Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 4
Шрифт:
Директор вместе с Агарковым беседовали о чем-то с прорабом бригады и поначалу даже никак не среагировали. Только когда я окликнул их во второй раз, Кондратенко удивленно обернулся.
— Лестницу! Быстро! Там человек падает! — Заорал я.
— Щас упадет, не успеем! — Добавил Егор.
Вместо того чтобы действовать, Кондратенко, вместе с озадаченными рабочими, быстрым шагом направились к нам.
— Что такое?! — Крикнул издали директор.
Я ему не ответил, потому что метнул взгляд наверх, туда, где боролся за жизнь рабочий. Тот неловко стоял на карнизе, цеплялся за крышу, ноги его тряслись так
— Скажи им, чтобы лестницу тащили! — Крикнул я Егору, а потом помчался к зданию.
— Что у вас такое?! — Услышал я за спиной строгий крик Кондратенко.
— Лестницу! Быстро, лестницу давай! — Заорал в ответ Егор.
Тем временем я уже вбежал по невысокому крыльцу в контору. Быстро осмотревшись, выцепил из окружающего меня пространства из стен и коридора лестницу, идущую наверх. Увидев ее, я быстро метнулся по ступеням.
Собственного дыхания я не слышал. Как бывало в подобные моменты раньше, меня сопровождал только громкий и быстрый стук собственного сильного сердца.
Я не заметил, как преодолел несколько пролетов, оказался на последней клетке. Шаря по потолку взглядом, принялся искать люк в крышу. Люка не было. Рассуждать над этим я не стал. Просто помчался по короткому коридору в другое крыло конторы. Там, у стены, меня уже ждала старая лестница.
Когда я пробегал мимо распахнутой двери в один из боковых кабинетов, услышал:
— Я… я падаю! Скользко! Не… могу…
Краткий взгляд внутрь кабинета четко выстроил в быстром мозгу картину: дверь вела в залитую комнату, над которой и была дыра в крыше. Распахнутое настежь окно оставили тут, чтобы скорее просохло. Почти над ним и завис работяга.
Когда я закончил мысль, уже оказался на лестнице. Я просто с разбега прыгнул на нее, застыв на третьей ступеньке. Потом, быстро работая руками и ногами, устремился вверх.
Потолок встретил меня неприятной, затхлой сыростью старой пыли, промоченной ночным дождем. Тут было бы темно, если бы не сорванный лист шифера в дальнем от меня конце.
В дыру хлынул серый свет пасмурного дня, осветил стропила и балки, уложенный на потолке старый рыхлый утеплитель из стекловаты.
Тут было мало места, и двигаться мне пришлось на полусогнутых, остерегаясь балок, что могли угодить под ноги, и стропил, о которые так легко было приложиться лбом — стоило только неудачно повернуться.
Я бежал и слышал стоны рабочего, слышал, как он продолжал цепляться за жизнь, несмотря ни на что.
Продвигаться становилось все тяжелее. Пыль стекловаты неприятно саднила кожу в обуви и на голенях, под джинсами. Скапливалась на вспотевшей шее. Крыша тут опускалась к краю, и мне приходилось все сильнее нагибаться, чтобы оказаться у дыры.
Наконец, я пробился, выскочил на свет, тут же попытался выцепить взглядом, где же поскользнулся рабочий.
— Вот с-с-с-у-у-у-ка… — Процедил я и стал вылазить на скользкий, намоченный дождем шифер.
Если раньше мне казалось, что работяга сорвался почти что рядом с дырой, то реальность оказалась совершенно другой. Крыша скатывалась дальше. Он проскользнул на пузе еще метра три, прежде чем оказаться на краю.
— Ау! Я тут! — Крикнул я. — Слышишь?!
— Помоги! А! Мля! Руки не держат! Щас упаду! — Ответил он
полным ужаса голосом.— Ща! Держись! Уже подхожу!
Я видел его голову, напряженно вжатую в плечи. Видел руки, вцепившиеся в металл козырька и постоянно немного скользившие по его влажной поверхности. Еще сантиметр, другой, и он не сможет держаться, верхняя часть тела перевесит, и мужик, опрокинувшись навзничь, устремиться к земле.
— Держись! Еще чуть-чуть! Я уже рядом! — Прокричал я, медленно спускаясь к нему.
Обувь скользила по волнистому, серому от времени шиферу. Ветер, гулявший на крыше, неприятно толкал в спину, мочил волосы мелким дождем.
Мужик чуть-чуть соскользнул и вскрикнул, посмотрел назад.
— Не смотри туда! — Заорал я — Не смотри!
Работяга вздрогнул от звука моего голоса, обернулся.
— Вот так… Вот так… — Указал я себе на лицо. — Смотри на меня.
Он весь трясся от напряжения. На лбу выступила испарина, она смешивалась с редкими каплями дождя, попадавшими рабочему на кожу. Лицо его покраснело от напряги. В глазах стоял настоящий ужас.
— Ломается… — прохрипел он. — Кажется, кирпич подо мной ломается! Крошится! — Вскрикнул он.
— Я уже на подходе. Сейчас тебя вытащу, — спокойным, громким голосом проговорил я.
До мужчины оставалось метра полтора, и я уже мог рассмотреть, что происходит во дворе. Там, внизу, с высоты третьего этажа было видно, как копошились люди. Агарков хватался за голову, Кондратенко сердито раздавал команды мужикам, боровшимся с длинной, словно пожарная, лестницей. Они торопливо подтаскивали ее к фасаду конторы. Потом неловко стали подымать.
— Не достанет! Не достанет! — Орал снизу директор. — Звоните ноль один! Пожарным!
— Держишься? — Сказал я, присаживаясь на корочки, почти у края крыши.
Мужик не ответил, но быстро закивал, подал вперед правую руку, чтобы зацепиться чуть посильнее.
— Сил… нет… — прохрипел он вдруг.
— Сейчас. Я уже сейчас.
Я аккуратно подлез к краю крыши на коленях, уперевшись рукой, стал медленно подаваться вперед, чтобы можно было схватить мужика за рукава. Задача была нелегкой. Я и сам рисковал кубарем упасть вслед за бедолагой.
— Вот! Держу! — Крикнул я, вцепившись ему в руку. — Теперь ты не упадешь!
— Вытащи меня! Вытащи! — Захрипел обессиливший мужчина.
Я подался еще вперед, схватил мужика за одежду. Едва не упав сам, потянул на себя. Мужик был тяжелый, весел явно больше сотни. Это в спортзале, на удобном грифе, сотка на грудь казалась мне не самой сложной задачей. А тут были другие сто килограммов. Совсем другие. Неудобные, мокрые от дождя и до смерти напуганные.
— Сейчас, сейчас вытащу, — подбадривал я мужика. — Понимая, что положение х#евей некуда.
Пусть, я и не дам ему упасть, подстрахую, но в одиночку, в таком положении, вытащить не смогу.
— Алло, пожарная! У нас человек сорвался! — Орал во дворе Кондратенко, — повис на краю крыши!
— Витя! — Заорали у меня за спиной.
Я обернулся.
— Витя! Я тут! — Кричал Егор, торопливо спускаясь к нам с работягой.
— Не торопись, поскользнешься, — прошипел я сквозь сжатые зубы.
— Я щас!
Егор замедлился, стал спускаться бочком. Потом сел на задницу, и, у края, полез, помогая себе руками.