Моя чужая жизнь

– Relax, - прошептал Бен. Я послушалась. Закрыла глаза… пал последний барьер, рухнули преграды. Я парила, царапала его спину, кусала плечи. Забыла себя, Виктора, детей. Ничего не имело значения. Только он и я.

– Don’t leave, - просил Бен. Я закрыла ему рот поцелуем:

– See you tomorrow.

Я спешила, летела к любимому мужчине, к своему мужчине. Он меня ждет. «Мой Бен», - шептала я, привыкая к его имени. На губах играла улыбка, в сердце цвела любовь.

– Я к мистеру Олсону, - сообщила я администратору гостиницы.

– Сожалею, но мистер Олсон съехал, - дежурной улыбкой одарила администратор.

– Как съехал? Это какая-то ошибка, - я не могла поверить в только что услышанное.

– Мистер Олсон съехал сегодня утром, - повторила она.

– Он не оставил записки? – с надеждой спросила я.

– Нет, ничего, - она покачала головой.

– Спасибо, - выдавила я.

Как во сне, вышла из гостиницы, слезы застилали глаза. Не помню, как приехала домой. Взяла тетрадь. Мне страшно. Пишу и чувствую за спиной – бездну. Черную, жуткую бездну. Из нее тянет холодом. Стоит мне только обернуться…

На этом записи обрывались. Последний абзац написан неразборчиво. Я тяжело поднялась, пошла к палате. Ольга лежала, глядя в потолок. На секунду мне показалось, что она на меня посмотрела. По спине побежали мурашки. Но нет. Показалось. Ничего. Никаких эмоций, ни малейшего движения.

Виктор пришел на следующее утро. Как всегда, избегал смотреть в глаза.

– Зачем вы это сделали? – спросила я.

– Сделал что? – он удивленно на меня взглянул.

– Зачем вы их сдали?

Он дернулся, как от удара, лицо покрылось красными пятнами.

– А что, надо было позволять ей и дальше трахаться с этим интуристом? – он зло усмехнулся.

Я не ответила. Что тут скажешь? Молча вернула тетрадь. На сердце было тяжело, словно это я виновата. На следующий день я написала заявление.

ла из болячек меня здесь" глазах и становится холодно в нахарей и колдуний.