Моя месть. Шах, тебе мат!

– Прошу Вас, Михаил, возьмите меня с собой на аэродром. Мне очень-очень нужно встретить мужа. Поймите, от этого зависит наша дальнейшая совместная жизнь, - на последней фразе выдержка меня окончательно покидает, и я всхлипываю.

Начбез некоторое время молчит, а потом все же соглашается.

По дороге в аэропорт я сильно волнуюсь и нервничаю. Не могу найти себе места.

Все время посматриваю в телефон в надежде получить от Романа хоть какую-то весточку.

Муж проявляет завидную выдержку.

И это меня злить еще больше.

С одной стороны понимаю, почему он так поступает. С другой, мне очень обидно.

На перроне аэродрома начбез велит мне оставаться в машине.

Как только подают трап, дверь самолета открывается и начинают выходить люди, по моему телу проходит крупная дрожь.

Увидев Романа, не могу сдержаться. Дергаю ручку двери и выскакиваю из салона.

Не иду, а бегу к мужу. Нет, даже лечу к нему.

Подлетев, падаю на его грудь. Крепко прижавшись к нему, обнимаю его за шею, а через секунду беру его лицо ладонями, поднимаюсь на цыпочки и целую куда могу попасть.

– Ромочка! Милый мой! Родной мой! Прости меня, дуру поперечную! Люблю тебя! Больше жизни люблю! Еле пережила этот чертов месяц. Думала сама умру, узнав, что о трагедии, - жарко шепчу в губы мужу, целуя их между словами.
– Я никогда и никуда от тебя не уйду! Без тебя меня нет! Ты нужен мне! Ты нужен нам! Ты нужен нашему малышу! Любимый прости меня!.

В момент, когда я уже срываюсь в неуправляемую истерику, из глаз Романа уходит сталь.

Он обнимает меня, целует и прижимается к моему виску.

– Женька, ты моя жизнь! Моя любовь к тебе безмерна! Своими словами ты сделала меня самым счастливым человеком на земле! Мне есть для кого и ради чего жить!
– шепчет муж, утыкаясь в мой висок.

После всего сказанного Ромой я боюсь даже пошевелиться. Но…

Больше всего боюсь уронить его скупую мужскую слезу, которая сейчас катится по моей щеке.

Всхлипываю от разрывающего мою грудь счастья, и в этот момент чувствую, как легко, словно пушинка взлетаю вверх.

– Ты что? У тебя же рука?
– пытаюсь вырваться из стального захвата здоровой руки мужа.

– Не волнуйся, свое счастье я и одной рукой удержу, - целуя, шепчет мне Роман и тут же обращается к тем, кто стоит у самолета.
– Прошу меня извинить. Мне нужно побыть с женой! Встречу перенесем на пятнадцать часов. Гостей компании ожидают комфортабельные номера в гостинице. Все расходы за счет принимающей стороны.

ЭПИЛОГ

Шахматы - это тихая игра музыки разума

Я лежу между ног своего любимого мужчины. Смотрю в чистейшую лазурную гладь, где небо сливается с заливом Ионического моря.

– О чем думаешь, ЖенюлИ?
– спрашивает Ромка, шебурша моими волосами.

– Мам, пап, смотрите, как я с деда нырять буду, - кричит нам наш старший сын Димочка.

– Твой сын деду спину не оттопчет, Ром. Может, лучше тебе Димку в воду покидать?

– Жень, не будем мешать деду чувствовать себя молодым папашей. Кстати, а бабушка с Галчонком куда ушли.

– Не нервничай. Мама сказала, что она с внучкой прогуляется в оливковую рощу.

– А вы не хотите искупаться, ЖенюлИ?

Муж обращается ко мне на вы не из уважения, а потому что нас двое. Я и наш шестимесячный сыночек, пока еще купающийся внутри меня.

– Не крутись, Ром, а то мне кое-что в шею упирается, - говорю, прижимая головой, Ромкино восстание в шортах.
– Иди-ка ты охлади своего младшего друга…

Приподнимаю голову, чтобы встать, но не успеваю, потому что загребущие руки мужа меня хватают под мышки, подтягиваю выше. Роман тут же укладывает мое окуклившееся тельце рядом с собой.

– Мне ужасно нравится твое беременчатое состояние. Тебе оно идет. Ты самая красивая беременяшка. У тебя самый очаровательный животик.

– Очень интересно, Зорин. А где это ты успел разглядеть других менее красивых беременяшек?
– выдыхаю намеренно капризно и жеманно, старюсь с мужем играть.

– Ой, Женька, не корчись. Тебе это не идет. Ты мне больше нравишься в образах строго адвоката и Снежной королевы.

– Хорошо, что не медсестрички и училки, - хикаю.

– Кстати, отличные ассоциации. Может поиграем вечерком, - игриво подмигивает мне Зорин, спускаясь дорожкой поцелуев с купола живота к паху, его похотливые пальчики сразу же забираются под край моих пляжных трусиков.

Начинаю хохотать, но не от щекотки, а от воспоминаний.

– Ну, ты чего, сладкая? Я же аккуратно…

– Ты смотри не увлекайся проверять стратегически важные места, - заливисто смеюсь и грожу ему пальцем.
– А я до сих пор помню, когда ты самый первый раз без зазрения совести полез их проверять.

– Вот ты, Женька, сочинюха. Это просто у меня пальцы замерзли. Ну, и я их решил погреть, там где альпинисты руки греют.

– Так….Стоп-стоп, драгоценный Роман Дмитриевич. Смотрю, у Вас начал ранний склероз развиваться. Ты же мне все эти годы рассказывал, что у тебя, когда я села в салон твоего бегемота, снесло крышу от любви ко мне.

– Ой, Евгения Юрьевна, бросьте свои адвокатские крючки. Всё бы Вам к словам цепляться. Крышу мне снесло, в самую первую встречу с тобой. И кстати, сладкая моя, самый первый раз я мог залезть в трусишки к зайчишке еще тогда, когда тебя у суда похитил.

– Серьезно?!
– наигранно удивленно смотрю на мужа, прищурив глаза.
– Зорин, ты все же хулиганистый хулиган.

– Ой, только не надо, мадам Зорина, наговаривать на меня.

– Если бы я реально хотел тебя тогда присвоить, то уж поверь мне…

Пока Роман рассказывает свою версию, вспоминаю…

Как буквально за несколько дней, пока муж находился в клинике Владивостока, я с помощью славного Ивана Федоровича сменила свою девичью фамилию Томская на Зорину.

Это известие для Романа стало вторым после беременности, которое его привело в замешательство и восторг.

Когда мы из аэропорта приехали домой, я первым делом вручила Зорину тест с двумя полосками и сроком десять недель, а затем положила перед ним на стол свой новенький паспорт.