Моя пятнадцатая сказка

Жизнь постепенно входила в привычное русло — на новой неделе начался новый школьный семестр — но мама так и не вернулась, так что у меня все было как-то не так как обычно. Да и семестр был последний в шестом классе младшей школы, так что в апреле я пойду в среднюю школу — и снова в моей жизни будут большие перемены. Как прежде уже не будет, увы. Хотя я все еще мечтала, что однажды мама вернется. Или что хотя бы смогу мельком увидеть ее на улице, хотя бы чтоб убедиться: она еще жива.

В школе все было как прежде. Почти. Все уже ожидали конца старого этапа — и начала нового. Кто-то уже начинал расстраиваться предстоящей разлуке с друзьями, ведь не всем же повезет пойти в одну и ту же среднюю школу: кто-то с родителями вообще в другой город переедет, а кому-то более престижную школу найдут. Может даже, кого-то уже со средней школы замучают подготовкой к поступлению в университет. Вдруг у кого-то родители мечтают, чтобы их ребенок поступил в Тодайдзи? Кто-то из школьников сам начинал понемногу или помногу мечтать о поступлении в самый престижный университет страны, готовился получить хорошую работу в будущем. Или просто притворялся, что грезит, ибо с его родителями ребенку с другими мечтами было невозможно ужиться? Кто-то собирался задуматься об этом вопросе потом — уже в старшей школе, до которой еще надо было дожить. Шутка ли, целых три года на среднюю школу еще до старшей! Нам и один-то год казался вечностью! А взрослые почему-то порой серьезно произносили, что три года быстро пролетят. Неужели, целых три года могут пролететь незаметно?!

Учителя начинали уже намекать, что рукавом, которого нет, не встряхнешь. Копите, мол, знания прилежнее. На что наш школьный зануда, с нашего класса, как-то раз серьезно поправил очки и вдруг ляпнул:

— Упущенная рыба кажется большой.

— Вы считаете, что лучше жить без высшего образования? — возмутился наш учитель.

Мы промолчали. Мы же знали, что мать бедолаги ждет и грезит тем временем, когда сможет гордо посматривать на таких же как она подруг-домохозяек и гордо говорить им, что ее сын учится в Токийском университете. Причем, в ее случае это было, кажется, вообще неизлечимо. Даже если он несколько раз провалится на вступительных экзаменах в Тодайдзи. Разве что его машина переедет — и спрашивать, почему не поступил пока и когда-таки поступит, будет уже не у кого.

— Как получится, — серьезно сказал главный умник нашего класса.

На что учитель не отстал и серьезно произнес:

— Если ты чего-то захочешь, то и путь в тысячу ри покажется как в один ри.

Правда, запоздало вспомнил, какая лютая мама у нашего умника, и смутился. Учитель был еще молодой, недавний выпускник университета, так что еще помнил, как его самого замучили родители подготовкой к поступлению. Хотя и отчаянно пытался забыть те муки ада теперь. Вот ведь даже, ему на пару минут это удалось! Счастливый! По крайней мере, у кого из одноклассников были старшие братья и сестры, те всегда серьезно повторяли, что подготовка к экзаменам в университет — это ад, а экзамены — продолжение ада. И мы им вполне верили.

Хотя до старшей школы и было далеко, мы, впрочем, уже начинали волноваться, ведь в средней школе уже будут экзамены, причем, после каждого семестра. Но, к счастью, средняя школа еще не наступила. Родители, конечно, уже начали решать, куда своих детей отдадут. Кого переводили по работе, те вовсю готовились к переезду. Два мальчика из другого шестого класса уже переехали — их родители не могли ждать конца учебного года, ибо у папы одного начальство требовало ехать за границу, а у второго заболела бабушка, живущая в Осака — и так заболела, что они все решились переехать, чтоб ухаживать за ней.

В общем, в школе было шумно. Дети много всего обсуждали друг с другом. На уроках-то все было как обычно скучно. Так что я про уроки уже рассказывать не буду, ладно?..

Еще до начала школьного семестра, я шла из магазина с продуктами. И увидела нашего полицейского. Он катил свой неизменный велосипед, но совсем не смотрел по сторонам. Вообще только на дорогу смотрел. И фуражку сдвинул низко, так, что не видно было его глаза.

Мое сердце испуганно сжалось. Нашли мою мертвую маму?! Я же отнесла ему ее фото!

Я подскочила к нему, но молодой мужчина меня не увидел. Накатил на мою ногу колесо велосипеда — я вскрикнула — и только тогда он меня заметил. Испугался, заизвинялся. Наконец-то посмотрел на меня — и я увидела в его глазах слезы. Впрочем, торопливо взгляд отвел, хотя поздно уже было ему его гадкое настроение прятать: я уже все увидела.

Сначала он меня отвез в больницу, на том же велосипеде, чтобы мне ногу проверили, не раздавил ли кость, чтобы обработали ушиб или перелом, если совсем не повезет. Правда, до перелома не дошло. Мужчина своими деньгами за осмотр и процедуры оплатил. Я хотела, чтобы папе моему позвонили, но Сатоси-сан сказал, что его вина — ему и платить. И сам за все оплатил. Взял записи о результатах обследования, чтобы я их моему отцу передала. Потом повез меня откармливать мороженным. Я в жизни за раз столько мороженного ни видала, сколько он заказал для меня! Даже испуганно сказала, что вдруг я так объемся, что заболею. И что ж, ему тогда придется опять оплачивать мое лечение?

Сатоси-сан робко улыбнулся и сказал, что тогда да, тоже оплатит. Но ему хочется передо мной извиниться, так что просит кушать, сколько хочется и сколько влезет.

Но я все же упросила его самого мне помочь с мороженным. И он, подумав и оглядев стол, заставленный пестрыми сокровищами в красивых тарелочках, наконец-то понял, что мне одной столько не съесть, даже если я сегодня умирала от голода. Даже если главная мечта моего детства — это объесться мороженным аж до отвращения. Или то была заветная мечта его детства, одна из любимых, которую он вспомнил вдруг и решил исполнить для меня?

После третьей порции — он все еще ел первую, поспешно что-то записывая на какой-то квитанции — я осмелилась спросить, почему у него такой вид был расстроенный, когда мы встретились?

Он смущенно опустил взгляд. И сердце мое напугано замерло. Они все-таки нашли мертвую маму?.. О, нет!

Помявшись, Сатоси-сан присел на диванчик с моей стороны — я, застыв от ужаса, ждала жутких подробностей про маму — и, нагнувшись к моему уху, признался, тихо-тихо, так что даже я его едва сумела расслышать:

— Меня бросила девушка. Как раз в День святого Валентина ушла отдавать шоколад и признание другому парню. Мы трое дружили с детства, еще со средней школы. Я думал, что она выбрала меня. Радовался очень. Да и друг нам не мешал. Рад был за нас. И все было так хорошо, но… внезапно так…

Громко возмутилась:

— Да как она могла?! Еще и в такой важный день?!

Мужчина торопливо зажал мой рот, случайно вместе с ложкой, чье содержимое я еще не успела положить в рот — и оно совсем по лицу моему размазалось. И по его ладони. Он запоздало заметил холодное прикосновение, руку убрал, смутился. Кинулся за салфетками, вытирать мне лицо. Хотя и осторожно утер, мягко. Я такой тщательности от рассеянного Сатоси-сан не ожидала. Наверное, долго практиковался на своей девушке. Уже бывшей, к несчастью.

— Я, конечно, понимаю, что так бывает, — Сатоси-сан тяжело вздохнул, складывая последнюю из запачканных салфеток в аккуратную горку, — Но у меня такое чувство, будто теперь я лишился их обоих! — взглянул на меня с мольбой, — Ты только никому не говори! Это была моя первая девушка.

— Никому и никогда! И пусть в меня попадет молния, если я совру!

— Нет, давай все-таки без трупов и молний, — он грустно улыбнулся.

Вспомнив, схватила его за рукав:

— А моя мама?

Его плечи поникли.

— Мы ее не нашли.

Теперь уже плечи поникли и у меня, вместе с головой.

Мужчина торопливо добавил:

— Но коллеги из Киото и ближайших городов сказали, что среди найденных трупов такой как она не было. Значит, твоя мама жива.

— Ура, она живая! — от радости даже кинулась его обнимать.

И он меня в общем-то тоже обнял. Уютно так посидели, обнимая друг дружку. Будто у меня вдруг завелся старший брат. Вот, мороженным меня с зарплаты угощает. Так-то я не знала, каково иметь старшего брата, я же единственным ребенком росла. Хотя и надеялась, что родители это исправят. Неужели, моим мечтам совсем не суждено сбыться?!