Моя беспокойная жизнь

На обратном пути у Салли начался приступ озноба, первый и безошибочный признак малярии, и мы были вынуждены провести три дня в гостинице, прежде чем она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы продолжить путешествие. За это время я исследовала окрестности в поисках диких орхидей и других местных растений.

Затем мы направились к парку Альберта [12] — огромной территории, на которой обитали практически все виды африканских животных, кроме жирафов, зебр и носорогов. Мы двигались по дороге, сплошь покрытой слоновьим пометом, в направлении небольшого местечка Ручуру у въезда в парк. Слоны Конго в отличие от их кенийских собратьев пользуются репутацией более агрессивных животных. Известны случаи, когда они даже опрокидывали машины, и мы были рады, что добрались до лагеря Руинди, не встретив ни одного из этих чудовищ.

12

Теперь он называется Вирунга-парк. — Прим. ред.

Здесь мы наняли проводника, так как никому не разрешалось самостоятельно въезжать в парк на машине, и прежде всего отправились к озеру Эдуард [13] . Нашу дорогу окаймлял пеннисетум красный (слоновья трава) в рост человека. Озеро было прекрасным местом для водоплавающих птиц, крокодилов и бегемотов. О присутствии последних, поскольку их громоздкие туши скрывались под водой, легко было догадаться лишь по фырканью и торчащим из воды глазам. Но когда наш проводник бросил в озеро несколько камней, огромные животные немедленно всплыли, сталкиваясь друг с другом, но уже через несколько минут они снова погрузились в воду, возвратившись к своему дремотному состоянию. Пока мы наблюдали за всем происходящим, цапли и пеликаны мирно скользили вблизи этих явно безобидных гигантов, но каждый здесь знал, что стоит кому-либо преградить им путь к воде, когда они возвращаются в озеро со своих пастбищ, как они становятся очень свирепыми, особенно это относится к самкам бегемота, если рядом с ними находятся детеныши.

13

Ныне озеро Иди-Амин-Дада. — Прим. ред.

На обратном пути в Руинди мы проезжали мимо большого стада слонов, бредущего к озеру на водопой. Слонята находились в центре стада, а вожак охранял все семейство, широко растопырив уши. Это походило на боевую стойку, но наш проводник заверил, что слон решил просто попугать нас. Я была очень довольна, что нас сопровождает опытный человек, который может вовремя предупредить, если слоны что-либо замыслят. Когда стемнело, мы могли различать лишь серые силуэты, безмолвно идущие сквозь чащу. Мне не верилось, что такие огромные животные могут двигаться столь бесшумно.

На рассвете мы с проводником отправились в путь и скоро увидели огромные стада антилоп и многочисленных неуклюжих бегемотов, наслаждавшихся росистой травой, которую позднее солнце превратит в сухие стебли. Вдалеке мы заметили двух львов, вышедших на охоту. Их скрывала такая высокая трава, что все, что мы могли увидеть, — это две головы, временами выныривавшие из травы и, безусловно, не спускавшие с нас бдительного взгляда. Потом появилась гиена, которая неуклюже вертелась вокруг нашего автомобиля. Она, вероятно, надеялась поживиться какими-нибудь остатками нашего обеда, но, убедившись, что мы есть не собираемся, затрусила в сторону львов.

По дороге к реке Ручуру нас едва не сбил воинственно настроенный буйвол, забавно скакавший в лучах утреннего солнца. Когда мы подошли к реке, бегемоты наслаждались своими утренними играми, но, заметив нас, мгновенно погрузились в воду. Однако вскоре на поверхности воды вновь стали появляться пара глаз или пара подергивающихся ушей, а когда мы бросили в воду несколько камней, их огромные лоснящиеся туши пришли в движение и вода вспенилась от того, что они лезли друг на друга, громко сопя и фыркая.

Мы видели несколько буйволов, стоявших с явным наслаждением прямо на солнцепеке. Это удивило меня, поскольку я знала, что буйволы в Кении всегда держатся в тени деревьев. Можно было только предположить, что в Кении на буйволов часто охотятся и поэтому они вынуждены прятаться, а здесь, в парке Альберта, они чувствовали себя в безопасности.

Солнце уже пекло нещадно, и большинство животных скрылось в укрытиях. Мы тоже подумывали об отдыхе и прохладе лагеря, но когда узнали, что следующую часть пути нам предстоит проехать по безводной местности, то поняли, что у нас нет другого выбора, как отправиться немедленно дальше, чтобы до темноты добраться до следующего водоема.

Наш путь пролегал по обрывистым склонам, окружавшим равнины парка Альберта. Только бабуины и мартышки-верветки прыжками пересекали очень узкую дорогу, приседали на обочине на корточки и с любопытством разглядывали нас.

Миновав многие крутые повороты, мы достигли границ парка. Вокруг, насколько хватал глаз, простирались заросли папоротника, достигающего метровой высоты, которые постепенно переходили в тропический дождевой лес, а дорога была проложена через скалы.

На следующее утро, пересекая тропический лес, мы видели древовидные папоротники, пальмы, гигантские лобелии, орхидеи в человеческий рост и необычайно колоритные ползучие растения, совершенно невероятно переплетенные между собой. Для меня это было мучительным зрелищем, поскольку мы не могли остановиться, чтобы собрать образцы.

Когда мы приехали в небольшое селение Луберо, африканские дети предложили нам корзиночки аппетитно выглядевшей лесной земляники. Мне не хотелось отказываться от угощения, но я вспомнила, как одна моя подруга покупала точно такие же соблазнительные корзиночки в Каире и наслаждалась ягодами до тех пор, пока однажды, проходя по боковой улочке, не увидела, как несколько продавцов, сидевших на корточках в ряд, слизывали грязь с земляники, перед тем как ее продать.

Через некоторое время мы добрались до небольшой гостиницы, стоящей в глуши. Домик был безупречно чистым, и нас встретила типичная австрийская девушка. Она оказалась хозяйкой этого очаровательного шале, и, поскольку была родом из Зальцбурга, у нас нашлось много общих интересов. Отведав превосходный венский шницель и зальцбургские клецки, мы с сожалением продолжили путь в Бени, деревушку с единственной улочкой, на которой размещались обычные индийские лавочки и несколько бунгало, принадлежавших европейцам. Нас не привлек захудалый отель, и мы решили проехать еще километров тридцать до гостиницы, которая, как нам сказали, была очень удобной и находилась недалеко от поселений пигмеев, которых мы хотели увидеть. Встретившиеся нам африканцы были почти голыми. Мужчины гордо несли свои копья. У женщин на головах были тяжелые вязанки травы или хвороста, и у каждой за спиной виднелся привязанный куском материи младенец.

Дети постарше носились вокруг своих матерей. Мальчики, даже самые маленькие, имели небольшие копья. На обочине дороги стояло несколько глинобитных хижин, в которых у огня сидели старухи, покуривая длинные трубки.

Когда мы наконец добрались до «комфортабельной гостиницы», она оказалась заплесневевшей однокомнатной постройкой с земляным полом, покрытым пометом животных и кишащим насекомыми. Тогда мы решили переночевать в машине, несмотря на угнетающую жару, причем мы не осмелились даже открыть окна из-за африканцев, почти всю ночь окружавших машину и непрестанно о чем-то разговаривавших. Тото добавлял еще больше шума, все время выкрикивая: «Уходите прочь, мой хозяин хочет спать!» Салли и я держались очень тихо, не желая, чтобы обнаружилось, что «хозяином» на самом деле были три женщины, которые чувствовали себя счастливыми уже хотя бы потому, что для своей защиты имели мужской голос Тото.

На рассвете нас разбудило странное хихиканье, которое совершенно не походило на предыдущую болтовню. Выбравшись из машины, мы увидели группу карликов: их тощие ноги подпирали неестественно большие животы, которые у женщин частично прикрывались длинными, свисающими грудями — свидетельство того, что они вскормили многочисленных детей. Перед нами стояли пигмеи.

Лица их покрывали морщины, и, не считая классических фиговых листочков, на них не было никакой одежды. У нас был с собой табак, и мы раздали его пигмеям. Они сразу же предложили нам в обмен два своих крохотных лука, обтянутых для удобства обезьяньей шкурой, и две крохотных стрелы, острие которых было смочено настолько сильным ядом, что за несколько минут он мог бы убить льва. Мы с большой осторожностью приняли эти опасные подарки и, сделав нисколько снимков, расстались весьма дружелюбно. Вспоминая их великодушную щедрость, когда они отдали нам две свои самые ценные вещи, и храбрость, с которой они охотятся, чтобы добыть себе пищу, даже на таких крупных животных, как слоны, я решила, что в конечном счете они очень милые люди. Позднее, когда мне представилась возможность изучать их в течение более длительного времени, это впечатление полностью подтвердилось.

Потом мы переправились по висячему мосту через реку Семлики, где видели много крокодилов, но напрасно искали взором вершины Рувензори — они были скрыты густыми облаками. Еще со времен Птолемея люди пытались раскрыть тайны этих Лунных гор [14] невулканического происхождения. И даже сейчас нам мало что известно об их флоре и фауне.

Взбираясь все выше по склонам, мы пытались хотя бы мельком разглядеть лес, по которому проходил наш путь к местности, поросшей вереском. Обнаружив старую тропу, мы два часа тряслись по ней, пересекая ручьи и объезжая выходы горных пород, пока не достигли маленького плато, на котором стояла глинобитная хижина, окруженная возделанным участком. К нашему великому удивлению, внезапно появился белый человек лет шестидесяти и любезно пригласил нас отобедать. Заинтригованные, мы приняли приглашение. Мы были уверены, что наш хозяин окажется интересным человеком, и очень обрадовались, что так и оказалось на самом деле. Полковник Харкасс построил себе это маленькое пристанище на старости лет и жил здесь со своей африканской прислугой в компании шимпанзе. До отставки он провел тридцать лет в Бельгийском Конго.

14

Горы Рувензори часто отождествляли со сказочными Лунными горами, где, по легендам древних народов, находились истоки Нила. — Прим. ред.