… и его по-прежнему не было.
Наконец, утомившись ждать, я выбежала из палатки.
– Кто-нибудь видел Эдварда? Эдварда из Фив? – спрашивала я – хотя скорее кричала – проходящих мимо солдат. Некоторые качали головами, другие - хмыкали.
Пробежав сквозь толпу, выкрикивая его имя, я искала вспышку бронзовых волос.
Ничего.
Куда бы я ни ступила, на земле повсюду лежали тела … с некоторым облегчением я отметила, что ни в одном из них я не узнала Эдварда.
Глаза начало щипать. Он мертв? Ранен? Где мой Эдвард?
Уходить слишком далеко от шатра мне не хотелось, поэтому, спустившись к трем кораблям, я повернула обратно.
Я уже вовсю рыдала, когда добралась до шатра.
Войдя в шатер, я замерла в ужасе от увиденного.