Моя собачья жизнь

«Леди и джентльмены, пожалуйста, встречайте наших судей. Сейчас они выйдут на сцену…»

Пока я не вспомнил, как начинается номер, я думал, что мне лучше было бы выбежать из студии вместе с Эшли. Это было бы очень стыдно, но что могло сравниться с тем позором, который мы бы испытали, если бы я не вспомнил первое движение.

«Дэвид Уоллиамс, Алиша Диксон и… последний, но не менее важный … Саймон Коуэлл!»

18

«Первый раз я вышел на сцену, умирая со страху».

Элвис Пресли

Был ли у вас когда-нибудь опыт бестелесного пребывания, когда смотришь на себя со стороны? Некоторые собаки рассказывают, что с ними случалось такое, когда они оказывались в глубокой реке или бывали заперты в сарае – словом, когда им казалось, что они на волосок от смерти. Оби говорил, что с ним было такое, когда он опытным путем обнаружил, что шоколад токсичен, и ему промывали желудок. Не хочу это сравнивать с моим состоянием, но я боялся, что, когда мы ступим под свет рампы на сцену, я умру тысячу раз.

«Идите», – произнес кто-то из ассистентов и указал нам путь. Эшли прошептала, что любит меня и что-то еще, чтобы подбодрить, и опустила меня на пол. Я тщетно последний раз попытался припомнить начало номера, но голова моя совсем закружилась, и я шел рядом с Эшли, стараясь хотя бы не упасть. Но и это давалось мне с трудом. Когда мы вышли к публике, я почувствовал, что полностью теряю координацию. Вы не знаете, каково это – делать простейшие вещи, даже ходить, под пристальным вниманием сотни глаз, к тому же не забывайте, что лап у меня не две, а четыре. Кто в состоянии решать столько задач одновременно! У меня получилось поставить одну переднюю лапу перед другой. Потом я попробовал проделать то же самое задними. И хотя заминки не произошло, я все равно чувствовал себя передвигающимся с грацией лошади из кукольного театра.

Публика разом вздохнула, и я засомневался, светит ли нам хотя бы приз зрительских симпатий. Да, выглядели мы очень мило, но что из этого? Эшли остановилась посреди сцены лицом к жюри. Я повторил все за ней, стараясь не потерять от страха сознание.

Пожалуйста, представьтесь.

Я услышал голос, но в первый момент не связал его с говорившим. Перед глазами все расплывалось, но когда я все-таки собрался, то увидел трех человек на местах судей. Слева сидел Дэвид Уоллиамс.

Он улыбался так, как будто смаковал некую пикантную тайну. Рядом с ним сидела Алиша Диксон и с умилением смотрела на нас. А справа от нее сидел человек, который ждал сейчас нашего ответа. Саймон Коуэлл не собирался давать нам поблажки. Напротив, он смотрел на меня так, как будто я прошелся грязными лапами, наследив по всей сцене. Я оглянулся, чтобы проверить, что это не так, и вдруг вспомнил совет Смиджит. Я уставился на Саймона и не отводил глаз.

Эшли, должно быть, назвала ему свое имя, потому что я уловил один только голос, и затем указала на меня:

«…а это Пузик».

«Пузик…»

Не сводя с меня глаз, Саймон Коуэлл повторил мое имя так, как будто старался избавиться от плохого вкуса во рту. Мне захотелось извиниться за то, что мы занимаем его время, но я просто застыл на месте. Моргнув первым, Саймон переключился на Эшли. Пока он выспрашивал у нее, кто мы и каким она видит наше будущее, я все еще тщетно пытался припомнить свое первое па из номера. Единственным будущим, которое я мог себе представить в тот момент, было наше возвращение домой. Я уже сожалел, что мы покинули уютную кухню.

По мере того как Эшли отвечала Саймону на вопросы, выражение его лица смягчалось, особенно после того, как она заявила ему, что я мог бы получить Оскар.

«Н-ну, вряд ли все зайдет так далеко», – прошептал я, но Эшли уже рассказывала о себе.

«Ну хорошо, посмотрим, что приготовила, – сказал Саймон. – Удачи».

Публика вновь вздохнула, когда Эшли повела меня в конец сцены. Я судорожно ловил убегавшую от меня мысль о том, с чего же я должен начинать, но мне это никак не удавалось. Эшли остановилась, приказала мне обойти ее и положить лапы ей на колени. Я машинально проделал все это – ведь мы столько раз репетировали это.

Вдруг мой нос уловил запах, исходивший из ее ладони. Именно он заставил меня вспомнить все, чему мы учились на наших репетициях. Аромат, исходивший от кусочка сэндвича с ветчиной, подсказал мне то самое движение, которое, как мне казалось, я забыл.

Под звук трубы, которым начиналась мелодия из саундтрека к «Флинстоунам», мы с Эшли начали выступление. Теперь я знал точно, что делать и какое движение следующее. Мне не приходилось особо задумываться над этим. Одно цеплялось за другое. Из зала до меня доносились восторженные возгласы, одобрительный свист и аплодисменты, и я постепенно понимал, что это лучший танец, который мы когда-либо станцевали вместе.

Я кружился, ходил на задних лапах, как будто всю свою жизнь я занимался только этим, но, действительно, судя по реакции зала, никто ничего подобного раньше не видел. Раз или два мне удалось заглянуть Эшли в глаза. Она была сосредоточена и следила за тем, чтобы я услышал каждую ее команду – до самого последнего мгновения, когда я прыгнул к ней на руки, и музыка стихла.

Раздался бешеный рев зала.

«Молодец!» – прокричала Эшли и чуть не задушила меня в объятиях.

Люди аплодировали нам и вскакивали с мест. Судьи тоже поднялись. Я пытался отдышаться, сидя у Эшли на руках, и скалился, потому что это был успех.

Я услышал, как Алиша и Дэвид осыпали нас похвалами, но для меня имел значение только радостный голос Эшли. Саймон объявил, что настала решительная минута, но тут какая-то пылинка попала мне в глаз. Поймите, я не плакал. Совсем нет. Мы не похожи на людей. Когда с нами случается такое, мы не лезем в карман за платком и со стороны выглядим как обычно. В тот момент я чувствовал облегчение и счастье.

Наконец Саймон объявил голосование.

«Дэвид, да или нет?» – спросил он, повернув голову. Уоллиамс хотел взять паузу, но, бросив на нас взгляд, сдался.

«Да, на миллион процентов да!» – объявил он и пробарабанил по столу.

Я кинул взгляд на Эшли. Она светилась от гордости и, кажется, не обратила внимание на то, что он сказал.

«Что это означает? – спросил я, оглянувшись на сияющего Уоллиамса. – Приятель, сосчитай еще раз. Разве бывает миллион процентов? Сто процентов и ни процентом больше!»

Я не спорил с ним, нет. Разве я мог спорить с человеком, который поддержал нас? Энтузиазм Дэвида разделила Алиша, и тогда я обратился к последнему члену жюри. Теперь я не был для него недоразумением на этой сцене. Мы нравились ему, наш номер покорил его сердце. Но мне хотелось также думать, что сыграло роль и то небольшое соревнование, которое я устроил перед началом выступления по совету Смиджит. Но Саймону лишь предстояло сказать то, что решит сейчас нашу судьбу. Сам я не могу припомнить ни слова, но как мне передали, он сказал, что я лучшая танцующая собака, которую он когда-либо видел. Он вновь встретился со мной взглядом, но теперь в его глазах я увидел сталь.

«Единственное мое замечание, – сказал он, заканчивая, и зал замер, – это что Пузика тоже следовало бы одеть в доисторический костюм». Это была шутка, и судьи и зал взорвались смехом.

Я не отрывал от него глаз.

«Можешь попробовать, конечно, – прорычал я себе под нос. – Но ты пожалеешь».

Гордость моя осталась неуязвленной, и когда смех стих, он уже улыбался мне. Я тоже оскалился, поняв, что передо мной просто хороший человек, который носит непроницаемую маску продюсера. Коуэлл перевел дыхание и вновь обратился к нам. По блеску в его глазах я понял, что это только начало.