Моя мама – Снегурочка

До госпиталя Павел добрался за полчаса. Почему-то заранее настроился, что придется спорить с врачами, уговаривать пропустить его к брату. Но на посту, едва он назвал фамилию, конопатенькая медсестра мигом вскочила и бросилась вперед, едва не таща его за руку.

Борис лежал на высокой кровати, весь обмотанный проводами. В горло у него была вставлена трубка. Но он находился в сознании, скосил глаза в сторону брата, и это чрезвычайно обрадовало Павла. Почему-то он свято верил, что если человек в сознании и уже доставлен в больницу, то врачи его обязательно вытащат.

Он сел на круглый низкий табурет, кем-то предусмотрительно подставленный к постели пациента. Смотрел на брата и растерянно мигал, словно старался отогнать страшное видение. Борис с видимым трудом оторвал руку от простыни и провел ею в воздухе так, будто что-то писал. Павел понял, выхватил из кармана ручку и какой-то клочок бумаг (на его обратной стороне почерком жены был написан список подарков). Но вдруг спохватился:

— Боря, не стоит тебе напрягаться.

Но брат метнул на него такой нетерпеливый и требовательный взгляд, что Павел поспешил вложить ручку в его правую руку.

Борис писал долго, вслепую. Потом бессильно уронил руки. Павел взял записку и прочитал корявую строчку: «Как теперь я понимаю Тасю».

Хотел улыбнуться, но губы словно судорога свела. Борис глазами показал, что хочет писать еще.

«Поезжай в Питер к нашим. Скажи, меня задержали дела».

— Борис, — забормотал Павел. — Это как-то не по-людски. Нужно бы вызвать их сюда.

Брат молча показал ему кулак.

Войдя в дом, Павел был потрясен страшными хоровыми рыданиями, несущимися из детской. Бросился туда, заранее готовясь к самому ужасному. На кроватке их маленького сына сидела Катерина, прижимала мальчика к груди и даже не плакала, а вопила в голос. Ей, икая и захлебываясь, вторил малыш. Павел, громко чертыхаясь, вырвал ребенка и побежал с ним в ванную. Там, не спуская с рук, сунул голову мальчика под струю воды, и тот живо прекратил истерику. Отнес его обратно в детскую, уложил в кровать, а жену вытолкал прочь. Рыдать она так и не прекратила.

— Да что с тобой?! — в бешенстве заорал на супругу Павел.

— Паша, это конец, — завыла в ответ Катерина. — Ты понимаешь, что нам все, крышка? Борис умрет, все достанется Таисии, а мы снова окажемся в нищете.

— Да с чего ты взяла? — попытался перекричать ее Павел. — Таисия этими делами заниматься не станет, все по-прежнему останется на мне.

— Господи, Паша, но она такая странная, ее не поймешь. Она может совсем продать бизнес. Или поставить управлять им таких же калек, как она.

— Между прочим, если бы ты удосужилась за все эти годы сказать Таисии хоть пару слов, она бы совсем не казалась тебе странной, — справедливости ради подколол жену Павел.

— Да как же сказать, когда она такая?

— Как все говорят?! Идиотка! — завопил разъяренный муж. — Могла бы хоть из тактических соображений общаться с ней понемногу.

— Пашенька, — ныла жена, — ну сделай хоть что-нибудь. Пусть бы Борис все оставил дочке, нам бы было легче.

— Да что я сделаю? Убью ее, что ли? — крикнул Павел и прикусил язык.

— Ну что ты, Пашенька, такое говоришь. Ну, разведи их как-нибудь, что ли. Пока еще не поздно.

— Все, замолкни, — отмахнулся Павел. — Мне нужно собираться, Борис велел ехать в Питер. Ты тут останешься на связи.

Уже через сутки Павел был в Питере. Никогда прежде не приходилось ему оказываться в таком дурацком положении. Он веселился и дарил подарки, когда в душе было черно от тревоги и неопределенности. Он ждал, что в любой момент может прийти известие о кончине брата и ему придется оправдываться за ту комедию, которую он ломал перед близкими. Тем более что с самого момента его появления мать и Таисия поглядывали на него как-то странно, тревожно. Только маленькая Валерия искренне радовалась и дяде, которого, правда, с трудом узнала, и особенно подаркам.

В их старой квартире вещи стояли частично собранными. Мать еще месяц назад сообщила, что дом готовятся сносить. Борис в этот приезд должен был решить вопрос с жильем, то есть или купить квартиру прямо сейчас, или снять временное жилище для матери, а с квартирой немного подождать. Их бизнес все еще не сделался достаточно стабилен, и братья опасались изымать из него такую значительную сумму. К тому же в последнее время Борис сомневался, стоит ли вообще селить мать и жену вместе. Хотя бы даже и в огромном особняке.

Вопреки прогнозам Павла, Ирина Даниловна так и не смогла полюбить Тасю. Внешне она относилась к невестке совсем неплохо, даже не ворчала на нее, как порой на Катерину, которая раздражала ее своим упорным нежеланием появляться в России. Но что-то в душе ее непрестанно ныло, свербело, не могло примириться с тем, что ее красавец сын взял в жены «инвалидку». Когда Тася на ее глазах «разговаривала» с дочкой или мужем на языке жестов, мать всегда досадливо морщилась и отворачивала голову. Но не сдержалась один только раз. Тогда Тася вдруг заговорила в ее присутствии с дочерью той своеобразной речью, которой учат говорить людей, лишенных слуха. Ирина Даниловна вбежала в кухню, в сердцах хлопнула дверью и сказала курившему у форточки Борису:

— Ты запрети своей жене таким макаром разговаривать с Лерочкой. Девочка переимчивая, еще заговорит так на улице или при гостях.

— Как — так? — спросил Борис таким ледяным тоном, что у матери сразу пропал интерес к продолжению разговора. С тех пор она никогда не поднимала эту тему. Но побороть свою антипатию к невестке была не в силах.

Вечером встал вопрос, где положить Павла. Его бывшая комната была превращена в склад для вещей, приготовленных к переезду. Тогда Павел спросил, нельзя ли ему переночевать в квартире на Петроградке.

Про себя он решил воспользоваться этим вечером и наладить контакт со снохой. Хотя и мало представлял, как это можно сделать. Подобно матери, он стеснялся и не любил разговаривать с Таисией.

Весь вечер он играл с племянницей, сам уложил ее в постель и уселся отдыхать у телевизора. Тася все это время тихо просидела в своей комнате, только раз вышла напоить Павла и дочку чаем. Теперь же она подошла к Павлу, напугав его своим бесшумным появлением, и протянула блокнот. Он взял и прочитал последнюю запись: «Павел, что с Борей? Я уже несколько дней посылаю ему сообщения, но телефон отключен».

— Тася, ведь я говорил тебе, у него дела, перед Новым годом самый пик, вырваться невозможно… Наверно, замотался и не смотрит на мобильник.

Таисия, бледная, напряженная, как струна, снова что-то поспешно написала, поднесла к его носу. «Паша, не обманывай меня. Я знаю, что-то случилось».

— Ну хорошо, ты права, — бледнея, заговорил Павел. — Борис попал в аварию. Он еще борется, но надежды мало. Это было его требование, чтобы я скрыл это страшное известие от тебя и от матери.

Таисия молча скользнула прочь из гостиной. Она появилась через несколько минут, в свитере и брюках, с меховой курткой в руках. Нетерпеливо кивнула в сторону двери.