Моя хранимая Химари
Шрифт:
– И наконец последний вариант: мне это всё снится.
Все даже немного улыбнулись.
– В таком случае я торжественно объявляю, что мне исключительно… всё равно, сошёл ли глава Амакава с ума, "вспомнил" или заменил предыдущего владельца теперь уже своего тела, нано. Ты уже показал мне зачатки главы рода, способного вести нашу большую семью вперёд, наперекор неизвестности, нано.
Спасибо, мудрый водный демон, Сидзука, однажды последняя из рода Мизучи, а теперь Сидзука Амакава.
– Глупости какие-то. Я практически не знала "прошлого" Юто Амакава, именно ты стал для меня новым членом семьи и моим любимым
Спасибо тебе, отныне, Хару Амакава.
– Най господин… в ваших телесах течёт ала кровь Амакава, древних кнесей-повелителей света переменчивого, это есмь факт. То кем най господин считает себя, его мечу безразлично должно быть. Я сказала и повторю: аз есмь ваш меч и щит во веки вечные, не мне быть вам судиею.
Условия клятвы высшего приоритета выполнены.
Спасибо, Химари, ласковый ты мой зверь.
Взгляды скрестились на последней невысказавшейся Ринко.
– Я… Мне нужно подумать, Ю… Юто.
И я с ужасом внутри себя понял: этой, теперь уже близкой мне как никто другой, молодой девушке не быть со мной в Семье. Она любила другого Юто, а под конец была ослеплена происходящими быстрыми событиями, чтобы понять, что "её" Юто больше нет. И уже никогда не будет. Вместо него - не предназначенный для мирной жизни, выделяющийся среди прекрасных нежных цветов домашнего сада, большой шипастый венерский мухолов с зубастой ядовитой пастью.
Вслед за мной это поняли остальные, кроме, быть может разве что Лизлет, не знавшей истории "наших" с Ринко отношений.
– Ринко… Юто, который тебе нравился, ведь он никуда не делся. Он внутри меня. Благодаря ему я помню… наше детство, каждый наш осенний фестиваль, каждые ежегодно новые ленты, что ты носишь в волосах как символ…
– Прекрати! Ты просто читаешь чужую память… как раскрытую книгу! Но ты не был главным героем её текста!
Слова ударили меня больнее внезапной пощёчины. Действительно… я для неё теперь никто. Разве что сосед, волею судеб способный защитить её от возможной опасности… в которую сам же и втянул. Какое я имею право даже просить…
– Я не знаю… как мне к тебе теперь относиться. Да и кто, по-твоему, ты сам? Маг из другого мира… или же ученик Такамия-хай, мой друг и возлюбленный?
– …
– Молчишь? И ещё думаешь что МНЕ это определить легче чем тебе?
– Ринко…
– Не трогай меня!.. Мне нужно… подумать.
С этими словами, такая недостижимо далёкая, теперь разделённая между нами непреодолимой стеной обиды за обман, девушка встала и вышла из комнаты. Воцарилась тишина. Все смотрят то на меня, то на друг друга.
– Я пожалуй… лягу сегодня пораньше.
– у меня всегда был такой хриплый голос? - никому не беспокоить. Я хочу побыть один.
…
Терзай меня, основа, ведь ментальное тело, благодаря вторжению в него "света" снова уплотнилось, частично разгладившись правда в этот раз пусть и ровно, но не так как надо. Что в свою очередь потребует восстановления в нужный вид. Давай, любые воспоминания. Вряд ли мне будет уже хуже.
Алгоритм процедур восстановления ментального тела составлен. Будет произведена сортировка случайных воспоминаний на момент идеального состояния ментального тела. Внимание, возможны хаотично возникающие
сновидения.…
Поместье близ Хайзингена. Малая зала для совещаний. За столом сидит поседевший пожилой человек, ещё крепкого сложения, которое для знакомых с военным делом людей и демонов может сказать о том, что Глава, несмотря на почтенный возраст, не сдался на милость старости, продолжая быть хоть и не самым, но одним из сильнейших магов и воинов Семьи.
Створки мощнейших артефактных дверей с разнесёнными в щепы креплениями выносит внутрь залы мощным разрывом. Кристоф фон Финстерхоф не дрогнул и пальцем - два мага преградили путь неизвестной силе к своему Главе, моментально накрыв себя, Главу и стол, за которым он сидит, сложными заклинаниями барьерной защиты. Одна створка изначально улетела по кривой траектории в сторону, зацепившись не до конца оторванной петлёй за один из стульев, а вторая полетела в сторону магов-телохранителей, но тут же была отражена защитой в сторону. Кристоф спокойно встал и посмотрел на устроившего эффектное появление сына, мейстера, и одновременно с этим, предателя Семьи фон Финстерхоф, в своём понимании этого слова.
Мейстер развёл руками с улыбкой, показывая что вовсе не хотел устраивать такое взрывное представление.
– В сторону.
– бросил Кристоф, и маги слаженным, репетируемым всю жизнь движением встают по его сторонам, готовясь исполнить любой приказ Главы.
– А ты постарел… отец.
– по интонациям решительно нельзя было понять, рад ли этому факту мейстер, или нет.
– А ты так и не набрался ума, предатель. Что Генрих?
– Мёртв, твоими стараниями, отец.
– Это печально.
– в голосе Кристофа было что угодно кроме печали, а на лице не дрогнул ни один мускул.
– Будем продолжать ломать комедию, или ты готов выйти во двор и принять заслуженную дуэль чести?
– Сила ослепила тебя. В этот раз не только глаза, но и разум. Я, Глава, требую от твоей kernst"uck клятвы подчинения Семьёй, здесь и сейчас.
– сказал отец мейстера и прикрыл глаза. Большего в его планах и не требовалось, чтобы угомонить предателя…
Повисла гнетущая тишина. Прямо сейчас основа мейстера заставит его подчиниться или умереть по приказу Главы Семьи. Так уж были устроены все воины и маги всех Семей - одна из особенностей железных правил. Вот только…
Мейстер усмехнулся и покачал головой. Если кто до этого из присутствующих и позволил себе шелохнуться хоть немного во время диалога двух присутствующих вершителей их судеб, то сейчас все превратились в статуи и забыли как дышать. Это было невозможно. Скорее уж можно было ожидать проявления в физическом плане бога-покровителя без аватара, чем увидеть как впечатанное в самую основу основ ментального тела (откуда и произошло название) нестираемое и неуничтожимое условие о беспрекословном подчинении требованию "клятвы Семьёй", клятвы высшего порядка, будет нарушено. Мейстер рассмеялся в голос своим знаменитым в столичной среде смехом, предвещавшим скорую расправу любому, кто встанет у него на пути. К достоинству Кристофа можно лишь сказать - он сразу сделал для себя какой-то вывод и простоял молча, не выказав ни малейшего признака злости, пока его сын не успокоится.