Моя жизнь и любовь. Книга 2

– Я хотел бы переговорить с мистером Хаттоном, – обратился я к клерку.

– Вам назначено?

– Нет. – Я положил на столик перед клерком соверен. – Скажите, где сейчас мистер Хаттон, и этот фунт ваш.

– Здесь, на втором этаже, – торопливо прошептал клерк. – Только не выдайте меня.

– Нет, нет. Я тихонько поднимусь наверх, а ты меня даже не заметишь.

На второй этаж я поднялся с улицы по боковой лестнице. Постучал в дверь. Тишина. Постучал снова, погромче.

– Войдите! – пригласили меня.

И я вошел.

За столом спиной ко мне сидел крупный мужчина и читал корректуру. Был он очень близорук, потому что почти касался рукописи носом. Несколько мгновений я молча осматривал кабинет, по стенам заставленный книжными шкафами. Затем громко кашлянул. От неожиданности здоровяк уронил очки на стол и сразу повернулся ко мне.

– Боже милостивый! – воскликнул он. – Кто вы? Как вы сюда попали?

– Имя мое вам ничего не скажет, мистер Хаттон. Я хочу работать для вашего журнала.

– У нас достаточно своих авторов, – буркнул редактор.

– Предположим, что я смогу написать лучше других. Уверяю, сотрудничество со мною в ваших интересах.

– О, Боже! – воскликнул Хаттон. – Вы полагаете, что можете писать лучше любого из нас?

– Нет, нет, – поправил я, – но есть некоторые темы, в которых я разбираюсь лучше любого англичанина. Вы будете судьей. Первые десять строк моей статьи скажут вам, болен ли я тщеславием или действительно стою того, чтобы сделать меня автором «Зрителя».

– Хорошо. Давайте попробуем, – неожиданно согласился Хаттон. – Вы что-нибудь знаете о России?

– Я работал в штабе генерала Скобелева в Плевне.

– Боже мой! – удивился он. – Вот книга о России и войне. Она может вас заинтересовать. – И Хаттон протянул мне фолиант. – У вас есть какое-нибудь представление о Соединенных Штатах? – продолжал он, подбирая следующую книгу.

– Там я учился в университете, являюсь членом американской коллегии адвокатов, занимаюсь юридической практикой.

– В самом деле? – Он чуть ли не плакал. – Вот книга Фримана [125] об Америке. Она может вас позабавить. Не бойтесь написать правду, – продолжал он, – если будете с ним не согласны, так и скажите об этом!

– Большое спасибо, – ответил я. – Очень вам обязан. Шанс показать, на что я способен, – это все, что мне сейчас требуется.

И я вышел прочь, но не раньше, чем уловил доброжелательный блеск в пристальных глазах Ричарда Холт Хаттона. Он действительно был джентльменом, который напускал на себя суровую личину, чтобы замаскировать или, возможно, защитить свою истинную мягкую натуру.

125

Джордж У. Фриман (1789—1858) – представитель Епископальной церкви, епископ Арканзаса и временный епископ Техаса.

Спустившись вниз, я молча показал клерку книги в доказательство того, что он не проштрафился и наказан не будет.

Когда Клюэр увидел книги и услышал о моей встрече с Хаттоном, он воскликнул:

– Не знаю, как вам это удалось. Я был первым студентом в Оксфорде, написал Хаттону, но даже не смог его увидеть. Как вам это удалось?

Под обещание хранить все в тайне я рассказал ему эту забавную историю, а затем мы поговорили о выданных мне книгах и о том, что буду писать.

По совету Клюэра я сразу же приступил к работе. Много дней прошло с тех пор, как я вернулся в Англию. В Лондоне еще не было ни малейшего намека на успех, даже проблеска надежды не было. Что мне оставалось делать? Нет, я обязан был победить и как можно скорее!

Чтобы завоевать расположение Р.Х. Хаттона, мне следовало для начала ближе познакомиться с ним. А потому на следующее утро я отправился в библиотеку Британского музея и заказал все его книги. Мне выдали более дюжины увесистых томов, и я провел несколько дней за их чтением. Под конец я уверил себя, что распознал душу редактора. Это была очень маленькая сущность, кротко-благочестивый дух, глубоко религиозный. «Ему понравится, если похвалить Фримана, – сказал я себе. – Однако он знает, что Фриман груб, самоуверен и агрессивен. Но, похвалив епископа, я дам Хаттону только то, чего он так хочет».

Дома, после прочтения Фримана, я с большой осторожностью написал о нем честную статью, признав при этом про себя, что в действительности он был высокомерным, напыщенным педантом, который принял знание за мудрость. В конце я отметил, что «как Мальбранш [126] видел всё в Боге, так и мистер Фриман видит всё в толстом, широкоплечем, агрессивном тевтоне».

В первую неделю моего пребывания в Лондоне у меня появился еще один друг, который сослужил мне хорошую службу. Это был преподобный Джон Вершойл, в то время викарий в англиканской церкви на Мэрилебон-роуд. Не помню, как с ним познакомился, но вскоре я обнаружил в нем один из самых выдающихся литературных талантов того времени, в особенности дар к поэзии, почти сравнимый с даром Суинберна. Вершойл был из хорошей ирландской семьи и переехал из Тринити-колледжа в Кембридж, где в семнадцать лет написал на греческом свои первые стихи для ежегодника, издававшегося университетом. Его поэзия на английском языке тоже виделась мне чудесной – лирический дар высочайшего уровня. Хотя Вершойл был всего на дюйм или около того выше меня, он был на пятьдесят дюймов шире в груди и невероятно силен. Я прозвал его линейным боевым кораблем, сокращенным до фрегата. Он был красив, с высоким лбом, хорошими чертами лица и длинными золотистыми усами. Из всех мужчин, которых я встречал в своей жизни, именно его большинство людей признали бы способным на великие дела, по крайней мере, в литературе. Однако Вершойл только подавал надежды, он безвременно умер в расцвете сил.

126

Николя Мальбранш (1638—1715) – французский философ-метафизик, католический священник.

Приятель зашел ко мне как раз тогда, когда я закончил писать первый обзор для «Зрителя». Естественно, я дал ему почитать рукопись. Вершойл был знаком с трудами Хаттона. «Высокопоставленный церковник, – называл он редактора, – который чрезвычайно восхищается Ньюманом [127] ».

Вершойл с ходу заявил, что Хаттон непременно возьмет статью о России: это было так ново – я утверждал, что в закостенелой России скоро должны проявиться признаки революционного духа.

127

Джон Генри Ньюман (1801—1890) – английский католический кардинал, богослов, ученый-евангелист, поэт.

– Мне необходимы ваши советы, – настаивал я. – Пожалуйста, укажите на любые недостатки. В немецком я разбираюсь в совершенстве, в английском же весьма слаб.

Он улыбнулся.

– Вот предложение, которое подтверждает ваши слова. Есть ещё одно…

По ходу того, как он редактировал мой обзор, я получил лучший урок английского языка, чем когда-либо еще. С того дня в течение пяти лет Библия и «Гулливер» Джонатана Свифта не покидали ночной столик у моей постели. За все эти годы я не открыл ни одной немецкой книги, даже моих любимых Гейне или Шопенгауэра. Мне потребовались годы, чтобы выучить немецкий язык, однако вдвое больше времени понадобилось мне, чтобы очистить свой мозг от его следов. Ни один писатель никогда не должен пытаться овладеть двумя языками.

Короче, я написал, а если быть точным – переписал два небольших эссе о прочитанных книгах и отослал их Хаттону. На следующий день я вернулся на свой пост у Чэпмена, и когда сообщил ему, что намерен работать в «Зрителе», он рассмеялся и сказал, что он в восторге от такой шутки. Через день или два он позвал меня и дал мне пару книг, о которых он пожелал узнать мое мнение.

– Мередит [128] – наш читчик новенького, – сказал Хаттон. – Но ему часто требуются недели, чтобы высказать свое мнение. Я же хотел бы узнать об этих книгах как можно скорее.

128

Джордж Мередит (1828—1909) – выдающийся английский писатель викторианской эпохи; автор цикла романов под общим названием «Эгоист».