Моя любой ценой
Шрифт:
И вместе с тем противоречиво не могу сделать ничего из этого, не могу причинить боли. Потому что помню и то осознание, которое пришло в тот день.
— А как думаешь? Надеялась, что я сдохну там?
— Что? — ее глаза распахиваются еще шире. И в них помимо страха еще и возмущение появляется. — То есть ты мне еще и предъявляешь?! Это было просто снотворное! А ты! Ты! — она вдруг всхлипывает, бьет мне я в грудь раз, другой. — Ты убил моего брата! Ты! Из-за тебя! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Ее бессвязный поток слов фильтрую мгновенно. Обиды и прочее — выясним позже.
— Я не трогал твоего брата. Даже пальцем!
— Не ври! — шипит хуже разъяренной кошки. — Я видела фото! Я все видела! Ты избивал его! ТЫ!
С момента, как воспоминания стали возвращаться, у меня было достаточно времени, чтобы выстроить догадки — кто и зачем. И сейчас Злата только подтвердила их.
— А показал тебе это, конечно, Басманов?
— Да, он, — с вызовом отвечает она. — Можешь не врать, что ты не причем! Ты с самого начала злился на него, говорил, что решишь проблему! Я видела твое решение…
И такая боль в ее голосе. У меня не было пока возможности навести о ней справки полностью, так что кое-какие детали сейчас становятся неприятной неожиданностью.
Например то, что моя женщина всё это время, получается, оплакивает брата, считая убийцей меня.
— Злата, посмотри на меня, — строго произношу, беру ее лицо в ладони, не давая вырваться. — Посмотри! Я клянусь, что не трогал его. Клянусь всем, что есть. Я никогда бы не тронул его, потому что это ударило бы по тебе.
— Да ладно? С чего тебе заботиться о своей очередной игрушке?
Твою ж мать, я и забыл, что она не в курсе смены приоритетов.
— Это не так, — мягко возражаю, поглаживаю пальцами по коже, и меня реально ведет. Как же я истосковался. Все эти дни я не посмотрел ни на одну бабу. Просто не работал интерес. Словно знал, что где-то есть та самая, которой суждено жить в моем сердце.
— А как? Как, Феликс? — усталость в ее голосе неприятно отдается в груди.
— В тот день я собирался извиниться за наш… Отдых. Я сорвался. Потерял контроль и…
— И что?
Какой-то гребаный пиздец. Никогда у меня не было проблем с тем, чтобы заболтать собеседника. Я всегда находил нужные слова и ловко выворачивал факты. А сейчас — словно зеленый пацан, не могу подобрать даже пары фраз.
— Я хотел доказать, что между нами всего лишь секс. Ничего больше. Хотел выбросить тебя из головы, выкорчевать без остатка то, что проросло во мне. Пытался избавиться от наваждения тобой!
— У тебя это отлично вышло…
— Я ошибался, красота. Пиздец как ошибался. Ты стала важна для меня. Настолько, что это сбило с толку, и я проебался по полной. Мой косяк, признаю. Но я все исправлю, родная. Слово даю.
— Не надо, — качает головой упрямица. — Что было, то было. Теперь просто оставь меня в покое.
— Не могу.
— Что?
Ее возмущение, ее эмоции такие вкусные, а я так изголодался по ней, что контроль уплывает. Словами у нас не выходит, остается только другой вариант — через действия.
Затыкаю ее очередное возмущение. Целую. Целую-целую-целую. И не могу надышаться этим моментом.
— Пусти! Хватит! — брыкается Злата,
но я-то уже попробовал ее.— Ты мне снилась, красота. Каждую гребаную ночь. Все это время.
Мое откровение заставляет ее замереть. Она ошарашенно смотрит, а я пользуюсь этим.
— Снилась, Злата. И я каждый вечер ждал, что приснишься снова.
Избавляю ее от одежды, которая оказывается довольно хлипкой — на хер. Потом куплю ей все новое.
— Даже не думай! — взвизгивает она, но я-то чувствую, что тоже хочет, но пока еще спорит, держится за свою гордость.
А я ведь не трону ее. Не позволю больше. Ни себе, ни кому-то другому. Никто не обидит, не причинит боли.
— Тише, золотце, вот так, давай, — все же оказываюсь в ней, подхватив под бедра.
И боги… Это рай. Это дом. Я словно вернулся туда, где и должен быть. Каждую долбаную ночь! Каждый гербаный день!
— Ооо, — выдыхает она, ошарашенно глядя. — Ты… Ты слишком…
— Это просто перерыв, родная, — скалюсь довольно. — Все наверстаем.
— Черта с два! — стонет нахалка. — Я больше не… Ни разу… Никогда…
Смотреть на то, как закатываются от удовольствия ее глаза — бесценно. Вся злость и яд предательства растворяются и уходят, словно и не было ничего. Позже выясню все детали, отработаю и расскажу правила. Сейчас… Черт, сейчас мне хочется подарить ей удовольствие, сделать так, чтобы она снова мне улыбалась, чтобы хотела, как раньше и отдавалась так же — до беспамятства!
— Боже, — выдыхает Злата, когда все резче толкаюсь в ее податливое горячее тело. Она будто вся скроена под меня — идеальная женщина. — Еще… Еще…
Мы оба, кажется, рычим, целуемся до укусов и практически одновременном кончаем.
Ощущение правильности происходящего пьянит так, что я расслабляюсь. Впервые за долгое время.
Отпускаю Злату, ставлю на ноги, уже прикидывая, как и где мы пойдем на второй заход, как слышу возмущенное:
— Феликс, ты что наделал?!
48. Злата
Секс — последнее, о чем я думала, когда увидела Багрова за дверью. Я решила, что он пришел мстить. Была уверена, что этим и закончится. Было ли мне страшно? Отчасти. Но после смерти брата мне было особо нечего терять. Так что я даже обрадовалась, что возможно он закончит мое существование.
Вот только все пошло не по плану.
Ярость, с которой Феликс доказывал, что не трогал Лешу, нашла отклик во мне, зародила сомнения. А потом вообще все свелось опять к сексу, так что разговор вышел каким-то скомканным.
Но все это меркнет по сравнению с тем, что Багров, как выясняется, не предохранялся. А я ведь, уехав, бросила пить таблетки.
— Сделал тебе хорошо? — предполагает он с наглой ухмылкой. А я снова опускаю взгляд вниз и чувствую, как по ногам течет его семя.
— Серьезно!? А последствия кто будет разгребать? — злюсь все сильнее.
Мужчина тут же становится серьезным.
— Злата, я буду рядом. Ты не останешься одна. Ты, что, думаешь, я тебя брошу? Или ребенка?
— Да ты! Ты! Ты должен был спросить у меня — хочу ли я от тебя рожать!