Моя выдуманная жизнь
Шрифт:
— Так ты решил меня прикрыть? — улыбнулся я. — Конечно же, — махнул рукой, — чувствуй себя как дома. Мой дом — твой дом. — Иронию я даже не скрывал.
— Как любезно, — хохотнул Линг, а потом уселся на диван. — Ах, как я люблю этот предмет мебели, — похлопал он по обивке.
— Я тоже его люблю, — я скрестил руки на груди и поменял тон, — а теперь говори: чего надо?
Китаец пожал плечами. Какой-то цели не было. Это взбесило меня ещё больше, что я не поленился высказать.
— Слушай, если тебя это так сильно напрягает, — его лицо отдавало ноткой фальшивой грусти, — я могу больше не приходить без предупреждения. Я уже
— Постараешься? — Я снизил громкость голоса, но это, кажется, сработало даже лучше. — Почему бы тебе для начала не расплатиться со мной за всю еду, которую выжрал из моего холодильника за последнюю неделю?
— Хе-хе, — нервно рассмеялся он, почёсывая затылок.
Я вздохнул и махнул рукой. Хер с этим мудаком.
— Серьёзно, — устало сказал я. — Заканчивай или приноси своё. Мне приходится закупаться чаще и больше. Это раздражает. — Особенно походы в дальний магазин, ведь из-за Дженнифер я лишился возможности ходить в ближайший.
— Ты что, порезался? — резко сменил он тему, рассматривая мою ладонь, которой я только что махнул. Кожа вокруг большого пальца болезненно покраснела и от моих нехитрых манипуляций снова закровоточила.
Чёртова ранка никак не заживает.
— Какое-то время назад, — не стал рассказывать про шкаф. — Думал, уже всё прошло, оказалось — нет. Зато вроде не болит, — осмотрел я палец.
— А на порез не очень-то похоже, — с видом знатока заявил Линг. — Больше смахивает на то, что ты чем-то пробил свой палец. Гвоздём, например. Рана круглая, а не длинная. — Он попытался изобразить свою мысль при помощи жестов. — Ну, ты же понял меня, да?
— Понял, понял, — закатил я глаза. — И ты прав. Но какая разница, как её назвать? Мелкая круглая ранка, по сути, то же самое, что и порез.
— Знаю, — довольно закинул он руки за голову. — Круги вообще тема популярная. Имею в виду: ты не замечал, что в природе куча разных вещей имеют форму круга?.. — начал он свой любимый пустопорожний трёп.
Остановил его на полуслове, потому что, во-первых, мне было неинтересно, а во-вторых, если его не заткнуть, то он проторчит у меня не меньше получаса. Поняв, что ему здесь не рады, китаец, громко вздыхая, отправился к себе.
Я же направился заниматься собственными делами, которые планировал на сегодня. В частности, нужно посетить прачечную…
Спустя пятнадцать минут я уже вышел из квартиры и спустился в подвал с корзиной грязного белья. Здесь же обнаружил Хэлен, с которой поздоровался кивком головы. Женщина взглянула в мою сторону, но словно бы не заметила. Она тоже ничего не сказала, а потому мы занимались делами в полном молчании.
Я заметил, что она набрала ещё больше веса, чем когда видел её в прошлый раз. Может, ей просто стало всё равно на свою внешность? Может, её уволили и она сказала: «К чёрту всё это»?
Когда Хэлен закончила, то сложила чистые вещи в корзину и направилась на выход. Я наблюдал за ней и не мог не задаться вопросом: как работает её мозг? Как вообще работают мозги у людей?
Насколько я знаю, существует эволюционная теория относительно мозга, которая называется «триединая модель». Согласно ей, мозг состоит из трёх частей: неомаммалийской, или же неокортекс, которая имеет дело с речью и восприятием; палеоммамалийской (лимбическая система), которая отвечает за репродуктивное и родительское поведение; рептильный комплекс, отвечающий
за проявление агрессии и доминирование. Или же, как ещё можно сказать, — за выживание.В данный момент я невольно завис, пытаясь понять, может ли одна из трёх частей мозга главенствовать над остальными? Подавлять их? Не просто так, а, например, при столкновении с какой-то определённой средой или обстановкой?
Почему я вообще залез в такие «научные дебри»? Всё вина Хэлен. Мне кажется, что её мышление по отношению ко мне держится в районе рептильного комплекса: «очередной бесполезный человек». И это в лучшем случае.
Впрочем, судя по поведению, нечто подобное она ощущает и по отношению к себе. Нет, иначе. Если бы мне дали возможность угадать, я бы поставил на то, что Хэлен презирает даже саму себя. Почему-то мне кажется, что это чувство — презрение ко всему — будто поглотило её.
Забавно то, что я чувствую по отношению к ней то же самое.
Остаток дня прошёл рутинно. Пару раз я думал о том, чтобы постучаться к Элис, хотя бы под предлогом слов её сестры, но так и не стал этого делать. Зачем? Предположим, мы помиримся, что будет тогда? Отношения? Но мне они не нужны! А если не помиримся, то меня просто обдадут потоком пренебрежения — вот и всё, чего я достигну. Нужно ли это мне? Тоже не нужно!
Значит, я снова проигнорирую зов сердца, а вместо этого встану на путь холодного разума. В конце концов, всё так и начиналось, верно? Чем вообще мне понравилась Элис? Ампутированной ногой? Протезом? Миниатюрностью? Жёлтым платьем? Несгибаемой волей?
— Она уже вернулась к Себастьяну, — хмыкнул я. — Вот и причина, почему Джуди с ним поругалась и пришла просить прощения у своей сестры.
Логика этих слов поразила меня. Может ли быть так, что сны показали мне правду?
— А были ли они, эти сны? — Я приложил руку к виску. — Что сейчас вокруг меня? Правда или ложь? Что, если я сплю прямо сейчас?
Улыбнулся. У меня был способ убедиться.
— Сегодня отправлюсь спать пораньше.
Мне снился сон. Настоящий сон. Я находился в офисе и смотрел презентацию на большом экране. Кто её проводил, было непонятно. Фигура светилась, причём так, что невозможно было толком рассмотреть. Просто белый абажур, некий силуэт в форме человеческого тела.
— Когда исчезает свет, наступает темнота, — пояснила мне фигура, и я кивнул. Это звучало логично, но скорее как пролог к чему-то более важному и требующему пояснений. — Однако в темноте нет ничего, чего не было бы при включенном свете.
Здесь потребовалось самую капельку поскрипеть извилинами, но ситуация также была ясна. Я снова кивнул.
Экран показал фотографию человека, покрытого тьмой. Я видел лишь его контуры.
— Тут можно увидеть мужчину, который, как и ты, сумел понять, что смерти не существует, — «абажур» уверенно указал на фото. — Никто и никогда не умирает по-настоящему.
Я хотел было спросить, что он имел в виду, но обнаружил, что не могу этого сделать. Мой рот обхватывала повязка-кляп, которая не позволяла говорить. Несмотря на это, белая тень спокойно ответила:
— Таких вещей, как «рождение» или «смерть», попросту не имеется. Это нереальность, выдумка. Ты уже размышлял об этом, ты доказывал это в дискуссиях с самим собой. И ты совершенно прав.
Фигура подошла ко мне и сняла повязку со рта.
— Держи, — в мои руки упал пистолет. Тяжёлый и холодный. — Выстрели себе в голову.