Моя цель — звезды

Ее ученики из Центрального военного госпиталя попали прямиком в джонт-школу, занимавшую целое здание на углу 42-й улицы, недалеко от моста через Гудзон. Оттуда они маршировали черепахой к просторной джонт-площадке на Таймс-сквер и старательно запоминали ее координаты. Затем джонтировали в школу и назад на Таймс-сквер. Перегруппировав черепаху, маршировали на Коламбус-сёркл и запоминали координаты этой площади. После этого джонтировали назад в школу, уже через Таймс-сквер, и возвращались тем же путем на Коламбус-сёркл. И еще раз выстраивались черепахой, и маршировали на Великую армейскую площадь, а потом запоминали координаты и уходили в джонт.

Робин приходилось заново обучать пациентов, позабывших искусство джонтирования, как, образно говоря, тормозить на общественных джонт-остановках. Впоследствии она показывала им, как запоминать и применять координаты перекрестков. Кругозор пациентов расширялся, утраченные умения возвращались, им становилось все легче запоминать джонт-координаты в пределах, ограниченных теперь лишь врожденной мерой способности к телепортации. Первым же делом им растолковывали: чтобы запомнить какое-то место, надо его сначала увидеть, а значит, сперва потребуется попасть туда пешком или на транспорте. Даже трехмеркограммы не оказывали желаемого воздействия. Кругосветное путешествие обрело новый смысл для тех, кто мог себе его позволить.

— Местоположение. Высота. Окружение, — повторяла Робин Уэнсбери, а ученики джонтировали по остановкам от Вашингтон-хайтс до Гудзонского моста и обратно, телепортируясь примерно на четверть мили за скачок и старательно следуя наставлениям прекрасной темнокожей преподавательницы.

Невысокий сержант-техник, чья макушка поблескивала платиной, внезапно обратился к ней на помоечном жаргоне:

— Но тут нет никакой высоты, ёперный балет, мэм. Мы же тут на земле, не?

— Здесь нет никакой высоты, сержант Логан. Здесь нет — так будет корректнее. Извините, пожалуйста, но я так привыкла учительствовать, что мыслеконтроль дается мне тяжело. Вести с войны очень беспокоят… Как только разберемся с перемещением по остановкам на крышах небоскребов, сразу же перейдем к высоте, сержант Логан.

Человек с металлическим черепом переварил услышанное и задал новый вопрос:

— А мы вас слышим, когда вы думаете, так, да?

— Точно.

— А вы нас не слышите?

— Нет. Я односторонняя телепатка.

— Но мы все слышим вас или это только я? Или все?

— По-разному бывает, сержант Логан. Стоит мне сконцентрироваться на ком-либо, и меня слышит только он, а когда я даю себе послабление, то все и каждый… ох, бедолаги. Извините. — Робин обернулась и скомандовала: — Старшина Харрис, не раздумывайте слишком долго перед джонтом. Вы начнете сомневаться в себе. Сомнение — убийца джонта. Просто шагните вперед и приземлитесь на той стороне.

— Я тревожусь иногда, мэм, — отвечал космофлотский старшина с туго перебинтованной головой. Он явно колебался на пороге скачка.

— О чем же?

— А вдруг там, куда я прибуду, кто-нибудь стоит. Тогда будет чертовская непонятка, мэм. Извините…

— Я же вам сто раз объясняла. Эксперты разработали схему размещения джонтировочных платформ с оглядкой на пиковый трафик. Вот поэтому частные джонт-остановки маленькие, а та, которой мы пользуемся, на Таймс-сквер, шириной добрых две сотни ярдов. Все это математически рассчитано. Существует лишь один шанс одновременного появления из десяти миллионов. Это даже меньше, чем вероятность погибнуть при катастрофе пассажирской ракеты.

Перебинтованный флотский старшина с туповатым видом покивал и поднялся на платформу. Та была круглая, из белого бетона, разукрашенная странными черно-белыми узорами для лучшей запоминаемости. В центре остановки была врезана подсвеченная плитка, на которой значились название этого места и джонт-координаты: долгота, широта, высота над уровнем моря.

Пока забинтованный ветеран собирался с духом для первого джонта, на платформе внезапно замелькали, прибывая и отбывая, смутные силуэты. Они появлялись лишь на мгновение: выходили из джонта, замирали, сверяя координаты и окружение, а затем джонтировали дальше. При каждом исчезновении раздавался слабый хлопок: это оттесненный воздух заполнял пустоту, оставшуюся на месте внезапно пропавшего тела.

— Класс, погодите, — скомандовала Робин. — У нас тут образовался движняк. Все покиньте платформу, пожалуйста.

Рабочие в тяжелых комбинезонах, припорошенных снежком, держали путь домой на юг после вахты в северных лесах. Пятьдесят молокоразвозчиков в белой униформе направлялись к западу, в Сент-Луис. Они следовали за убегающим утром из часового пояса Восточного побережья в Тихоокеанскую зону. А вот из восточной Гренландии, где уже настал полдень, на ланч в Нью-Йорк устремилась еще одна колонна офисных служащих.

Спустя несколько минут суматоха унялась.

— Порядок, класс, — оповестила Робин. — Продолжаем. А где мистер Фойл? Он то и дело куда-то пропадает.

— С таким лицом, как у него, мэм, трудно его в этом винить, ну понимаете. Мы в госпитале для мозговиков его знаете как прозвали? Бугимен.

— Он и вправду выглядит устрашающе, сержант Логан, трудно с вами спорить. А разве нельзя удалить эти… метки?

— Они пытались, мисс Робин, но не понимали, как. Это называется татуировкой. Это, ну, в общем, никто теперь не знает, как это делается.

— А как сам мистер Фойл воспринимает свое лицо?

— Никто не знает, мисс Робин. Он в церебральном отделении, потому что он, ну, это, съехал с катушек. Он ни фига не помнит. Я вот что скажу: был бы я такой образиной, я бы тоже все на свете позабыл.

— Как жаль. Он кажется небесталанным человеком. Сержант Логан, а вы думаете, мистер Фойл уловил, что я о нем подумала, и оскорбился?

Коротышка с платиново сверкавшим черепом поразмыслил:

— Не, мэм. Вы никого из нас тут не сможете задеть, мэм. Да и Фойла, ну куда его там. Он же тупой, как валенок, вот.

— Я бы на вашем месте попридержала язык, сержант Логан. Видите ли, никому ведь не понравится узнать, что другой человек на самом деле о нем думает. Мы лишь воображаем, что мы можем это угадать. Ерунда. А я тут как оплеванная хожу с этим даром телетрансляции. И вдобавок одинокая. Отверженная… Я… Ой, короче, вы меня не слышали. Извините. Мне тяжело контролировать свои мысли. Я… А, вот и вы, мистер Фойл. Бога ради, где это вы шлялись?

Фойл только что джонтировал на платформу и безмолвно спускался с нее, отвернув от соучеников свое обезображенное лицо.

— Я, ну, практиковался, — промямлил он.

Робин подавила прилив омерзения и с дружелюбной улыбкой приблизилась к несчастному. Взяла его за руку.

— Вам стоило бы проводить в классе больше времени. Мы здесь все друзья, и нам хорошо вместе. Правда. Присоединяйтесь.

Фойл отводил взгляд. Потом внезапно вырвал руку, и тут же Робин сообразила, что рукав его одежды весь мокрый. Да что там, с больничного халата просто текло.

Мокрый? Он где-то попал под дождь. Но я же утром смотрела погоду. Никакого дождя восточнее Сент-Луиса. Значит, он должен был джонтировать дальше. А ведь он не умеет. Он же полностью потерял память и лишился способности к джонту… Значит, он притворяется!