Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман
Шрифт:
Съел, и еще сильнее захотелось есть.
— Повремени, потом еще поешь, — сказал Федор, пристраивая на угли еще горшок с мясом.
— Ты что, Федор? — с испугом спросил Росин. — Мы же так за два дня все съедим. Сам говорил: «Не медведь, на зиму не наешься».
— Так нужно. Сил набраться надо… Есть у меня задумка… Пан или пропал.
Глава двадцать восьмая
Федор установил в углу бревно. Росин что было силы швырнул нож. Лезвие вонзилось точно посреди маленькой затески. Это получилось так ловко, что
— Однако ладно у тебя получается, хоть и нож покороче стал. Недаром, почитай, все съели. Вернулась малость силенка, — говорил Федор, с трудом вытаскивая нож.
— Когда пойдем? — спросил Росин.
— Завтра надо. Послезавтра есть боле нечего.
…Яркая белизна снега. Щурясь от резкого света, Росин и Федор вышли из избушки. Не спеша встали на снегоступы и направились в урман.
В пестром, слатанном из разных шкурок балахоне шагал Федор. По его следам ступал Росин, одетый в короткую теперь медвежью шкуру. Оба в полосатых бурундучьх шапках. У того и другого шея спереди закрыта от мороза густой бородой, а сзади, как у попов, длиннющими волосами.
Вокруг закутанные в снег елки, кедры. По грядам сугробов угадывались заснеженные кучи валежника.
Федор остановился и кивком указал вперед. За валежником тянулись крупные следы.
Росин обошел валежник, зашел в густой ельник и, укрываясь за молоденькими елочками, остановился против следов. Федор пошел дальше, а Росин принялся осторожно обрезать мешающие смотреть сучки. Федора уже не видно. Росин отоптал ногами снег и теперь неподвижно стоял на месте.
На голом, полузанесенном кусту появились два алых цветка… Еще один… Это снегири уселись на ветке. Яркое солнце смотрело сквозь ветки вроде с прищуром.
Тихо стоял Росин. Перелетевший снегирь сел чуть ли не на плечо…
Незаметно подвигалось за ветками солнце. Вот оно уже проглянуло из-за другого дерева. Не отрывая глаз, Росин смотрел и смотрел туда, где между деревьев пропадали звериные следы. От напряжения даже слезились глаза. Время от времени Росин поправлял шкуру, закрывая от холода грудь. Снял правую рукавицу, заткнул за лыковый пояс, а чтобы не мерзла рука, дышал в рукав.
Что-то серое шевельнулось вдали под еловыми лапами. Росин медленно опустил к ножнам согретую дыханием руку. Из-за стволов осторожно шла своим следом рысь.
Остановилась, чуть двинула кисточками ушей, подошла ближе. Росин медленно поднял руку с ножом. Рысь рядом — холеный пятнистый мех, дикие, с зеленым огоньком глаза. Сверкнул нож, рысь вздыбилась на задних лапах и бросилась к Росину. Росин бросился к ней, готовый сам зубами перегрызть ей горло! Но рысь упала, ломая сучья, лапы судорожно вытянулись, выпустив все когти.
— Федор! Готова! Давай сюда! — закричал Вадим, сложив рупором худые, костлявые руки.
— Ладный кот, — подходя, сказал Федор. — Пораньше бы. Разом его жиром помороженные пальцы залечили бы. Ишь, зайцами отъелся. Придется на ветках волочить: на себе с голодухи не осилим.
Рысь положили на широкие еловые лапы и поволокли к избушке.
— Федор, а мы ведь теперь живые!
Федор
молчал, пряча в усах довольную улыбку.— Федор, а ты не боялся, что рысь не пойдет по своим следам? Свернула бы куда-нибудь в сторону — и все.
— Почто же в сторону, если можно своим следом, а не целиком лезть? Она ведь глубокий снег не любит. Ну и с лежки так стронул, чтобы к тебе пошла, своим следом.
— Все это ясно. Ну а вдруг еще бы на какой след наткнулась и ушла?
…Весело потрескивали в чувале дрова. На жарких углях шипел большой, доверху наполненный мясом горшок. Росин уже не мог не улыбаться. Сияющий, суетился возле чувала, поворачивая вертела с шашлыками.
«Ишь, повеселел, — думал Федор, растягивая на жердине рысью шкуру. — А то ведь и выжить не чаял. Буковка к буковке отчет переписывал, чтобы другие, мол, разобраться могли. А теперь и переписывать бросил».
Федор достал из горшка громадный кусок мяса и, ухватив его обеими руками, принялся есть.
— Ну и вид у нас, Федор! Вот бы кто посмотрел. Наверняка бы пошел слух о западносибирской разновидности снежного человека.
Росин тоже ухватил здоровенный кусок.
— На каждый бы день такой горшок. Ничего бы, можно зимовать, а, Федор?
— Еще такого кота промыслим, вот и живи не тужи.
Через несколько дней Росин и Федор опять брели по заснеженному урману. Кругом ровная, нетронутая белизна снега. Изредка попадали старые, затвердевшие следы рысей.
— Что-то последние ночи тихо было, не орали рыси. Не ушли ли?
— Вот и я, Федор, думаю. Может, и было два самца. Одного убили, а другой с рысью ушел… Тебе, пожалуй, в избушку пора — не погас бы огонь. А я еще похожу, может, все-таки найду свежий след.
…Уже не солнце — месяц светил Росину, когда он возвращался к избушке.
— Ушли. Федор, рыси. Часа три по следам шел. Так и идут напрямую. Следы не очень старые. Дня два назад ушли.
— Худо дело, — в раздумье сказал Федор, поправляя палкой дрова в чувале. — Могут не вернуться: к весне дело… Опять на голодный паек переходить надо.
На другой день в избушке опять запахло пареными вениками, и снова на столе «березовая каша». И чтобы сэкономить силы, ни Росин, ни Федор почти не вставали с нар.
— О чем думаешь? — спросил Росин, увидев, что Федор лежит с открытыми глазами.
— О винтовке, — не поворачивая головы, ответил Федор. — Ларманкин, поди, мою забрал. Поначалу он не записался, а потом вроде бы и жалел.
— Помешался ты на своей винтовке. Сколько раз говорил, достану тебе винтовку! Ведь я же работаю там, где все разнарядки на охотничье оружие составляют.
— Теперь там другой работает.
— Ничего, винтовку я тебе все равно достану, об этом не беспокойся… А я знаешь чего бы больше всего хотел?.. Газетку свеженькую. Представляешь!.. От строчки бы до строчки. Скоро год — ни радио и ни газет. Как дикари… Приеду домой — целая стопа!
У Федора от этого разговора сами собой начинали двигаться пальцы, как будто свертывал самокрутку. У него разговор о газетах вызывал одно желание — покурить бы.
Он молчал. Задумался о чем-то… Задумался и Росин.