Мозгоимение: Фальшивая история Великой войны

Как же могли отреагировать уцелевшие палачи, их физические и гораздо более многочисленные духовные наследники на широкую публикацию правды о совершенных преступлениях? Двояко. Оба возможных варианта известны сегодня на конкретных примерах.

Гитлеровским палачам и их наследникам объяснили, что убивать, пытать и насиловать нехорошо. Объясняли, главным образом, не яркими публицистическими статьями в газетах, а делом. Только в американской зоне оккупации Германии 13 миллионов (!!!) немцев заполнили анкету из 131 вопроса касательно их соучастия в преступлениях гитлеровского режима. По результатам этого «анкетирования» американцы подвергли судебному преследованию почти миллион (!!!) человек, из числа которых более 600 тысяч понесли наказания — главным образом в виде запрета на государственную службу. Однако столь мягким наказанием отделались далеко не все. Всего по приговорам военных трибуналов было казнено 480 фашистов, более 10 тысяч военных преступников отправились в тюрьмы и трудовые лагеря. Вот на этой здоровой почве и выросли два поколения немцев, которые подняли Германию из руин, превратили ее в процветающую демократическую страну, и при этом все каются, каются и каются, все ищут, ищут и ищут — перед кем бы им еще искупить свою вину.

В нашей стране духовные наследники ненаказанных и нераскаявшихся палачей повели себя совсем по-другому. По-первоначалу они ограничивались глухим брюзжанием на тему: «Не надо рисовать одной черной краской героический, хотя и непростой, период нашей истории». Потом осмелели, и вот уже со страниц так называемых «патриотических» газет понесся глумливый визг о том, что «дерьмократы врут про миллионы жертв», а всего-то было расстреляно каких-то 700 тысяч человек. К 2007 году они раздухарились до того, что выпускают в свет сборник статей под общим названием «Нам не за что каяться!». Вот так вот. Знай «наших»!

Вернемся, однако, к катынской, а точнее говоря — к новой, «антикатынской» теме. Началась «антикатынская» кампания, конечно же, не с прямого отрицания слишком очевидных, признанных президентами СССР и России, фактов, а со злобного шипения в стиле «у тебя самой муж пьяница». Всякое упоминание о Катыни стало сопровождаться рассказом о «десятках тысяч красноармейцев, погибших в польском плену в 1920–1921 гг.». Цифры непрерывно росли:

20 000,40 000,60 000… Наконец, 26 апреля 2000 г. в известной своей независимостью «Независимой газете» появляется заметка политического обозревателя Ксении Фокиной под названием «80 лет советско-польской войны». Именно так — не «80 лет со дня начала», а «80 лет войны». Оказывается, «масштабное наступление польских войск привело к захвату 130 тысяч (по самым скромным оценкам) российских пленных, около 80 тыс. из которых погибли затем в лагерях Юзефа Пилсудского… В 50–80-е годы СССР стремился не привлекать внимания общественности двух дружественных социалистических стран к негативным моментам истории советско-польских отношений, в том числе к жертвам войны 1919–1920 гг. Долгое время этот вопрос вообще запрещалось освещать в прессе… Тем временем Польша никогда не забывала о расстреле офицеров Речи Посполитой под Катынью…».

Не знаю, как вам, а мне как-то даже неудобно предлагать барышне Ксюше читать Статистический сборник под названием «Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР». Женское ли это дело?

«Не дай мне Бог сойтись на бале иль при разъезде на крыльце с семинаристом в желтой шали иль с академиком в чепце…». Правда, политический обозреватель любого пола и возраста обязан понимать, что никакое преступление в прошлом не может служить оправданием следующего преступления; обязан знать, что «старый спор славян» России и Польши имеет, к несчастью, многовековую кровавую историю, которую невозможно ни понять, ни завершить, занимаясь спекулятивными рассуждениями о том, «кто первый начал». Но мы не будем заниматься морализированием, а просто снимем с полки «Гриф секретности снят» (повторяюсь еще раз — подготовленный официальными военными историками Генштаба РФ) и посмотрим — что там сказано о потерях Красной Армии в советско-польской войне 1920 года.

Таблица 8 (стр. 28–29) «Потери личного состава фронтов за 1920 г.». Пропало без вести, попало в плен: 53 805 человек на Западном фронте и 41 075 человек на Юго-Западном фронте. Итак, не «130 тысяч по самым скромным оценкам», а 95 тысяч по самым максимальным оценкам (не всякий «пропавший без вести» оказался в плену у противника — бывают еще дезертиры и неучтенные в донесениях штабов убитые и раненые). Как сложилась судьба этих пленных «в лагерях Пилсудского»? Открываем стр. 34, читаем: «По сведениям Мобуправления Штаба РККА, на 21.11.1921 г. из Польши было возвращено 75.699 чел. военнопленных и из Германии — 40 986 чел. интернированных, а всего — 116 685 военнослужащих РККА».

Чтобы не возникало никаких сомнений в том, что возвращение интернированных красноармейцев из Германии непосредственно связано с советско-польской войной, далее идет пояснение: «Интернированной оказалась часть войск Западного фронта… В августе 1920 г. при отступлении из района Вислы они не смогли пробиться на восток и вынуждены были отойти на территорию Восточной Пруссии, где были германскими властями интернированы».

Итак, количество благополучно вернувшихся на Родину красноармейцев оказалось больше числа пропавших без вести и пленных? Разумеется, чудес не бывает. Просто в реальных условиях гражданской войны в деле учета личного состава царил полный хаос. Да и личный состав не слишком поддавался учету и контролю. Двумя абзацами выше, на той же стр. 34 дано такое уточнение: «На Западном фронте военнослужащие старших возрастов из-за нежелания воевать добровольно сдавались в плен. На Юго-Западном фронте в ряде соединений «уроженцы Дона и Кубани, все без исключения, добровольно перешли на сторону противника». После этих слов — ссылка на архивные фонды РГВА. О каком точном учете численности войск может идти речь в армии, которая толпами переходит на сторону противника? При всем при этом пленные красноармейцы «в лагерях Пилсудского» гибли, гибли многими тысячами. Исследования польских историков позволяют оценить общее количество умерших в лагерях в 8–12 тыс. человек. И это, должен вам сказать, мало. Причем «мало» не только в сравнении с фантастическим сочинением Ксюши Фокиной. Мало по сравнению с исходным числом пленных и состоянием, в котором они были взяты в плен.

Давным-давно, когда про слово «Катынь» никто и не слыхивал, написал Н. Островский автобиографическую книгу. «Как закалялась сталь» называется. И есть там такая строка (она мне почему-то врезалась в память еще в школьные годы): «Страшнее польских пулеметов сыпной тиф косил ряды армии». И когда «Гриф секретности снят» оказался в моих руках, я решил проверить — насколько фраза писателя соответствует действительности. Возвращаемся на стр. 28 к таблице 8. Западный фронт: убито 6989 человек, заболело 33 171. Юго-Западный фронт: убито 10 653, заболело — 23 234. Опять же надо учесть, что таблица 8 фиксирует не общее количество заболевших, а только тех, кто выбыл из строя по причине болезни. По данным главного военно-санитарного управления Красной Армии, в 1920 г. сыпным и возвратным тифом переболело 1 299 859 военнослужащих. 13 % от заболевших тифом умерли. Умерли в лечебных учреждениях, а не в «лагерях смерти»; умерли не потому, что их хотели замучить, а потому что в условиях разрухи, голода и нехватки медикаментов их не смогли спасти.

Если порядка 80–90 % красноармейцев, оказавшихся летом 1920 г. в польском плену, все же остались в живых, то это свидетельствует именно о том, что польские лагеря не были лагерями уничтожения. Для самых горячих «патриотов» спешу зачитать вслух стр. 390, 16 строка сверху: «После войны из Советского Союза возвратилось на родину 1939 тыс. человек, а 451 тыс. немецких солдат и офицеров умерло в плену». Надеюсь, господа, вы не станете утверждать, что советские лагеря для немецких военнопленных были «лагерями смерти, в которых происходило массовое и сознательное уничтожение беззащитных людей»? Что же касается гибели без малого полумиллиона немецких пленных, то эта трагедия имеет достаточно ясное объяснение. Мало того, что лагерь для военнопленных — это не санаторий; люди, попадающие в этот лагерь, попадают в него не из санатория. В лучшем случае, пленный голоден, изможден, измучен страхом и отчаянием. Часто он к тому же болен или ранен. Вот почему все 100 % пленных в лагерях не выживают. Ни польская армия в 20-м году, ни Красная Армия в 1943–1945 гг. не могла (да и не собиралась) отобрать стакан молока и моток бинта у своих раненых и отдать их пленным солдатам противника. Такова страшная правда войны, на которой пора бы уже прекратить спекулировать. Попытки поставить знак равенства между неизбежными в условиях анархии Гражданской войны случаями жестокого обращения и самочинных расправ с пленными (каковые случаи в 1920 году имели место по обе стороны фронта!) и хладнокровным уничтожением 14,5 тыс. польских офицеров, осуществленным в мирное время, по решению высшего органа беззаконной партийной власти, были лишь первым шагом на пути к полному отрицанию ответственности руководства ВКП(б)/НКВД за трагедию в Катыни. Поскольку первый шаг был оценен как всего лишь проявление похвального «плюрализма мнений», за ним неотвратимо последовали следующие шаги.

15 апреля 2006 г. в газете появляется статья. Автор — В. Черепахин, публицист. В этой статье все было превосходно — и содержание, и название: «Катынская драма в «театре абсурда». Театр абсурда. Точнее и лучше ТАКОЕ не назовешь:

«…Сейчас в Польше в который раз начинает раскручиваться тема «вины Москвы» в катынской трагедии, разыгравшейся будто бы (здесь и далее подчеркнуто мной. — М. С.) осенью 1940 года, когда, как считают некоторые историки и исследователи, советским НКВД были расстреляны около 12 тысяч польских офицеров, плененных Красной Армией в сентябре 1939 года… Требования польской стороны подогреваются категоричным и эмоциональным признанием в 1990 году Михаилом Горбачевым, а несколько позже — и Борисом Ельциным вины своей страны в катынской драме. Однако, как отмечают фундаментальные исследователи этого вопроса, в частности Юрий Мухин, жест этот был сделан на волне перестроечной эйфории без достаточных на то оснований.

Многие европейские историки убеждены, что безапелляционная и односторонняя интерпретация поляками этой страницы войны не имеет веского обоснования… Прибывшая после изгнания гитлеровцев комиссия во главе с академиком H. H. Бурденко установила… Веские доказательства вины фашистов в организации и осуществлении массовой казни поляков были представлены советским обвинением Международному трибуналу в Нюрнберге…»

Ай, молодца! «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Бог с ним, с тысячелетием — какая смелость явлена миру публицистом Черепахиным! Это же надо — назвать «безапелляционной и односторонней интерпретацией» позицию, закрепленную в решениях президентов двух стран! Такая бескомпромиссная решимость охватывает нашу «патриотическую» общественность в одном-единственном случае — когда она уже совершенно уверена в своей полной безнаказанности. Кстати, что за газета решилась опубликовать статью, в которой признанная на высшем государственном уровне вина разоблаченного преступника называется «мнением некоторых историков»? Газета называется красиво: «Красная Звезда». Да-да, та самая, главный печатный орган Министерства обороны РФ. Не просто официальная, а суперофициальная газета, печатный орган ведомства, которому доверены «красная» и все прочие кнопки, после нажатия которых следующую газету на Земле напечатают миллиона через два лет. Газета Министерства обороны, в отличие от какого-нибудь доморощенного «Мухосранск-Daily», не имеет права прятаться за стыдливые оговорки, типа «мнение редакции может не совпадать с мнением авторов…». Так она и не прячется! Сразу после статьи Черепахина идет комментарий «От редакции». Его стоит процитировать от первого и почти до последнего слова:

«Главная военная прокуратура России отказалась признавать жертвами политических репрессий поляков, расстрелянных 65 лет назад в Катыни… Свое решение военная прокуратура объясняет тем, что нет доказательств того, что поляки, погибшие в Катыни, были осуждены в соответствии с советским Уголовным кодексом, и поэтому их невозможно признать жертвами политических репрессий. Очевидно, на этом и стоит поставить в данной истории точку: юристы, как известно, руководствуются не эмоциями, а законом. Ведь все мы — и в России, и в Польше — очень долго говорили о необходимости создания правового государства и о верховенстве закона. Так будем же следовать тем правилам, за соблюдение которых столько боролись…»