Моя навсегда

— Кстати, насколько знаю, Роман так и не обзавелся семьей. Помню, Маргарита Сергеевна все жаловалась, что он никак не женится, внуков ей не подарит.

***

Следующие сутки прошли в нервном и томительном ожидании. А в ночь перед их приездом она ни на секунду не сомкнула глаз. С ума сходила от волнения, от страха, от счастья и изнемогала от любви, которая, оказывается, никуда не делась, лишь притупилась, но сейчас нахлынула с новой силой. Захлестнула так, что задохнуться можно.

Наутро, ожидаемо, выглядела Ольга неважно, а так хотелось быть для него красивой…

Павел Викторович обещал привести Рому в ее кабинет, когда будет водить его по комбинату. Примерно перед обедом, сказал он. И Оля сидела как на иголках. Не могла вникнуть ни в какие дела. От одной мысли, что Рома в эту самую минуту где-то здесь, рядом, ее буквально колотило, а сердце выпрыгивало из груди.

Потом ей позвонили из кадровой службы, попросили зайти расписаться в должностной. Стала расписываться — а рука ходуном ходит. Еле вывела закорючку, похожую на подпись. Кадровичка ничего, конечно, не сказала, но посмотрела многозначительно.

Наверное, тоже решит, что я боюсь проверки, подумала Оля, ну и плевать.

Она выскочила из отдела кадров, без задней мысли взглянула налево и остолбенела, словно ее молнией пронзило. Рома…

Роман тоже остановился, нет, замер… Оля тонула в синеве его глаз и не могла вдохнуть. Он тоже смотрел на нее, и казалось, что не было этих долгих лет, что они перенеслись назад, где снова вместе, вдвоем…

— Рома, привет… — выдохнула она, сморгнув набежавшие слезы радости. Устремилась к нему навстречу.

— Здравствуйте, Ольга Николаевна.

Она даже не поняла сначала. Лишь увидела, что огонь в глазах, полыхнувший в первый миг, внезапно потух и взгляд стал ледяным. Затем осознала, как он с ней говорит.

Его слова, холодные, строгие, как удар хлыстом, остановили ее, заставив внутренне съежиться от боли и шока. Хотелось закричать ему: Рома, это же я, твоя Оля! Не отталкивай меня, пожалуйста. Я так долго тебя ждала…

Он продолжал цедить вежливо и сухо:

— Мне нужен отчет о движениях денежных средств…

Господи, как он был сейчас похож на свою мать, холодную, надменную, презирающую любую слабость. Что стало с тобой, Ромочка?

Снова выступили слезы, только на этот раз от жгучей боли. Надо же, она столько грязи вынесла, столько оскорблений и лживых обвинений, что стала к ним почти бесчувственной. Думала, что ничем уже не пронять. Привыкла. И вот он… всего лишь говорит с ней, как чужой, а больно так, словно ее ножами внутри кромсают.

Каких только нечеловеческих сил ей стоило кивнуть ему и ответить помертвевшим голосом:

— Хорошо.

Оля словно на автомате дошла до бухгалтерии, передала приказ Стрелецкого и пошла к себе. Потом закрылась в своем кабинете и добрых полчаса беззвучно рыдала, спрятав лицо в ладони. Хорошо, что никто не сунулся к ней это время, хотя Олю это мало волновало. Она терзалась мыслями: почему он так с ней? Потому что она тогда отказалась с ним сбежать? Или просто потому, что разлюбил и забыл?

Столько лет прошло — разве можно держать обиду так долго? А вот разлюбить очень даже… И от этого было нестерпимо больно. Совсем как раньше, а говорят, что время лечит…

Снова зазвонил внутренний. Теперь ее срочно требовал к себе Потапов. Кое-как успокоившись, она попыталась привести себя в порядок. Черт, все равно видно, что она тут ревела. Глаза красные, нос блестит, еще икота дурацкая привязалась. В общем, сию секунду явиться не вышло, да и отправилась она не на лифте, чтобы нос к носу ни с кем не столкнуться в таком виде, а по лестнице. И, вероятно, Потапов ее уже не ждал.

Ольга все равно заглянула к нему, а лучше бы не заглядывала. Снова напоролась на взгляд Романа, а потом увидела, как он отвернулся от нее с непроницаемым лицом. Да и Потапов велел зайти позже.

О чем он хотел поговорить — Ольга не знала. Но в конце рабочего дня снова к нему заглянула.

— А ты чего такая убитая? — весело спросил Потапов.

У него-то явно настроение улучшилось.

— Да так, — пожала она плечами.

— С Романом пообщались?

— Да, он отдал распоряжения, что ему нужно. Выполняем.

— Угу. Но я не об этом. У вас же, сама говоришь, что-то там было… любовь-морковь…

Ольга совсем сникла. Директор, сам того не зная, рвал ей душу. Она и так ходила весь день полуживая.

— Не успели еще? Ну, успеете. Я пригласил Романа вместе с этой его помощницей к себе на дачу на выходные. Ты тоже приезжай.

— Я? — удивилась Ольга.

— Ну да. Посидим, прошлое повспоминаем. Отдохнем.

— Не думаю, что мое присутствие будет приятно Роману Владимировичу, — проговорила Оля и сама чуть снова не расплакалась.

— С чего это? Брось! Не знаю, что у вас там было, но я-то видел, как он на тебя смотрел. Какое лицо у него сделалось.

Оля покачала головой, больше не в силах вымолвить ни слова.

— Я сказал, поедешь. Это приказ. Приказы директора не обсуждаются! А теперь выше нос и ступай домой.

Дома Оля снова места себя не находила. Нет, она не сможет вынести это. Тем более когда он рядом. Видеть его, знать, что он тут, и вести себя, будто они чужие — нет, ей это не под силу. Она за один лишь сегодняшний день десять лет жизни потеряла…

Надо с ним поговорить. А если Потапов прав… Зачем ему врать? Может, и правда — со стороны виднее. Может, и у Романа к ней еще что-то осталось… В конце концов, она должна попросить прощения за ту свою слабость и трусость. Рассказать, как сильно она обо всем жалела. И главное, сказать о сыне.

Ольга покормила ужином Ромочку и Пашку, который после дембеля, можно сказать, поселился у нее. Дома у родителей показывался, но не часто. Тем более теперь — когда тоже устроился на комбинат рабочим.

— Паш, побудь с Ромой, — попросила Ольга. — Мне нужно сходить по делам.

— Куда? Поздно уже и темно? — забеспокоился Пашка.

— Мам, не уходи! — попросил маленький Ромка. — Нам в школе сказали нарисовать, кем я хочу стать.

— Мне, правда, очень нужно! — Оля присела на корточки перед сыном. — Я не задержусь! А кем ты хочешь стать?