Моя плоть сладка

– Что ж вы так набрались, приятель?

– Да, он пьян, – ответила за Коннорса Элеана.

Подошел один из таможенников.

– Эй, подруга, может, у него еще есть бутылки?

– О, нет, мистер! – стала защищать его Элеана, и ее акцент стал таким же, как у техасца. – Он хотел прихватить с собой одну, но я не позволила. И если меня еще раз увидят в субботу вечером с этим типом, очень прошу тотчас же отправить меня в психушку.

Тип из службы иммиграции одобрительно кивнул головой.

– Вы слишком красивы, чтобы водиться с пьяницами. Парни, подобные ему, создадут вам плохую репутацию. Откуда вы, мисс?

– Из Блу-Монд, Миссури, мистер. – Элеана с неприязнью посмотрела на Коннорса. – А он из Чикаго.

Высокий парень с улыбкой посторонился, давая им дорогу и жестом приветствуя их. Менее чем за сто метров от шлагбаума, уже на американской земле, Коннорс остановился и закурил сигарету, первую затяжку предложив Элеане.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, – ответила она.

Девушка затянулась несколько раз, потом вернула сигарету Коннорсу, который в это время спрашивал себя, думает ли она о том же, о чем и он. Это был конец их авантюры. Там, в Мексике, она не постеснялась многое рассказать ему. Эд подозвал такси и помог Элеане сесть.

– В город и пока без адреса, – велел он шоферу и повернулся к Элеане. – И что теперь?

Элеана смотрела в окно.

– Я немедленно отправлюсь в Блу-Монд первым же самолетом или поездом, на что успею.

– Как так?

– Вот так. – Девушка продолжала смотреть в окно. – Я дам телеграмму из Блу-Монда маме и Аллану. Дядя Джон поможет мне все объяснить, он что-нибудь придумает и, безусловно, найдет, что сказать. Он разъяснит всем, что я болела и не покидала все это время Блу-Монда.

– Итак, ты по-прежнему собираешься замуж за Лаутенбаха?

– А почему бы и нет? Разве ты не женился бы на двадцати миллионах, если бы тебе представилась такая возможность?

Коннорс попытался найти нужные слова, но то немногое, что пришло ему на ум, никак не подходило к данному случаю. В такси воцарилось молчание, словно стена выросла между ними. Потом Коннорс подумал о деньгах и решил предложить Элеане половину из присланных Шадом. Она сперва отказалась, но затем согласилась.

– Но только взаймы!

Половина составила двести тридцать долларов. Коннорс открыл большую красную сумку Элеаны, которую сам купил ей, чтобы засунуть туда деньги, и заметил, что сумка заполнена смятыми листами. Это были вторые экземпляры и черновики его рукописей "Смерть в цирке" и "Мертвец для новобрачной". В последний раз он видел эти страницы в корзине для бумаг отеля "Навидад".

– Что ты собираешься с ними делать? – спросил Эд.

Элеана снова уставилась в окно.

– Скажем, на память. Я обвяжу их красной лентой.

– Нет, моя маленькая, – обнял ее Коннорс. – Ты не можешь так поступить со мной, не можешь так просто уйти из моей жизни.

Элеана еще больше отвернулась от него. Ее губы были плотно сжаты, а уголки их опустились.

– И даже после того, что произошло, вспомни, кем мы были друг для друга, не так ли? – сыронизировала она.

– Ну, да! Это ведь правда!

– Все это, – заявила Элеана, – был лишь биологический инцидент!

Ее щека, которая была видна Коннорсу, намокла от слез, голос ее стал низким и глухим, таким же, как и в ту ночь, когда Эд впервые увидел ее обнаженной в номере отеля за восемь песо.

– Убирайся к черту, Эд Коннорс! – выкрикнула Элеана. – И уйди из моей жизни. Слышишь? Вон из моей жизни!

Коннорс взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя.

– Послушай, Элеана, дорогая...

Ее глаза были совершенно серыми.

– Но почему я должна губить свою жизнь с тобой, когда я могу выйти замуж за деньги Лаутенбаха?

– Ты, может быть, беременна...

– Этот риск я возьму на себя.

– И потом, ты не любишь Лаутенбаха...

Элеана попыталась оттолкнуть его.

– В этом предполагаемом браке речь идет не о любви. Я говорила уже тебе об этом, это вопрос деловой. Ни за что на свете, слышишь, я не буду всю жизнь учительницей!

– Тогда выходи за меня замуж, – предложил Коннорс, – и я обещаю тебе, любовь моя, что в один прекрасный день стану знаменитым.

Элеане захотелось его уязвить.

– Во всяком случае, не благодаря этим произведениям, которые ты написал при мне.

– Тем не менее, ты сохранила второй экземпляр.

– Я объяснила тебе, почему это сделала.

Коннорс, преодолевая ее сопротивление, попытался поцеловать Элеану.

– Любовь моя, прошу тебя, дорогая...

Элеана изо всех сил стала вырываться из его объятий, стуча кулачком по его груди.

– Оставь меня в покое! Не трогай меня! Никогда больше не трогай меня своими лапами!

Шофер остановил машину возле тротуара, вышел из машины и открыл дверцу.

– Что происходит, мисс? Этот тип позволяет себе лишнее?

Элеана так плотно сжала губы, что они превратились в одну тонкую линию. Затем, поразмыслив, она ответила:

– Да!

– Ну, это весьма сильно сказано! – воскликнул Коннорс. – Мне бы очень хотелось знать, как можно позволить себе лишнее с девочкой, с которой ты спал в течение пятнадцати дней!

– Без грубостей, – холодно парировал шофер. – Тебе, такому грубияну, должно быть стыдно так обращаться с очаровательной малышкой. – Он повернулся к Элеане. – Мисс, если вы хотите, я выкину его из машины.

– Окажите любезность!

Шофер потянул Коннорса за рукав и предложил вылезти из такси.

– Слышал, что сказала мисс? А ну, вытряхивайся!

Коннорс решил, что драться не стоит, и вышел из машины.

– О'кей! Прощай, Элеана!

– Прощай, Эд! – донесся до него голос Элеаны из темноты такси.

Не оглядываясь, Коннорс зашагал назад. Ему показалось, что Элеана начала плакать, но он сомневался в этом. Сейчас он предпочел бы оказаться на два метра под землей.

Глава 8

Коридорный открыл окно и, несмотря на высокий этаж, на котором находилась его комната, до Коннорса донесся уличный шум Нью-Йорка. Слышалось глухое ворчание моторов, звуки клаксонов и свистки полицейских. В соседнем помещении какой-то рабочий орудовал пневматическим молотком. Гармонии в этом шуме не чувствовалось, каждый звук в общем гаме имел свой источник, свое название и право на существование в этом гигантском городе.