Моздокская крепость

Генерал-майор Ступишин досадливо подытожил:

– Мы потеряли в том сражении пятерых квартирьеров убитыми. И ещё погибли двенадцать гражданских лиц. Много оказалось раненых и изувеченных…

Враг пожёг, считай, половину всех наших повозок. Порушил многие землянки горцев… Подпалил огненными стрелами крыши храма и этого штаба. Женщины поселенцев и их дети тушили пожары в оборонявшемся лагере прямо во время боя.

Противнику, впрочем, тоже досталось. Прежде чем окончательно упасть духом и отступить, он положил на поле брани три с лишним десятка своих людей! И это – только убитыми.

Ради прекращения дальнейшего кровопролития, я позволил разбойникам забрать всех своих раненых и погибших… И убраться восвояси. Полагаю, что сберёг, тем самым, жизни многим нашим людям. Слава Богу – теперь-то, с прибывшими пушками и таким войском, нам никакие абреки не страшны!

***

Все животрепещущие вопросы и актуальные темы совещания командиров были исчерпаны. Генерал-майор Ступишин распустил офицеров по подразделениям… Участники собрания высыпали, наконец, из тесного, душного помещения на свежий воздух.

– Ну, как князь, облюбовали себе уже место в будущей цитадели под фамильные апартаменты? – улыбнулся подполковник Гак, направляясь от невысокого крыльца, вместе с Кургоко Кончокиным, к коновязи с полутора десятками лошадей, стоявших в тени, под навесом. – Вы ведь в самой крепости планируете обосноваться со всем своим семейством?

Лёгкая камышовая крыша навеса покоилась на высоких столбах и продувалась, время от времени, тёплым июльским ветерком. Осёдланные кони лениво шевелили бархатными губами, опустив морды в охапки душистой травы в длинном общем лотке… Терпеливо дожидаясь своих хозяев.

– Разумеется! – подтвердил князь, заходя с яркого солнца в спасительную тень. – А где же ещё?

Он махнул рукой:

– Вон на том месте и поставлю себе дом. Двухуровневый, из саманного кирпича, с парадным подъездом… Я такой видел недавно в кизлярской крепости. Просторный, тёплый… С красивой наружной облицовкой из камня и восемью стеклянными оконницами по фасаду.

Кургоко Кончокин мечтательно закатил глаза:

– Ещё построю рядом летнюю кухню… Конюшню, птичник, амбар, жильё для слуг! Мои каменщики и плотники уже готовы приступить к делу.

Я, с разрешения хозяина того двухуровневого особняка в кизлярской цитадели, велел своим людям снять зимой подробные размеры с его жилища. Уж очень оно мне приглянулось! Только мой дом будет ещё лучше. У меня, кстати, самые искусные зодчие во всей Малой Кабарде. А где вы думаете поселиться?

– Так его превосходительство за меня сию дилемму уже решил, – усмехнулся Пётр Иванович. – Этот неказистый генеральский дом пока и унаследую… На правах начальника строительства цитадели, когда Алексей Алексеевич соизволит съехать. Ждать, как я понимаю, осталось совсем недолго.

Зачем мне тут одному, без семьи и детей, возводить себе персональные хоромы? Моим домом будет вся крепость… На её строительство и направлю все свои силы без остатка, во исполнение высочайшей воли и замыслов государыни.

Подполковник Гак встряхнул головой:

– А что, князь? Эта простая изба, представляющая собой и жильё, и штаб меня на первых порах вполне устраивает! Пусть она и тесновата, и выглядит не по статусу скромно… Бог даст – успею ещё, отстрою здесь себе каменные хоромы не хуже ваших! Если государыня и Сенат определят мне служить тут и дальше, после возведения цитадели. Тогда, пожалуй, можно будет и семью сюда привозить… Вы ведь мне сделаете милость – одолжите , по-приятельски, коли в том возникнет нужда, своих лучших в округе строителей?

– О чём вопрос, Пётр Иванович! – улыбнулся Кургоко Кочокин. – К тому времени, думаю, мои зодчие уж точно освободятся…

– Давно хотел спросить у вас, любезный князь, – подполковник Гак подошёл к своему коню и похлопал породистое животное по лоснящемуся боку. – В Санкт-Петербурге и в Астрахани, я знаю, многие считают меня человеком, достаточно сведущим в кавказских делах. В Сенате полагают, что ваш покорный слуга довольно неплохо разбирается в нравах народов, населяющих кубанские и терские земли.

В голосе Пётра Ивановича послышались самодовольные нотки:

– Не буду скромничать – основания так думать у приближённых ко двору, бесспорно, есть. Я много лет прослужил на юге России и про кавказские порядки кое-что ведаю… Однако, ваше пёстрое черкесское племя до сих пор мне до конца непонятно.

Сим объединённым прозвищем на Северном Кавказе и далеко за его пределами именуются не только кабардинцы. Но и бжедуги, и абадзехи, и шапсуги… И ещё чуть ли не с десяток представителей других племён. Причём нередко – разных вер, языков, мест традиционного проживания. Почему так?

Князь согнал с лица легкомысленную улыбку:

– Называть нас всех черкесами будет, пожалуй, не совсем правильно… Всё намного сложнее.

Сами себя мы с древности именуем адыгами. По-нашему – «дети солнца». И язык у нас, адыгов, вообще-то, очень похож. Друг друга понимаем, несмотря на некоторые отличия.

Мои предки из разных кланов издавна славились на Кавказе, как хорошие воины. А черкесами нас прозвали ещё персы… В седую старину.

Это слово переводится, простите, как «головорез». И прилепилось оно к нам с тех давних пор намертво. Так моих соплеменников теперь соседи именуют повсеместно… И персы, и турки, и татары, и даже вы, русские!

– «Дети солнца», – задумчиво повторил Пётр Иванович. – Надо же… Не знал. Красиво звучит! Действительно – это прозвище намного лучше, чем «головорез».

– Беда моего несчастного народа, – помрачнел кабардинский князь, – заключена в извечной разобщённости многочисленных родственных племён, разбросанных по широкой округе. Если бы не междоусобные войны и бесконечная борьба узденей за власть, адыги давно бы уже господствовали на всей территории Кавказа, от моря до моря!

Кургоко Кончокин поморщился болезненно. Затронутая собеседником тема разбередила старую, чувствительную для национального сознания кабардинского аристократа рану. Он, стремясь повернуть разговор в новое русло, произнёс:

– Позвольте и мне тогда полюбопытствовать у вас, Пётр Иванович…

– Конечно, князь! – откликнулся тут же подполковник Гак. – Спрашивайте… Буду рад ответить на любой вопрос.

– Помните ту отроковицу, которую мы подобрали по дороге сюда, когда наш караван только пересёк границу урочища? Вы тогда ещё, кажется, поручили всю заботу о девчонке врачевательнице и травнице Степаниде…

– Помню, конечно! – кивнул, прерывая князя, Пётр Иванович. – Кстати, вчера я беседовал с целительницей. Говорили мы с ней, в том числе, и о бедном ребёнке, встретившимся нам в степи…