Моя герцогиня

— Возможно, ты почувствуешь себя нехорошо, но ни за что не умрешь, — уверенно заявила Джемма.

— Почему? Потому что ты не позволишь?

— Я же герцогиня, — серьезно, без тени улыбки пояснила она.

Элайджа снова поцеловал ее — мимолетно, но так сладко, что если бы сердце уже не превратилось в камень, то, наверное, непременно бы разбилось. А потом без единого слова взял бокал и залпом осушил.

Взявшись за руки, они сели рядом и погрузились в ожидание. Джемма положила ладонь мужу на грудь, чтобы не пропустить ни единого удара. Два или три раза в душе пробуждалась надежда, но потом снова ощущался лишний толчок или, напротив, пауза затягивалась.

— Наверное, надо принять еще четверть пузырька, — заметил Элайджа десять минут спустя. — Уидеринг написал, что тот пациент, который выпил полную дозу, отличался рыхлым телосложением. Но если он не очень высокого роста, то скорее всего я вешу больше.

— Но ты же подтянутый, — возразила Джемма.

— Мускулы тяжелее жира, — пояснил герцог. — Среди боксеров это нетрудно заметить: при одинаковом росте полный соперник всегда весит меньше, чем худой, но мускулистый.

Элайджа вылил в бокал еще немного отвара и, прежде чем Джемма успела что-нибудь сказать, проглотил.

— Немного мутит, — вскоре признался он.

— Это хорошо, — поспешно успокоила Джемма. — Значит, лекарство работает. А круги видишь? — Она подбежала к камину и подняла свечу.

— Трудно сказать, — пожал плечами Элайджа. — Наверное, существует и естественный отсвет.

— Тогда посмотри на меня. На голову! Не замечаешь подобия нимба?

— Пытаешься выяснить, достойна ли звания ангела? — с улыбкой уточнил Элайджа и слегка прищурился. — О да! А еще отчетливо вижу белоснежные крылья!

— Как можно шутить в такой момент!

— Когда же еще смеяться, если не перед лицом смерти? — беззаботно заметил герцог. — Тем более что сердце, кажется, бьется ровно.

Слов не нашлось, и Джемма молча прижала руку к тому месту, где пряталось чудесное, ритмично работающее сердце. Прошла минута, потом еще одна и еще. Ничего не изменилось: мерный отсчет энергичных, полных жизни ударов продолжался.

— Ни единого сбоя, — ошеломленно прошептала Джемма.

— Наперстянка возвращает к нормальному состоянию, — подтвердил Элайджа, — Так же, как твоя любовь. Забавно: бутылочка лекарства вместо постели.

Джемма задумчиво прикусила губу.

— А как же понять, когда следует принимать новую порцию? Об этом забыли спросить.

Элайджа встал и потянулся.

— Существует лишь один способ выяснить периодичность.

— Какой?

Он усмехнулся лукаво и отважно:

— Устать, довести себя до физического истощения и разогнать сердце.

Джемма на шаг отступила и с сомнением покачала головой:

— Нет, это чересчур рискованно.

Но муж уже схватил ее в охапку. Оставалось одно: выдвинуть собственные условия.

— Только если позволишь постоянно проверять сердце.

— Решено: сначала доведу себя до истощения любовью, а потом выпью бокал бренди и лягу на пол.

— Опасно!

Однако супруг не внял предостережениям и уложил Джемму на кровать — энергичный, полный сил и стремления жить. Склонился и начал покрывать страстными поцелуями.

— Смотри, все прекрасно. Попробуй! — Он прижал ее ладонь к груди.

Случилось самое большое, самое главное чудо на свете: сердце стучало ровно, мощно, словно никогда не пугало жестокими предательскими сбоями. А ведь они только собирались отдаться друг другу.

К глазам подступили слезы.

— О, милый…

Однако заплакать так и не удалось, потому что его губы, его руки оказались повсюду… герцог Бомон забыл о сдержанности.

Среди ночи, когда весь дом уже спал, супруги медленно спустились в библиотеку. Волосы Джеммы рассыпались по плечам, а из одежды присутствовали лишь сорочка да накинутое на плечи одеяло.

Элайджа налил себе большой бокал бренди, а поскольку пить одному не хотелось, наполнил еще один и протянул жене.

Густой янтарный напиток благодатно разлился по телу, согрел и слегка затуманил мысли. И все же Джемма продолжала без устали ходить по комнате: счастливое волнение не позволяло сидеть на месте.

— Утром первым делом надо будет отправить письмо твоей маме, — звонко, словно птичка, прощебетала она. — Ну и, разумеется, Вильерсу.

— Не забудь о докторе Уидеринге, — напомнил Элайджа. Он лежал на полу в самой опасной позе — на спине.

— Как твое сердце?

Герцог блаженно улыбнулся и, приподнявшись на локте, снова приложился к бокалу.

Джемма остановилась рядом.

— Пей быстрее. Испытание можно считать надежным, только если опьянеешь.

— Есть идея, — отозвался супруг таким сонным голосом, будто собирался вернуться в спальню. Впрочем, нет: рука многозначительно и настойчиво сжала ее щиколотку. — Иди сюда.

— О, Элайджа! — Однако Джемма тут же опустилась на колени. Поцелуй оказался радостным и благодарным, наполненным не вожделением, а сладкой истомой. Страх испарился, а на его место пришла уверенность: любимый будет жить, останется рядом.

Постепенно нежность трансформировалась в нечто иное, и Джемму вновь захватил знакомый неукротимый огонь.

— Люблю тебя, — прошептал Элайджа.

— А я — тебя, — ответила она.

Они улетели в счастливый мир, где два тела слились в любовном порыве, а два сердца забились в унисон.

Ровно, без единого сбоя.

Глава 30

5 апреля

Вильерсу не спалось. Мешали мысли о мальчике в детской — если, конечно, своевольное создание можно было назвать мальчиком. А еще мучила тревога за друга. Жив ли Бомон? Оставалось лишь надеяться на лучшее: печальную новость сразу узнал бы весь город.

С первыми лучами солнца герцог вскочил и принялся беспокойно мерить шагами спальню. Что делать дальше? Разыскивать остальных детей? Откровенно говоря, эта мысль приводила в ужас. Может быть, лучше сначала жениться и переложить заботы на плечи супруги? Интересно, сколько времени уйдет на поиски достойной, чуткой, все понимающей герцогини?

Да, Элайджа! Вильерс так стремительно повернулся, что сбил каблуком ковер. Недовольно взглянул и расправил — разумеется, ногой.

Наконец, нетерпеливо выругавшись, позвонил и вызвал камердинера. Только разумная женщина способна дать дельный совет относительно женитьбы. Джемма. К тому же она жена Элайджи, а сейчас главное — срочно выяснить, как чувствует себя друг. В любом случае оставаться в одном доме со вновь обретенным сыном невозможно: внутренний голос не дает покоя и упрямо твердит, что необходимо подняться в детскую и что-то сказать.