Моя последняя игра

— Это несложно. Ты не стараешься особо скрыть.

— Кстати, заметила, что начала мне «тыкать»?

— Нельзя?

— Наоборот, я рад. А то, чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно, когда увидел, что эти деятели напялили на тебя наручники. Ну надо было додуматься!

— Я их не виню. Привыкай, очень часто за невинностью скрывается самое опасное зло.

Винс мне ничего не ответил, похоже, он не был со мной согласен, а спорить не хотел. Удивительно, что его взяли в Управление. Он наивный, но что-то в нем не дает сказать, что Винс — простодушный. Скорее, он старается видеть в людях хорошее, а не только плохое, как Гольфри.

Мы пришли в столовую. Из еды только гамбургеры и пончики, как типично для копов. Но, жаловаться не стану. Я голодная и готова съесть, что дадут. Дали много. Видимо, глаза жадно поблескивающие, выдали меня с головой. Мы с Винсом сели за отдельный столик. И в молчании приступили к трапезе. На самом деле, разговаривать было некогда, оба оказались слишком голодными. Когда в желудке уместился третий по счету гамбургер, а кола в стакане закончилась, я откинулась на спинку стула и сыто зажмурилась.

— Давно так не ел — прокомментировал свое состояние Винс.

— Я тоже. Вначале собиралась просто поговорить, но организм требует свое — согласилась я.

— О чем? Я так понимаю, при остальных ты этого сказать не могла? — сонливость, что присутствовала в голосе Винса, тут же пропала.

— Понимаешь, у Кукловода не бывает беспричинных поступков. Никогда. То, что девушек стали похищать именно в это время, тоже является частью плана. Сегодня заканчивается период созвездия Скорпиона. И наступает время Стрельца.

— Скажи прямо.

— Ладно, сегодня скорей всего в полночь, он собирается убить девушек. И если, мы не найдем их до этого времени, то спешить будет уже некуда — хотел прямо — получи.

— Почему ты не хочешь рассказать об этом всем? — не этого вопроса я ожидала, чего угодно, но только не того, что мне безоговорочно поверят. Это как пощечина.

— Ты представляешь, какая паника поднимется? Они и так работают наизнос. Сейчас мы делаем все, что можем. Выше головы не прыгнуть. А если им рассказать? Эти ребята в случае неудачи будут во всем винить себя — вроде ничего такого не сказала, но глаза Винса потемнели от злости.

— А так, они во всем опять обвинят тебя? Так тебе проще, да?! — на последней фразе агент уже не говорил, а кричал. На нас стали оборачиваться и коситься.

— Ты чего орешь? Я не это имела в виду — зашипела я.

— Не лги, именно это ты и имела в виду — все еще злился Винс, но голос понизил.

— Сам подумай, мне от чужих обвинений не холодно, не жарко. Какая разница, одним косым взглядом больше. Я и без того для всех чудовище. Может, ты не знаешь, но это так. Никто бы и слушать меня не стал, если бы тебя здесь не было — примирительно улыбнулась я.

— Зубы мне не заговаривай! Полицейские из-за твоей любви брать на себя чужую вину так к тебе относятся. Попытайся ты им объяснить…

— Остановить на этом. Я серьезно. Если хочешь и дальше, чтобы я помогала, оставь свои мысли при себе — я резко встала из-за стола и не дожидаясь Винса пошла назад в кабинет, где кипело расследование.

«Мне никто не верит. Совершенно никто. Они считают, что это я во всем виновата. А что я еще хотела? Есть два трупа, отпечатки моих пальцев на ноже и я сама вся в крови. Они думают, что поймали меня, а не что, я сама к ним пришла. Господи, я опять ошиблась…

— Скажите Бабетт, почему ты их убила? Это была самозащита? Я понимаю, тебе неприятно об этом говорить, но ты должна нам рассказать. Смелее — подталкивая меня к „чистосердечному“ фальшиво улыбался детектив.

— Нет. Это была не самозащита — я услышала, как мать одной из этих мертвых девок зарыдала.

— Бабетт, в чем тогда была причина? Ты ведь это сделала по какой-то причине?

— Да. Нас было трое в комнате и был один нож. Из комнаты живой могла уйти только одна из двоих — предельно ясно объяснила я условия.

— Ты сказала, что вас было трое, тогда почему одна из двоих могла уйти? Что должно было стать с третьей?

— Ничего. Я не была участницей.

— Убийца! Гори в Аду! — отец блондинки вскочил со стула и попытался броситься на меня. Один из офицеров остановил его и усадил на место.

— Не была? А кем ты была Бабетт? — ему что так нравится мое имя? Чего этот детектив его постоянно повторяет?

— Никем. Меня в той комнате не должно было быть. Я пришла, когда блондинка уже изрезала свою подружку. Она кинулась на меня, думаю, к тому моменту девушка уже не соображала, что творит. Я вывернула ей руку и нож, что она держала по рукоять ушел ей в живот. Я не хотела его вытаскивать, но она просила и я вытащила. Предполагаю, она умерла от болевого шока — й голос не дрогнул и только еще больше уверил их в том, что именно я убила тех девок.

— Так это все-таки была самозащита? — уточнил детектив.

— Говорю же, нет. Я могла не выворачивать ей руку.

— Бабетт, ты чувствуешь вину? — заговорил второй детектив.

— Нет, я ничего не чувствую, кроме желания умыться и переодеться»…

Но это не самое неприятное воспоминание. Гораздо хуже стало, когда они привели на допрос цепного пса Гольфри. Эрика. Говорят, Кукловод его распотрошил, как индейку ко Дню Благодарения. А кишками вывел шараду с моим именем в качестве ответа. Конечно, меня этот романтический поступок впечатлил. Никогда так не блевала, увидев труп. По чести сказать, Эрик этого не заслужил. Он просто выполнял приказ. Но, когда Людовика интересовали детали?

«— Познакомься, Бабетт, это Эрик Филтон. Он будет за тобой присматривать, пока наши психологи не решат насколько ты эмоционально уравновешена — произнес детектив Поздняк, указывая на мужчину в штатском.

Высокий, натренированный, хорошо обученный. Военный. Про таких говорят — гора мышц и отсутствие мозгов. Эрик. Он смотрел на меня бесстрастно, как на кусок мяса, сырого и безвкусного.

Как он меня бил! Так никто и никогда меня не бил. С перерывами на обед и отдых, в промежутках между избиениями, если они были дневными, он мог курить и разговаривать с кем-нибудь из охраны на тему погоды и зарплат. А я просто валялась в луже собственной крови и соплей. Он умел делать очень больно, при этом сохраняя „товарный вид“. Когда меня уводили на допросы, не к чему было придраться. Ни синяков, ни ссадин. Просто отбитые внутренности и адская боль во всем теле. Но я молчала. Продолжала молчать, прикусывала язык, скрипела зубами, но молчала. Похвально и… глупо.

— Приучайся к боли, детка. Это неплохой навык. Если ты у меня не расколешься, значит, никто уже не сможет тебя сломать. Думай об этом, как о тренировке тела и души. Многие считают, что я — тупое животное, но это не так. Просто, большинство своих мыслей следует держать при себе — и сильный удар ботинком в живот, я застонала — Стив, сегодня футбол во сколько начнется?

— В восемь, успеешь с ней закончить?

— Сомневаешься?

— Нет, конечно. Ты только не особо усердствуй, ей еще на допрос сегодня.