Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

Прибежал к Федору:

— Я медведя убил!

— Полно болтать-то… Что-то бледный шибко… Елки- колючки, неужто правда?!

— Да разве этим шутят!

…Вешала, на которых в начале лета сушилась рыба, теперь были заняты длинными узкими ломтями медвежатины. Старых вешал не хватило, пришлось сделать несколько новых. А туша еще едва ли разделана наполовину.

— Ничего, Федор, вид! — Росин кивнул на вешала, а сам уже жевал только что отварившуюся в здоровенном глиняном горшке медвежатину.

— Не худо глядеть… Только вот на небе-то больно толсто. Дождик соберется… Некстати. Сейчас бы солнца.

Влажный ветерок усилился, и вечером заморосил мелкий, обложной дождик…

Он не переставал всю ночь. И утром с серого, низкого неба неторопливо, нудно сыпал все такой же, как вечером, дождь. Он не стал ни сильнее, ни тише.

Два поползня склевывали с нижних сторон веток каких-то насекаемых. В этот пасмурный день все букашки перебрались на нижнюю сторону веток.

Ближние к избушке вешала опустели. Мясо с них в несколько рядов развесили возле чувала. В чувале, не переставая, пылал огонь. Федор то подклады вал дров, то переворачивал висящее возле огня мясо.

Росин возился под наскоро устроенным, покрытым еловыми лапами навесом. Там у него костер, и возле костра тоже были развешаны куски медвежатины. С мокрого лапника на спину, за ворот падали холодные капли. Дрова, как и все вокруг, намокли, костер горел вяло, дымно, мясо не сохло.

В небе никакого просвета. Все было сплошь затянуто низкими серыми тучами.

Несколько дней вокруг избушки стоял тяжелый запах разлагающегося мяса.

А дождик по–прежнему сыпал и сыпал с хмурого неба. Земля уже не впитывала воду, и теперь она лужами стояла в промытой траве.

— Да, подвела нас, Федор, погода. И трети не пересушили.

— И это еще сберегчи надо. Не то что мясо, в лабазе всю рыбу сгноим в такое ненастье.

Но дождь наконец вылился. Проглянуло долго пропадавшее солнце. Только не повеселел урман от его тусклых лучей, пробравшихся сквозь белесую мглу.

Хмурым бродил Росин. Выкопал возле шалаша яму и палкой сгребал в нее смердящие остатки мяса.

Федор опять едва передвигался по избушке — от ненастья снова разболелась зашибленная спина. Но он все- таки возился с мясом: что-то досушивал, пересушивал, готовое укладывал в туеса.

Росин лег на нары.

Озеро, тайга, избушка — все вокруг становилось ненавистным! Хотелось бросить все и вот так, как есть, идти через тайгу. Он готов был ползком пробираться по топям, готов был плыть хоть на бревне, только бы идти, идти туда! Но он никуда не шел. Рядом скрипел костылями Федор… Росин старался уснуть. Он уже по опыту знал: наутро все опять станет более–менее сносным.

— Куда ты в такую рань поднимаешься, поспал бы, — говорил Федор.

— Сколько же можно спать? Часов семь проспал: чего же на ненужный сон время тратить? Ты знаешь, мыс этим медведем и о слопцах [9] забыли. Ведь я тогда еще десяток сделал. Уж больше недели стоят. Схожу проверю.

9

Слопец — ловушка на глухаря.

— Ступай. Нелишнее будет, коли что попало.

Осенней сыростью, поздними грибами пахла тайга.

Пни как расцвели — все в опенках. По ярам маленькой таежной речки, по кромкам сосновых грив и болот тянулся ряд слопцов. Издали было видно: во многих ловушках упали бревна. Значит, с добычей. Обошел все слопцы и едва увязал добычу. В тяжелой связке были и глухарь, и заяц, и тетерева, и рябчики.

Путь до избушки неблизкий. В дороге застал вечер. Глаза постепенно привыкли к темноте, и идти даже в густых сумерках было не так уж трудно. Только ноша тяжеловата. Часто приходилось садиться на валежины и отдыхать. Росин так и шел от одной удобной валежины до другой.

Ночью высоко поднялась луна. Свет ее узким лучом прорвался сквозь ветки, упал на высокую седую траву и будто пригнул ее своей силой. Березки на берегу словно светились изнутри мягким серебристым светом. Над озером было так светло, что казалось, сорви какую-то невидимую кисею перед глазами, и будет светло как днем. «Что это, — думал Росин, — так ярко светит луна или глаза начинают видеть в темноте, как глаза зверя?»

Из небольшого залива донесся всплеск, непохожий на всплеск рыбы. Опять всплеск. Еще. Росин понял, что там происходит, и осторожно подобрался к заливчику. Теперь было видно, как плескалась вода. Это выводок выдр охотился за рыбой. Они загнали ее в узкий мелкий залив и принялись ловить всем выводком. С добычей зверьки вылезали на берег. В траве их почти не видно. Росин слышал только, как в разных местах похрустывала рыба. Наевшись, одна из выдр забралась на крутой глинистый берег и на брюхе съехала в воду. Забралась еще раз и опять прокатилась с горки.

На озере кончили переговариваться гуси — время подходило к полуночи. В последнюю неделю Росин замечал, что гуси до полуночи сидели на открытой воде, метрах в трехстах от берега. Там они держались плотной стаей и часто переговаривались. А после полуночи тихонько подплывали к берегу, выбирались на него и там уже, чтобы не привлечь какого-нибудь хищника, сидели совершенно тихо.

Уже глубокой ночью добрался Росин до избушки.

— Федор, если каждую неделю по стольку попадать будет, то и медведя жалеть нечего. Посмотри! Глухарь, три тетерева, три рябчика и даже заяц случайно попал.

— Добрая добыча. В ладном месте слопцы поставил. Понимаешь, где птица ведется.

— И это, Федор, после недели дождей. А сколько же за неделю хорошей погоды попадется?! Раза в три больше, вот увидишь!

— Не загадывай, тут нонче одно, завтра другое.

Глава двадцатая

Тайга залита солнцем. Не осталось и следа от низких серых облаков. Ярко проступили осенние краски. Зелень кедров и пихт, пурпур осин, лимонная желтизна берез, как будто вобравших в себя солнце. Все не шелохнется, как на холсте. И только на осине, как на большом ветру, трепетала кучка багряных листьев. Воздух предельно прозрачен. Далеко–далеко были видны черные точки пролетных птиц.

Избушка в ярко–оранжевых гирляндах рябины, заготовленной приманивать к слопцам глухарей, выглядела как-то особенно уютно и даже весело. Федор сидел возле избушки и щучьей икрой натирал мездру медвежьей шкуры.

— Как же ее такую мять? — спросил Росин, кивнув на шкуру — Она местами почти в сантиметр толщиной.

— Ничего, от икры поразмякнет, помаленьку сомнем. Нам, чтобы колом только не стояла… А ты далече ли собрался?

— Слопцы проверять. Опять неделя, как не был.

Заросший бородой, в заплатанных беличьими шкурами штанах, в полосатой бурундучьей шапке, Росин шагал к слопцам. Он шел по невысокому бугру и вдруг в низине увидел сжавшегося на лежке зайца. Зверек тоже заметил Росина, но не побежал, а крадучись, словно кошка, стал выбираться из частой поросли ивняка. Он еще надеялся, что человек не видит его, и торопливо переставлял лапки, припадая к земле. Только выбравшись из зарослей, он, как обычно, задал стрекача.

…Бревна всех слопцов упали. Росин подбежал к ближней ловушке — пусто. Бревна отодвинуты в сторону, колышки повалены, под ними глухариные перья, а на земле царапины крупных медвежьих когтей… У других ловушек тоже перья глухарей или тетеревов и следы тех медвежьих лап.

«Да, прав был Федор, тут сегодня одно, завтра другое, — думал Росин. — И как аккуратно ворюга вычистил.

ни одного слопца не прошел. Придется каждый день про верять».

Вечером следующего дня Росин опять у ловушек. За сутки упали бревна в двух слопцах. Но снова только перья. Опять опередил медведь.