Моя собачья жизнь

Качели вывели меня из равновесия. Выглядело все просто, но, пройдя середину, я почувствовал, что я лечу вниз в состоянии невесомости. К тому моменту, как я опустился на землю, перескочив через последний барьер, я был совершенно без сил. Но я не мог показать этого Эшли.

«Молодец! Я знала, что ты создан для этого», – она обняла и прижала меня к себе. Бабушка аплодировала.

Если бы Эшли заглянула мне тогда в глаза, она бы увидела, что они остекленели, как у того, кто первый – и последний! – раз в жизни прокатился на американских горках. Но я вовремя отвел глаза, сказав себе, что в конце концов все позади.

Эшли получила свой подарок в честь дня рождения и была очень счастлива. Я надеялся, что с аджилити покончено, и мы перейдем к чему-нибудь менее травматичному.

«Вы оба молодцы, – сказала бабушка, когда Эшли со мной на руках подошла к ней. – Но тебе придется потрудиться, если вы хотите, чтобы Пузик участвовал в соревнованиях».

8

Я счастлив сообщить, что на нашем первом выступлении не опозорил Эшли. Мы были почти лучшими.

Значит, у Эшли была мечта. Я разделил с ней эту мечту. Говоря по правде, первое время это было кошмаром для меня. Но я поклялся себе преодолеть страх, зная, как это важно для Эшли. Более того, я решил, что сделаю все, чтобы она гордилась мной на этом поприще.

Я должен быть честен. В начале было очень нелегко. Успех не пришел сразу. Пытаясь преодолеть свои фобии, я последовал совету своих приятелей колли. Инди рассказала мне, как она помогла Оби избавиться от его чрезмерного страха перед водой.

«Как? – подступался я, готовый испробовать все средства. – Если бы я научился нормально чувствовать себя на высоте и в темноте, мне бы стало много проще».

«Секрет в том, чтобы собака постепенно привыкала к тому, чего боится больше всего, – сказала Инди. – Чем лучше собака знакомится с источником своего страха, тем меньше он ее пугает».

Я уселся перед собачьей подушкой и приготовился слушать.

«Ну, и как ты помогла Оби?» – повторил я.

«О, ничего особенного», – ответила она, слегка смутившись.

Оби, видимо, вспомнил и помрачнел.

«Давай я расскажу, – продолжил он за Инди. – Однажды мы гуляли на канале. Пенни спустила нас с поводка, а Инди несла в зубах теннисный мячик».

«Мне нравится носить мячик в зубах, – пояснила Инди. – Это успокаивает».

«Но не в тот день и не меня, – резко отозвался Оби. – Ты знаешь, что она с ним сделала, Пузик? Она знала, как я боюсь воды, но она бросила его в канал».

«И?» – я переводил взгляд с одной собаки на другую.

«Я же пес! – продолжил Оби. – Я не мог спокойно смотреть на уплывающий мяч. В эту минуту он казался мне смыслом моего существования. Нужно было во что бы то ни стало добыть его!»

«Хоть он и плыл по воде, – заметила Инди, – это и был мой способ постепенно приучить Оби к тому, чего он больше всего боялся».

«Может быть, стоит обсудить, что каждый из нас вкладывает в понятие «постепенно». Только что я шел вдоль канала, и в следующий момент я уже плыл по нему рядом со всем этим пластиковым мусором! Страшно подумать, что там было еще. Каждый знает, что в воде находят части трупов!»

«Так это сработало? – поинтересовался я. – Ты поборол фобию?»

«Ну а как же, – ответил Оби. – Дома Пенни трижды поливала меня из шланга, потому что несло от меня отвратительно. К концу дня я уже совершенно привык к воде».

Я задумался.

«И вы думаете, мне этот способ тоже поможет? – спросил я. – Я боюсь темноты и высоты. Мне хочется справиться с этим».

«Возможно, – сказала Инди. – Ты готов бороться?»

«Можешь не сомневаться, – ответил я. – От этого зависит, сбудется ли мечта Эшли».

Я думаю, что колли действительно приняли мою печаль близко к сердцу. Лишь когда они реализовали свой план, я засомневался, могут ли вообще они помочь мне.

Был школьный день. Пенни ушла, оставив нас, собак, дома. Когда мы оказались одни, Инди и Оби приготовили гостиную и задернули шторы. Правда, им не удалось сделать это до конца. Из кухни в гостиную переехал стул, который они подталкивали сзади с самой кухни, как заупрямившуюся овцу. Я стоял на стуле в полумраке комнаты, недоумевая, как долго должно происходить привыкание.

«Ну как, получается?» – спросил Оби из-за двери – дверь они до конца не закрыли, чтобы не вызвать у меня приступ клаустрофобии.

«Я могу еще потерпеть», – ответил я.

«Это хорошо, – отозвалась Инди из прихожей. – Мы должны постепенно преодолевать твои страхи».

«Дело в том…, – я подбирал слова, чтобы не обидеть их, – что мне здесь совсем не страшно».

«Потрясающе! – Инди распахнула дверь. – Ты излечился!»

Прежде чем я успел ответить, что это не так, собаки ворвались в комнату и закружились вокруг стула, на котором я стоял.

«Мы знали, что это сработает, – пролаял Оби. – Теперь ничто не может помешать тебе».

«Будем надеяться, – отозвался я. – Кроме, может быть, темноты. И высоты».

Но ни Оби, ни Инди уже не слушали. Меня радовал их энтузиазм, но, спрыгнув со стула, я уже знал, что со своими страхами мне придется справляться самому.

Привлеченная шумом, в дверях появилась мама. Лишь взглянув на меня, она поняла, что мои страхи по-прежнему со мной.

«Тебе нужно призвать на помощь воображение, – сказала она мне. – Там страх не доберется до тебя».

На следующей тренировке с Эшли я последовал маминому совету. Как только сердце начинало бешено колотиться, сначала на доске, потом в туннеле, я закрывал глаза, стараясь представить себя где-нибудь в другом месте. Но обнаружилась одна проблема. У меня не было этого «другого места». Что бы я ни представлял себе, ничего не помогало. Я вспоминал то свою корзину, то полянку на солнце возле домика морских свинок. Я любил эти места, но на полосе препятствий воспоминания о них мне не помогали. Я лишь скрипел зубами и надеялся, что и в этот раз доберусь до финиша целым и невредимым.

Однако мы ездили на тренировки несколько раз в неделю, и вскоре аджилити, собачье многоборье, стало такой же страстью Эшли, какой были собаки. Мы тренировались часами. И постепенно от безнадежного исполнения я перешел, на свой взгляд, к удовлетворительному и наконец к вполне хорошему. Тренировки сделали свое дело, я все меньше боялся высоты и темных туннелей и привык к ним, хоть шерсть моя во время этих испытаний все еще вставала дыбом. Через несколько месяцев даже мой немецкий друг – белая овчарка – поздравил меня с успехами.