Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир
Шрифт:

Психологи относятся к гипнозу крайне настороженно. Репутация этого метода запятнана обвинениями в мистицизме и надувательстве. В то же время исследования гипноза очень помогли психологии утвердиться как научной дисциплине. Неприятности начались с Антона Месмера. Он разработал способ лечения (впоследствии названный месмеризмом), основанный на теории животного магнетизма. Месмер добился немалых успехов, вначале в Вене, а затем в Париже. В 1784 году Людовик XVI созвал королевскую комиссию из выдающихся ученых под председательством Бенджамина Франклина (американского посла), чтобы дать оценку притязаниям Месмера. Комиссия пришла к выводу, что Месмер действительно вылечивал людей, но его теория была ошибочна. Его способ лечения работал благодаря "воображению и имитации" (т.е. психическим процессам), а не каким-либо физическим силам. Репутация Месмера была испорчена, и он уехал из Парижа, [89]

но его метод продолжали использовать, и к середине XIX века из месмеризма вырос гипноз. Его использовали для обезболивания перед хирургическими операциями, а также впоследствии для лечения истерии. Казалось, что, пользуясь гипнозом, можно исследовать, каким образом из мыслей возникают действия. Механизм этого психологического процесса вызывал огромный интерес не только у практикующих врачей, таких как Зигмунд Фрейд, но и у психологов, таких как Уильям Джеймс.

89

В результате он избежал Революции, в отличие от некоторых членов королевской комиссии, попавших на гильотину. — Примеч. авт.

Во времена господства бихевиоризма гипноз стал для психологии маргинальным предметом. Если просто смотреть на людей, нельзя увидеть никакой разницы между теми, кто делает что-то под действием гипнотического внушения, и теми, кто просто делает то, что ему сказал делать человек в белом халате. Для бихевиориста загипнотизированный человек просто играет предписанную ему роль. Конечно, если спрашивать людей, что они при этом ощущали, эти два случая окажутся совершенно разными. Когда мы играем какую-то роль, мы знаем, что то игра. Когда же мы делаем что-то под действием гипнотического внушения, мы сами не знаем, что делаем.

Исследования гипноза по-прежнему остаются маргинальным направлением научной психологии, но использование этого метода позволяет проводить ценные эксперименты. Вот один из них, о котором я узнал от Джона Мортона.

Была загипнотизирована группа поддающихся внушению, но в остальном совершенно нормальных студентов университета. Затем им дали задание на ассоциации между словами. Экспериментатор зачитывал им слова из списка, а испытуемые должны были называть первое слово, которое приходило им в голову (кровать – подушка, мост – река, сад – лужайка, и т.д. и т.п.). Затем, пока испытуемые по-прежнему находились под гипнозом, им говорили, что они не смогут вспомнить, что выполняли это задание. Затем экспериментатор вновь зачитывал им тот же список слов, и испытуемые должны были снова называть первое слово, которое приходило им в голову.

Вопрос был в следующем. Если бы у испытуемого была "настоящая" потеря памяти, вызванная мозговой травмой, в результате которой он не мог вспомнить, что только что выполнял это же самое задание, какие слова он называл бы: другие или снова те же?

"Конечно, другие, – говорит профессор английского языка. – Какое именно слово человек назовет – это дело случая. На слово "дерево" есть столько разных ассоциаций, что крайне маловероятно, что человек два раза назовет одно и то же слово".

"Большинство людей так и думают, – надменно отвечаю я, – Кроме тех, кто ходил на лекции по нейрофизиологии".

Я знаю, что профессор английского ошибается, потому что знаю результаты исследований людей с тяжелыми формами потери памяти, которые действительно не могут вспомнить, что только что уже выполняли это задание. Эти люди обычно называют те же слова, что они называли в прошлый раз. При этом они могут называть их немного быстрее. [90]

В эксперименте с гипнозом испытуемые, повторно выполнявшие задание на ассоциации, называли другие слова. Они считали, как и профессор английского языка, что так и должно происходить, если ты не помнишь, что уже выполнял это задание, и действовали в соответствии с этим представлением. Но они не осознавали, что делают это. Вот что должен был без их ведома делать в этом эксперименте их мозг. Во-первых, он должен был установить общую стратегию выполнения задания на ассоциации между словами: "не называть те же слова, что в прошлый раз". Во-вторых, чтобы этой стратегии можно было следовать, он должен был запомнить, какие слова были названы в прошлый раз. В-третьих, он должен был следить за каждым действием, чтобы противостоять сильной тенденции к повторному называнию тех же слов.

90

Это получается в результате бессознательного заучивания, на которое не влияет травма, вызывающая потерю памяти. У испытуемого в мозгу остается временный след от каждого названного слова. В результате ему легче снова повторить те же слова. — Примеч. авт.

Итак,

мы оказались у самой вершины иерархической системы, управляющей нашими действиями. И мы узнали, что наш мозг может задать себе стратегию и следить за ее выполнением без нашего ведома. Мои знания о собственном теле и о том, как оно взаимодействует с окружающим миром, получены не напрямую и недостоверны. Многие из таких сведений мозг от меня скрывает, а многие придумывает. Так почему же, когда я смотрю в зеркало, мой мозг не показывает меня таким, какой я есть на самом деле – молодым, стройным, с густыми черными волосами?

Рис. 3.11. Автор этой книги, какой он есть.

Здесь, в конце первой части этой книги, если все идет по плану, вы должны быть несколько обескуражены. Вы убедились, что наше ощущение непосредственного и непринужденного взаимодействия с окружающим миром – с помощью наших чувств и действий – представляет собой иллюзию. У нас нет прямой связи ни с окружающим миром, ни даже с собственным телом. Наш мозг создает эти иллюзии, скрывая от нас все сложные процессы, задействованные в получении сведений о мире. Мы совершенно не в курсе множества умозаключений и решений, которые постоянно принимает наш мозг. Когда с нами что-то не в порядке, наше восприятие мира может и вовсе не соответствовать действительности. Но как тогда мы вообще можем быть хоть в чем-то уверены? И если наша связь с материальным миром столь ненадежна, как мы можем надеяться проникнуть в мир сознания других людей? Теперь, когда мы разделили мозг и сознание и рассмотрели их по отдельности, я постараюсь вновь соединить их вместе и вновь уверить вас в том, что мы можем доверять своим ощущениям (в большинстве случаев). 

Часть вторая. Как наш мозг это делает 

4. Развитие способности предсказывать последствия

Все, что мы знаем о материальном мире, включая все, что мы знаем о собственном теле, идет от нашего мозга. В первой части этой книги я показал, что мозг не просто пассивно передает нам сведения, как какой-нибудь телевизор. Наш мозг активно создает образы окружающего мира. Мы знаем, как творчески он может подходить к этой задаче, потому что иногда эти образы совершенно не соответствуют действительности. Это открытие нас шокирует и заставляет задуматься о том, как вообще узнать, соответствует ли действительности то, что сообщает нам мозг об окружающем мире. Теперь нам может показаться удивительным, что мозг вообще способен хоть иногда говорить нам правду. Мозг создает свои образы окружающего мира на основе ограниченного набора несовершенных сигналов, поставляемых ему нашими органами чувств. Например, зрительный образ, возникающий в сетчатке наших глаз, двумерен, и все же мозг создает у нас отчетливое ощущение мира, состоящего из распределенных в трехмерном пространстве объектов. К счастью, в девяноста девяти случаях из ста образы окружающего мира, создаваемые нашим мозгов вполне достоверны. Как это может быть?

Закономерные награды и наказания

Изучение окружающего мира без помощи учителя

Наш мозг постоянно изучает окружающий мир. Ему постоянно приходится распознавать встречающиеся предметы, чтобы понять, стоит ли приближаться к ним или избегать их. Ему нужно учиться срывать плоды и не хватать рукой осу, чтобы она нас не ужалила. Более того, это обучение происходит без помощи учителя. Рядом с нами нет никого, кто мог бы всегда подсказать нам, правильно или нетто, что мы делаем.

Один из плюсов научной работы – возможность путешествовать. Каждый месяц где-нибудь проходит конференция, в которой я могу участвовать, и нередко мне готовы оплатить все расходы. И вот я иду по еще одному городу, в котором я никогда раньше не бывал, и ищу конференц-центр, где мне предстоит встретиться со многими людьми, которых я никогда раньше не видел, и где я буду искать среди них тех, кого я уже знаю, чтобы поговорить с ними. Но кто это там? Неужели это мой оппонент, профессор английского языка? А я-то думал, что это естественно-научная конференция.

Я никогда раньше не видел этого города, и все же мне несложно было ходить по нему. Мне нравится приезжать в новые места и одному бродить по улицам. При этом я узнаю для себя много нового, но мне не требуется постоянное руководство учителя. В детстве большая часть обучения тоже проходит без учителя. Никто не научит вас кататься на велосипеде. Чтобы этому научиться, нужно самому это делать. Мы выучиваем основы языка до того, как нас начинают учить. Девятимесячный младенец-американец может научиться отличать разные звуки китайского языка, просто находясь в одной комнате с человеком, говорящим по-китайски.

Поделиться с друзьями: