Мой желанный убийца

— Послушай, Константинополь, я к тебе не с просьбой пришел. С этой минуты будешь делать все, что прикажу.

Рука заместителя потянулась к кнопке вызова секретаря. Лимон быстро встал, подошел к столу и положил перед Константином Опиевичем прямо на бумаги лимонку. Это произвело впечатление. Заместитель отдернул руку от кнопки и, не сводя глаз с гранаты, тихо спросил:

— В чем дело?

— В том, что твоя жена Светик и дочь Марина находятся в укромной баньке, нашпигованной минами. О последствиях лучше не спрашивай. Для подтверждения информации погляди небольшое кино.

Оставив лимонку перед Константином Опиевичем, Лимон вытащил из кейса кассету:

— Качество не ахти, но содержание понятно. Константин Опиевич выглядел ошарашенно заторможенным. Растерянность сделала его движения непредсказуемыми. Он вдруг принялся перекладывать на столе бумаги. Зачем-то вытер о полотнище знамени руки. Вышел из-за стола. Подошел к окнам, приспустил фалды французских занавесок. Повернулся спиной к телевизору и тихо попросил:

— Включай.

На экране на несколько темноватом фоне мелькнули лица Светика и Маринки. Константин Опиевич приник к телевизору. Лимон прохаживался по кабинету. Спрятал лимонку обратно в карман. Старался не шуметь, чтобы не отвлекать заместителя от просмотра. Очень скоро изображение оборвалось.

Константин Опиевич продолжал смотреть на продольные бегущие полосы в надежде хоть на мгновение еще раз увидеть любимые лица. Лимон похлопал его по плечу:

— Кино закончено.

Константин Опиевич безучастно кивнул головой, глубоко втянутой в плечи, и, грузно покачиваясь, перебрался за свой стол. Лимон решил дать ему время осмыслить увиденное. На какие-либо рискованные действия Константин Опиевич теперь был явно не способен. Из подавленного состояния Лимон решил вывести его сочувственным тоном:

— Не все так плохо, Поль. Наоборот, одна подпись — и семья заживет в сто раз лучше теперешнего. Поверь мне. Я пришел с добром.

Константин Опиевич, не поднимая глаз, без всякой угрозы твердо произнес:

— Сейчас я вызову охрану, и тебя арестуют.

Лимон улыбнулся:

— Такие действия совершают без предупреждения. Потом, мы так не договаривались. Надеюсь, ты заметил будильник, поставленный мною на электрокамин? Прокрути еще разок. Повнимательнее посмотри, на который час запланирован звонок. Механизм сработает минута в минуту.

— Нет! — вдруг что есть мочи заорал Константин Опиевич и забарабанил кулаками по столу. Но тут же смолк, испугавшись собственного крика.

Подошел к телевизору и снова полностью просмотрел пленку. Огромный примитивный будильник был поставлен на 17.00.

— К тому же открыть баньку невозможно. Код известен только мне, — продолжил как ни в чем не бывало Лимон. — Не стоит тратить время на глупости. Я предусмотрел все. Ты рискуешь жизнью своей семьи, а я — собственной. Поэтому лучше нам всем быть здоровенькими.

Константин Опиевич ничего не ответил. Он мотался по кабинету из угла в угол.

— Позвони жене, посоветуйся, — предложил Лимон. Константин Опиевич замер. С негодованием поглядел на рэкетира.

— Да-да. Туда позвонить можно, а оттуда без меня нельзя. Хотя на твоем месте я бы не торопился. Стоит спокойно обсудить детали, договориться. А уж потом утешать перепуганных девочек.

Заместитель вице-премьера сел за свой стол и попросил документы.

Лимон протянул приготовленные листы. Константин Опиевич делал неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться на их изучении. Лимон разглядывал обманутого мужа и не понимал, зачем Светику еще изменять с охранником. Солидный муж. Почти без седины. С залысинами. Невысокий, но крепкий. Крупный нос, широкий лоб, решительный подбородок, казалось бы, специально созданы для массивной роговой оправы очков. Все словно вылеплено из одного куска глины несколько красноватого цвета. Пьет небось, решил Лимон. Константин Опиевич отложил бумаги.

— Вы предлагаете мне подписать собственной рукой себе смертный приговор?

— Ну, до этого не дойдет. Хотя неприятности неизбежны. Получишь выговор. В крайнем случае подашь в отставку. Тоже невелика беда. Все равно вас всех скоро в шею вытолкают отсюда. Криминал тебе не пришьют. Алиби стопроцентное: жена и ребенок в заложниках. А чтобы не умер с голода, когда отсюда попрут, я твоей жене в Маринкином рюкзачке оставил четверть миллиона «зеленых». Твоя подпись стоит этих денег. Подписывай. Чартерный рейс откладывать нельзя. Через три часа самолет должен взлететь.

— Это невозможно, — почти искренне возразил Константин Опиевич.

— В этой стране все возможно.

— Тут стратегическое сырье. Нужно согласие Министерства безопасности.

— Слушай, заместитель, не вешай мне лапшу на уши. По документам мы отправляем образцы для анализа с обязательным возвратом. Твоя подпись — гарант.

— Таможня не пропустит.

— Согласуй. За то и платим.

— А давай так. Едем сейчас вместе, освобождаем Светлану Дмитриевну и Маринку, ты забираешь валюту, а я никому не сообщаю.

Лимон пожал плечами, сел в кресло, посмотрел на часы и постучал по ним пальцем:

— В твоем распоряжении не вагон времени. В 17.01 спорить будет не о чем.

Константин Опиевич изменился в лице. Подбородок задрожал. Очки запрыгали, как живые. Быстрым жестом он их снял. И Лимон увидел совсем другого человека. Беспомощные близорукие глаза, слишком широко расставленные, придавали лицу выражение дебильности. Губы увлажнились. От его уверенности в себе не осталось и следа. Он сидел, крутил руками очки и бессмысленно смотрел в никуда.

— Не впадай в истерику. Прими как должное. С каждым может случиться. Тебе еще повезло. Я же не собираюсь взрывать твою дочь. Или жену.

Наоборот, еще деньги даю. Криминала нет. Все продумано. Я специально угнал «скорую помощь», устроил легкую аварию при похищении, сейчас гаишники уже раскручивают это дело. Банька заминирована по науке. Менты содрогнутся, когда будут открывать. Тебя никто не осудит. Подписывай.

— Можно, я выпью коньяку? — неожиданно спросил заместитель.

— Валяй по сто грамм на брата. Константин Опиевич отправился в комнату отдыха. Лимон — за ним. Расположившись в мягких югославских креслах, они молча отхлебывали коньяк из хрустальных рюмок, сужающихся кверху.

— Значит, все предусмотрели, — задумчиво произнес Константин Опиевич. — А международная огласка? Шум, санкции? Да вашу фирму в порошок сотрут.

— Сотрут. Если найдут. Думаю, ее уже не существует. А потом — ты слишком мрачно смотришь на события.

— А ты безрассудно. Тобой займутся лучшие кадры старого КГБ. От них не уйдешь.

— Не переживай. Есть силы помощнее твоих сыщиков.

— Не боишься?

— Нет.

Константин Опиевич задумался. Он уже водрузил на нос очки, и лицо снова приобрело начальственно-впечатляющее выражение. Зато Лимон больше не удивлялся тому, что Светик изменяет мужу со спортсменом. Должно быть, коньяк придал заместителю решительности и мужественности. Он по-деловому поинтересовался: