Моя подружка – Катя Кауфман

– А вот отец ее. Только проснулся, наверно. За бутылкой идет.

Сидевший в машине с раскрытой дверью сержант поставил чашку и термос. Бывший человек приближался, мрачно озираясь с похмелья. Когда он поравнялся, намереваясь незаметно пройти мимо, старухи хором ахнули:

– У него сетка ее!

Услышав это, сержант, подозрительно наблюдавший за ним, поднялся и махнул ему рукой:

– Эй, орел! Ты подожди, не спеши так.

– А что такое? – остановившись, спросил мужик с вызовом, но заранее по привычке виноватый.

– Это что у тебя?

– Сумка чья-то… – посмотрев на нее и пожав плечами, он с готовностью протянул ее.

– Где взял?

– Нашел. Возле калитки у меня валялась.

– Куда движешься сейчас? – подойдя с другой стороны, Катя взяла его за локоть и слегка потянула к себе. – Такой нарядный.

– Чего?

– Идешь куда? – вкрадчиво повторил сержант, беря его за другую руку.

– В магазин.

– В магазин это хорошо… – он стал ощупывать его. – Руки держи, чтобы я их видел.

Бросив сумку, бывший человек развел руки в стороны.

– Подними.

– Я ее нашел, командир. Вышел в магазин, она у меня прям возле калитки…

– Я тебе верю. А в магазин зачем идешь?

– За хлебом.

– Да? За хлебом это хорошо. А пойдем-ка мы к тебе, красавцу, сходим сначала в гости? Не возражаешь?

В дом к нему зайти оказалось почти испытанием. Бичарня страшная. Вонь невыносимая. Половина избы обгорело. На продавленном диване теща под кучей обоссанного рванья спит. На полу в углу, закутанная в одеяло, опухшая жена валяется. У нее слипшиеся патлы вместо волос.

Они вышли обратно на двор посоветоваться, что делать. Вдруг резко вздрогнули от раздавшегося собачьего лая за спиной. Обернувшись, увидели, как к ним на четвереньках бежит с лаем маленькая девочка. Обросшая, грязная, босая, в драных лохмотьях. Во главе своры собак. Они попятились, захлопнули за собой калитку.

На крыльце показалась ее мать, шатаясь, придерживалась за косяк двери.

– Фу!.. – замахнувшись, громко крикнула она и хлопнула себя по ляжке. – Лизка, сучка!

Стоя за забором, они с ужасом смотрели, как во дворе маленькая девочка, рыча, оскаливая зубы, бросалась на окружавших ее собак. Переворачивалась, терлась спиной о землю, мотала головой, подражая им. Черный пес вспрыгнул на нее сзади. Она сбросила его с себя и укусила за горло.

Возле конуры у железной миски валялись корки хлеба, бутылка подсолнечного масла, разорванная оболочка от колбасы. На земле была рассыпана мука и гречневая крупа.

– Вам кого? – мать Лизки пригляделась к стоящим за забором людям, икнула, и, не в силах стоять, села на ступеньках.

Потом отерла рукой губы и тихо добавила:

– У нас все дома.

* * *

Пройдя мимо железной клетки, Катя поморщилась от резкого запаха и спросила:

– У нас все дома?

– Татарин здесь. Если ты это имеешь в виду. У себя в кабинете с какими-то зверями.

В клетке дикое животное неистово бесится. Свирепо оскалившись, лохматый и грязный, рычит и плюется. Трясет прутья решетки, пытается лезть по ним наверх. Подозрительно щурит злые желтые глаза и шипит. Спрыгнув на пол, тяжело дышит и хрипит:

– Я вам это запомню… Повернись ко мне, слышь?! Ты мне в цвет скажи, за что меня закрыли? Адвоката мне приведите!

Дежурный сидит к нему спиной, пишет в журнал, отвечает на телефонные звонки. Постоянно хлопает дверь. После развода входят заступающие в наряд патрульные. Смеясь, встали возле клетки. Снимают на камеру мобильного телефона.

– Я требую адвоката! – утирая слезы, перцовый газ на него почти не действует, он кричит, вцепившись в решетку. – Барбосы!

– Что телевизор с людьми делает! – вздыхает и качает головой дежурный.

– Эй, лошара, слушай сюда! Ты завтра сам лично мне принесешь в зубах…

Повернувшись от пульта на вращающемся стуле, дежурный выглянул в длинный пустой коридор. Убедившись, что там никого нет, встал из-за стола. Вытащив резиновую палку, щелкнул замком и шагнул в клетку. Тот попятился:

– Ты попутал?! Только попробуй прикоснись ко мне!

Взмах, удар резиновой палкой по лбу, дикий вопль… Размеренно методично поднимается и опускается палка. Ползая на коленях, он закрывает руками голову. От ударов лопнула куртка на спине. Скулит, забился в угол на заплеванном полу. Покраснев, тяжело дыша, дежурный сунул палку в кольцо на ремне и стал его обыскивать. Вывернув карманы, бросил на стол комок из смятых денежных купюр.

– А почему он босиком? Копыта где его?

– Он их скинул. Вон валяются.

Рядом с грязной спортивной сумкой лежали стоптанные туфли.

– Это его сумка? Чего вы ржете? – морщится дежурный.

Он брезгливо поднял и поставил на стол грязную сумку, расстегнул замок-молнию. Молча под изумленный хохот всех присутствующих, словно фокусник, он начал медленно доставать из сумки невероятные предметы. Сковороду, икону, песочные часы, резиновые сапоги…

– Белого кролика вытаскивай!

Потом он достал мутную стеклянную банку с белой мазью. Отвинтил крышку, осторожно понюхал.

– Дай сюда… Знаешь, что это? Вот бывает барсучий жир, да? А это просто… Сучий жир!

Неожиданно смех резко стих. Все замолчали, встали, выпрямились. По лестнице спускался начальник районного отдела милиции. В кабинете он снял мундир и переоделся в гражданку. В черном костюме, в белой рубашке и красном галстуке. На его запястье висели тяжелые желтые часы. Опухшее лицо, пузатый, пьяно блестят глаза. Вместе с ним спустились три надменных кавказца.

– И что вы тут все делаете? – зло рявкнул он, оглядывая всех стеклянными налитыми кровью глазами.

Все понуро стали выходить. Он прошел через турникет к пульту дежурного.

– Товарищ подполковник, за время моего дежурства… – начал тот докладывать.

Начальник молча отстранил его рукой, сел на его место. Раскрыл журнал, стал расписываться.

Криво усмехаясь, патрули вышли на крыльцо. Подъехала машина, из которой вылезли их сослуживцы, у которых сегодня был выходной. В майках и шортах.

Один из них не сразу заметил, что потерял сланец. Проскакал обратно на одной ноге. Вернувшись, недоуменно посмотрел на всех: