Моя незнакомая жизнь
Шрифт:
– Конечно. – Игорь озирается. – Давай, Рита, звони, кому хотела, и надо решать, что делать дальше.
Я снимаю перчатки и вставляю карточку. Вот ведь холод какой…
А если она меня не вспомнит? Я давно не звонила. А если ее уже…
– Слушаю вас.
Голос такой же, как раньше, и я узнаю его из тысячи… нет, из десяти тысяч других!
– Надежда Гавриловна, здравствуйте!
– Здравствуй, Рита.
Она не просто жива и здорова, но и сразу поняла, кто беспокоит.
– Надежда Гавриловна,
– А как в поговорке: полегчало нашей бабке – перестала дышать. – Собеседница смеется. И это тоже так знакомо, что мне кажется, и не было последних двадцати лет. Но они были. – Рита, ты откуда звонишь?
– Из дома. Надежда Гавриловна, я понимаю, что это нехорошо с моей стороны, но мне очень нужно знать одну вещь…
– Не надо лирических отступлений. Я к твоим услугам.
– Не помните ли вы Нину Литовченко из нашей школы?
– Ну, как же, помню, конечно. Я была ее классным руководителем, после того, как выпустила вас. Потом спихнула эту головную боль и взяла малышей. – Бывшая учительница вздыхает. – Недобрый ребенок, злой, завистливый. И дружила с такой же точно девочкой. Виту Терновую, сестру Валентина, ты знала.
Мы умолкаем. О Вальке вспоминать как-то не с руки, но куда деваться? Что было, то было, по новой жизни не перепишешь. Прошло, все прошло.
– Витку знала, а вот Литовченко не помню вовсе.
– А напрасно. Она же за тобой по пятам бродила.
– Неужели?
– Точно. Вы с Валентином дружили, а она на него разве что не молилась. Рита, что у тебя случилось?
Моя учительница всегда все обо мне знала, я ничего не могла от нее скрыть – ни тогда, ни сейчас.
– Такое случилось, Надежда Гавриловна, что рассказать – не поверите. Не знаю даже, с чего начать. Но Нина Литовченко причастна ко всему, что происходит, и я теперь должна ее найти.
– А что ее искать? Она здесь.
– Где – здесь?!
– Живет недалеко уже несколько дней, за два дома от меня. Там раньше жила бабушка Валентина и Виты, Неля Глебовна, а потом дом опустел. А тут смотрю – свет горит, потом я издалека видела Нину в магазине. Ко мне не зашла. Ну и это хорошо. Она была неприятным ребенком и стала точно такой же неприятной взрослой женщиной. Как я и предполагала. Рита, девочка моя, что все-таки случилось?
– Да много чего, долго рассказывать. Можно, я приеду?
– Я буду ждать.
Как хорошо, что Надежде Гавриловне не надо ничего объяснять. Она всегда все понимала, чувствовала и знала, как справиться с бедой. Ей можно было поведать абсолютно все и ждать, что она не просто выслушает и поймет, но и поможет или даст хороший совет.
Рука моя совсем застыла на холодной трубке. Я не знаю, что мне делать… или знаю слишком хорошо.
– Рита…
– Игорь, мне нужно немного времени.
– Нет у нас времени. Ты узнала то, что хотела? Кому ты звонила?
–
Своей учительнице. Да, узнала. Литовченко в доме Виткиной бабки, все это время была там, ее видели.– Нужно ехать туда.
Ага, пока ты выбьешь себе командировку, машину и бензин, пока все оформишь и получишь, я уже буду там, по шоссе меньше часа. И к твоему приезду от Литовченко не останется ничего, пригодного для допроса, а то, что останется, уже точно никто не найдет.
– Едем сейчас же. – Игорь крепко берет меня за руку. – Идем, возьмем мою служебную машину.
– А разве тебе не надо оформлять бумаги у начальства и все такое?
– Я позвоню. Дело настолько важное, что раскрытие сейчас – приоритет, и все благодаря твоему куму Андрею. Умеет он нажать где нужно.
– Но…
– А ты хотела сама допросить свидетеля. – Панков забавляется, глядя на меня. – Не будь такой жадной, Рита. У тебя нездоровая тяга к криминалу, меня беспокоят твои наклонности.
Игорь ржет, а мне не до смеха. Я хотела кое о чем спросить у мерзавки, а теперь кто знает, как получится. Нина упрется и ничего не скажет, а он…
– Я ее на куски порву, и каждый кусок скажет мне правду. – Мой новый друг смотрит мне прямо в глаза. – Ты слышишь меня, Рита?
– Почему? Зачем это тебе?
– Нужно. Все, хватит болтать, пора заняться делом…
Синяя «семерка», конечно, не джип Рустама, но у меня никогда не было автомобильных предубеждений. Везет – и хорошо, чего ж еще.
– Конечно, не «Мазератти»… – вздыхает Панков, устроившись за рулем.
– Не начинай, мне однофигственно. Лишь бы ехала.
Мы катим по зимней дороге. Работает печка, на заднем сиденье лежит пакет с кока-колой и хот-догами, скоро будем на месте. Интересно, что мне скажет Литовченко, когда я доберусь до нее? Надеюсь, она немного посопротивляется, и у меня будет причина задать свои вопросы более активно. Плохо, что за мной увязался Игорь, но это не страшно, убить ее я смогу и позже.
– Рита, ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Ты о чем?
– О многом. – Панков сосредоточенно смотрит на дорогу. Ну, да, гололед, однако… – О тех давних делах, которые ты так старательно скрываешь. О блокноте, по которому так сокрушался Рустам. Не хочешь рассказать?
– Не о чем говорить. Все это дурацкие выдумки, я представления не имею, о чем он толковал.
– Да? Ну ладно.
Я понимаю, что его «ну, ладно» ненадолго и что он спросит меня о том же еще не раз, потому-то мне так важно услышать, что ответит на мои вопросы гадюка Нина Литовченко. Конечно, хорошо бы, чтобы при нашем с ней разговоре никого больше не было, но, к сожалению, это невозможно. Ничего, я что-нибудь придумаю. Главное – не сказать лишнего сейчас, иначе тогда уж мне точно крышка.