Мой загадочный двойник

Люсия недоуменно потрясла головой.

— Остается лишь предположить, что встречи с людьми из своего прошлого — вроде несносной миссис Трейл и ее дочери — она боялась больше, чем своего отца.

— Но если все знали вашу матушку под именем мадам Эрден, с какой стати было ей волноваться, что там думают о ней Трейлы? Когда на континенте она ежедневно рисковала погибнуть от руки наемных убийц? Вы же считали Жюля Эрдена своим отцом до сегодняшнего дня. Нет, я решительно не понимаю, почему она не пожелала вернуться в Англию.

Меня вновь одолели тяжелые сомнения: можно ли утверждать наверное, что все это нечто большее, чем просто удивительное совпадение?

— Мне кажется, я никогда до конца не верила, что Жюль Эрден — мой отец, — задумчиво произнесла Люсия. — Мама всегда говорила о нем в очень туманных выражениях; я даже не представляю, как он выглядел.

— То же самое и с моим отцом. — Почему-то эта мысль немного меня успокоила, но сомнения не рассеивались, пока я вдруг не вспомнила, где Люсия остановилась по приезде в Лондон.

— А где именно в Мэрилебоне находится ваша гостиница? — спросила я.

— На Грейт-Портленд-стрит.

— То есть через улицу от Портленд-плейс.

Ее глаза расширились.

— Даже при виде писем я не сообразила… такой выбор гостиницы просто показался мне естественным. Должно быть, меня безотчетно повлекло туда.

— И точно так же вы знали имя Томаса Вентворта — не сознавая, что знаете.

— Что же еще скрывается в темной глубине моего сознания, готовое всплыть в любой момент? Мне это не нравится, но все же… — Она решительно вздернула подбородок и сделала отметающий жест. — Что бы ни случилось, теперь мы с вами есть друг у друга.

Перспектива ужинать в обществе постороннего человека — тем более молодой женщины, едва мне знакомой, — повергла дядю Джозайю в совершенное замешательство, но Люсия была столь мила и задала столько вопросов про книжную лавку, что под конец я уже и не знала, как нам от него отделаться. Слава богу, к прошлому Люсии он проявил не больше интереса, чем когда-либо проявлял к моему прошлому. Я всегда изо всех сил старалась угодить дяде, но сейчас исполнилась решимости настоять на том, чтобы Люсия поселилась у нас, невзирая на все его возможные возражения; и как только мы с ней опять остались наедине, я твердо пообещала, что завтра же утром добьюсь такого разрешения.

Мы вышли из-за стола только в начале девятого. Я ожидала, что после ужина Люсия засобирается обратно в гостиницу, но Шарлотта разожгла камин в верхней гостиной, и моя гостья не выказала намерения уйти. Отблески огня дрожали у нее на щеке и играли в волосах, вспыхивая красными, медными и золотыми искрами при каждом движении головы. Французский акцент незаметно исчез, или я просто к нему привыкла. Мне не терпелось побольше узнать об их с Розиной жизни, которую я представляла весьма смутно, но я не хотела приставать к ней с расспросами, хорошо понимая, сколь сильно она потрясена вновь открывшимися обстоятельствами своей биографии. Люсия же, со своей стороны, горела желанием узнать о моем детстве в Нитоне всё вплоть до самых мелких и обыденных подробностей; когда я показала ей матушкину брошь в виде стрекозы, она долго зачарованно разглядывала ее, точно священную реликвию, медленно крутя в пальцах, отчего рубины сверкали алым огнем в свете камина.

Мы потеряли счет времени, и, лишь когда часы в холле внизу пробили десять, Люсия встрепенулась и испуганно поднесла ладонь к губам:

— Ах, Джорджина… я совсем забыла. В десять гостиница запирается на ночь. Что же мне делать?

— Вы должны заночевать здесь, — сказала я. — Мы постелим вам на диване — или можете разделить постель со мной, если ничего не имеете против.

Она с благодарностью приняла мое предложение. Я принесла ей ночную сорочку и оставила переодеваться у камина, а сама разделась в своей спальне при свете двух свечей над туалетным столиком. Облачившись в ночную сорочку, я открыла дверь и пригласила Люсию войти, а сама села перед зеркалом и принялась расчесывать волосы.

Внезапно мое отражение в зеркале словно раздвоилось, и над моим ухом раздался тихий голос:

— Позвольте мне.

Я, вздрогнув, обернулась и с облегчением увидела, что позади меня стоит Люсия: в мерцающей глубине зеркала наше с ней сходство было поистине поразительным.

— Извините ради бога, я не хотела испугать вас… верно, вы не услышали моих шагов.

Она взяла у меня щетку и начала расчесывать мне волосы. А я в полугипнотическом состоянии завороженно смотрела на отражение Люсии, улыбавшееся мне из зеркала, и у меня было полное впечатление, будто моя воображаемая сестра обрела самостоятельное существование.

Когда Люсия закончила, мы с ней поменялись местами, но картина в зеркале осталась практически прежней, что усугубило владевшее мной чувство нереальности. Я никому не расчесывала волосы со времени матушкиной смерти и уже забыла блаженное ощущение близости, возникающее от таких прикосновений, от прерывистого скольжения и тихого потрескивания щетки, от теплого аромата распущенных волос. Немного погодя веки Люсии медленно сомкнулись, но по слабым ответным движениям ее головы и игравшей в уголках губ улыбке я понимала, что она не спит.

Наконец я отложила щетку в сторону. Люсия встала и, обняв меня, прошептала:

— До встречи с тобой я и не сознавала, насколько я одинока.

Она подошла к кровати и уютно улеглась на ней, обратив лицо к свету. Я оставила одну свечу горящей и тоже скользнула под одеяло; мы лежали лицом к лицу, обняв друг друга одной рукой. Глаза Люсии снова закрылись, и уже через пять минут она спала крепким сном, но я долго лежала не смыкая глаз, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь и как ее легкое дыхание шевелит мои волосы. Вот что, должно быть, люди подразумевают под выражением «супружеское счастье», подумала я. Но испытаю ли я подобные чувства рядом с мужчиной? Я вспомнила молодого бычка на лугу и слова тети Вайды: «У людей то же самое… Меня лично эта идея никогда не привлекала». Большинство прочитанных мной романов заканчивались супружеским счастьем, но о молодых бычках там ни словом не упоминалось. Мне всегда представлялось что-то грубое, неуклюжее и болезненное, но сейчас, наслаждаясь теплом, исходящим от тела Люсии, я понимала, что ничего другого мне не надо, лишь бы она мирно покоилась в моих объятиях.

Я бы с радостью прободрствовала всю ночь, но в конце концов меня сморил сон, а когда спустя какое-то время я пробудилась в кромешной тьме, Люсию, теперь лежащую ко мне спиной, мучил кошмар. Она пронзительно вскрикнула и попыталась оттолкнуть мою руку, а потом повернулась ко мне и замерла в моих объятиях, трепеща всем телом. «Успокойся, милая, успокойся, — прошептала я. — Теперь ты в безопасности». Я нежно погладила Люсию по голове, прижала к себе покрепче и почувствовала ответное прикосновение горячих губ, прежде чем ее дыхание замедлилось и выровнялось. И вновь я боролась со сном, вдыхая аромат ее волос и рисуя в воображении нашу совместную жизнь в каком-нибудь коттедже у моря… Дядя Джозайя прекрасно управлялся с лавкой до моего появления здесь — обойдется без меня и впредь… Может, поселиться в Неттлфорде?.. Мы непременно должны хотя бы наведаться туда и увидеть дом, где я родилась… Или на острове Уайт, только на сей раз подальше от обрыва…

Я проснулась на сером рассвете, вдыхая запах расплавленного воска и обмирая от страха при мысли, что Люсия мне просто приснилась. С бешено стучащим сердцем я выскочила из постели и бросилась в гостиную. Люсии и след простыл, лишь аккуратно сложенная ночная сорочка лежала на диване. А ведь я даже не спросила, как называется ее гостиница… Я упала на колени подле дивана и прижала сорочку к лицу. Из нее выпорхнул листок бумаги, на котором бледным карандашом и почерком, похожим на мой, было написано: «Тысяча благодарностей. Не хотела тебя будить. Приду в лавку сегодня после полудня. Л.».