Может быть, найдется там десять?
Шрифт:
Увы, как от стенки горох. У приора выставлена очень неплохая защита. Похоже, чтобы взломать ее, нужен кто-то посильнее. Ну а как обстоит дело со мной самим? Ну конечно: чувствую, что и он меня прощупывает – гораздо более мягким зондированием, чем только что пытался я, видно, опасается обидеть прибывшего по приглашению самого… Как, кстати, он тут именуется? Да, святейший омниарх, всплыло в памяти.
– Не ошибся, сын мой, – или, быть может, брат? – Я мирянин и не ношу сана. Впрочем, признаюсь: у меня очень слабое представление об установлениях вашей церкви, и я был бы очень благодарен…
– Разумеется. Веруем в Единого Господа, что же касается формальных установлений, то Храм заимствовал все лучшее и важнейшее из старейших конфессий, чтобы таким образом сгладить расхождения, исходя из того, что не существует правильных и неправильных форм поклонения, как не существует правильных или неправильных языков: разными сочетаниями звуков все они выражают одно и то же. Думаю, что от твоего внимания не ускользнуло то, что здесь у нас принята своего рода синтетическая форма, объединяющая многие из
– Иными словами, Храм целиком владеет умами – и совестью людей?
Ульдемир ожидал немедленных и категоричных заверений – и ошибся. Приор ответил лишь после паузы и совсем другим тоном:
– Может быть, это сейчас и не самая актуальная тема для разговора, однако мне трудно промолчать. Увы, все мы не более чем люди, и потому нам, каждому, свойственны недостатки и несовершенства, заложенные в нас уже при самом творении, поскольку по великому замыслу совершенство – это не то, что дается нам как врожденное свойство; совершенство – та цель, которую каждый из нас преследует в жизни, если только он сам правильно понимает смысл своего бытия, преследует и в той или иной степени достигает, хотя одной лишь жизни на это хватить не может. По определению, слишком нелегок путь к ней и чересчур многих усилий требует. К чему я говорю это? Для того лишь, чтобы пояснить: в нашем мире нет противоречий между формами служения Господу, но есть, и весьма глубокие, когда дело касается основ мировоззрения, когда надо выбирать между служением духу – и плоти, Богу – или деньгам, на которых основано все наше земное бытие. Вот основа противоречий нашего мира, в борьбе которых мы – церковь, – к сожалению, не одерживаем побед.
– Почему же, ваше…
– Разрешаю тебе опускать мой сан при обращении: достаточно пользоваться им при исполнении ритуалов, в простом разговоре он лишь уменьшает скорость продвижения. Достаточно будет сказать «брат мой», если мы наедине; в присутствии же других – «отец мой», потому что здесь именно таким я и являюсь для всех, кто переступил наш порог. Отныне и для твоих спутников в числе прочих.
– Да, брат мой, – согласился капитан.
– Вот и прекрасно. Продолжу. Ты спросил – почему мы слабее денег? Я как раз подошел к этому. Потому что прежде, чем приступить к выполнению той задачи, для решения которой вас сюда и пригласили, вы должны, несомненно, хорошо сориентироваться в нашем мире, понять суть его устройства и главные движущие им силы. Вы ведь впервые на Альмезоте, если не ошибаюсь?
– Ты совершенно прав, брат.
– Итак, формально наш мир – единая Держава с единой властью. На самом же деле история наша сложилась так, что на планете пребывает и активно действует несколько властей, хотя их существование и не фиксируется какими-либо документами. К ним относится и Храм, так что он – власть не только духовная, но и светская; не знаю, хорошо это или плохо, но так, видно, было угодно Творцу. Скажу больше: в многовластии, к которому наш мир пришел извилистым и не быстрым путем развития, наша власть, наша сила является одной из двух, ну, пусть трех главных властных сил; думаю даже, что не погрешу нескромностью, сказав, что она является первой и главной из всех. Но власть эта, как любая другая, требует служения себе не только духовного, но и физического, мирского, грубого и не чисто формального, показного, но искреннего, беззаветного и безоговорочного. Тебя вряд ли удивит поэтому, что большинство нашей братии занимается делами не в пределах этих стен, но вне их – в открытом, светском мире. Самыми разными делами. Промышленностью. Торговлей. Науками. Искусствами. Военным делом. И, естественно, политикой – иначе мы не могли бы стать Властью. Это необходимо, однако все эти занятия не способствуют росту духовности, напротив. Они увеличивают разобщенность людей, а для достижения подлинной цели потребно, напротив, единение. Нужно общее устремление, а сейчас оно у каждого – свое и потому очень слабое. Вот почему мы не можем выиграть. Во всяком случае, пока.
– И это огорчает вас?
– Как и всякое несоответствие земной жизни идеалу. Но Господь даровал нам здравый смысл, чтобы мы могли понять, что, лишь добившись мирского могущества, мы сможем обратиться к построению царства Духа… Его святейшество, безусловно, ведает, куда ведет нас и ради чего уделяет столько внимания нашей силе – не только духа, но и грубой, мирской силе. Чтобы превзойти всех других, наставить их на путь истинный.
«Как бы не так, – подумал Ульдемир. – Неужели никто тут не понимает, что времени на это им не отпущено – счетчик включен, как говорится. Или же эта тема просто закрыта для разговоров? Нет, если бы у них была какая-то связь с Фермой, они бы знали об угрозе – во всяком случае, высшие иерархи и мой собеседник в их числе. Значит, Ферма действительно ни при чем. Но все же еще одна проверка не помешает».
– Брат, ошибусь ли я, предположив, что у этой вашей позиции – я имею в виду не только тебя лично – есть противники и это вас беспокоит?
– Не лучше ли спросить прямо: в какой степени я информирован о содержании вашей миссии, о причине, по которой его святейшеству было угодно пригласить вас? Отвечу: это мне известно.
– В таком случае объясни, брат: по слухам, люди, которых мы должны отыскать, стремились попасть именно сюда, в обитель. Они ошибочно рассчитывали на вашу защиту?
– Именно так. Потому
что, как правило, обитель не выдает тех, кто получил в ней убежище. Хотя если, первоначально попав сюда, люди соглашаются на все, что угодно, потому что еще не пришли в себя после смертельных угроз, каким только что подвергались вовне, то, немного освоившись и почувствовав свою защищенность, они уже готовы не соглашаться, протестовать, отказываться, выдвигать свои условия – и так далее. Они чувствуют себя вдвойне в безопасности, поскольку в нашем уставе записано, что мы ни при каких условиях не изгоняем тех, кому обещана защита, пусть даже они активно спорят с нами, мы никогда не нарушаем обетов. Даже если они решаются расстаться с нами, поскольку страх смерти у них успел атрофироваться, завянуть и перестал повседневно напоминать о себе, то мы-то помним, ни на миг не забываем, что ожидает их там; ожидает непременно, потому что из-за мелких проступков люди сюда не бегут, а для серьезных во внешнем мире не существует сроков давности, что бы там ни было написано в державных законах, которые, может быть, и хороши, да только кто же их выполняет? Мы помним и потому знаем, что отпустить отсюда человека хотя бы по его горячим и настойчивым просьбам – значит своими руками выдать его на смерть. По сути дела – помочь ему совершить самоубийство, а этого не позволяет ни одно учение, и такого греха мы взять на себя никак не можем. Однако из всякого правила есть исключения; и потому сказанное не распространяется именно на этих людей: наши позиции несовместимы. И вот причина того, что они так и не оказались здесь: вовремя поняли, что здесь их встретят, скажу мягко, очень неблагосклонно. Нет, их, конечно, никому не выдадут – да они больше никому по-настоящему и не нужны. Но мы сами поступим с ними так, как сочтем нужным.– Но почему? Вы только что сказали, что нужно единение, а не разобщение; эти люди чем-то объединены, то есть у них есть то, чего вы так хотите достичь, и вдруг оказывается, что они – ваши противники, а не союзники?
– Все дело в качестве цели. Если она противоречит нашей – то объединенные противники куда опасней разобщенных.
– Чем же их цель отличается от вашей? В чем она заключается?
– Об этом знают они – и, разумеется, его святейшество омниарх, наш предстоятель. Мы верим ему – и повинуемся. И потому преследуем их.
– Безуспешно, если я правильно понял?
– Дорогой брат, если бы они находились уже здесь, к чему было бы так срочно приглашать вас? Да, они действительно продвигались в этом направлении, и мы тут были готовы к их возможному визиту – тем более что наша полиция преследовала их, буквально наступала на пятки, и если бы не досадная случайность, от каких никто и никогда не гарантирован, то нам пришлось бы только извиниться перед вами за напрасное беспокойство. Увы, все сложилось не столь благоприятно. Они просто исчезли, и мы до сих пор не поняли – каким образом это удалось им и куда они могли скрыться. Так что вы прибыли в самое время, уверяю вас. Зачем я это говорю тебе? Затем, что его святейшество просил объяснить всем вам: если при выполнении задания возникнут ситуации, в которых вы будете вынуждены вне стен обители совершать действия, формальным законом признаваемые преступными, надеюсь, это слово тебя не пугает (капитан лишь пожал плечами), то пусть страх ответственности не возникает в ваших душах: мы направляем вас – и, следовательно, мы же и защищаем. Возможно, и даже наверное, вы этого раньше не знали. Но с этой минуты положение вам известно и вы можете действовать, не оглядываясь и не сомневаясь в вашей защищенности. Хочешь спросить, не подвергнетесь ли вы при этом опасности? Ответить несложно. Разумеется, опасностей существует немало для любого промышленника, купца, тем более политика; убийства на деловой почве уносят в среднем десять процентов заметных деловых людей и политиков, публичных и закулисных. Но – такова цивилизация, такова дань, какую она берет с человечества за все ускоряющийся прогресс. Однако даже малые дети во всем мире знают: тот, кто посягает на жизнь или здоровье человека, работающего на нас и потому находящегося под нашей защитой, тем самым подписывает свой смертный приговор: мы многое прощаем, но только не это. И потому последний случай, когда наш человек оказался жертвой некоей группы, считавшей, что он нанес ей в свое время обиду, случай этот произошел пятнадцать лет тому назад. После чего эта группа – вся, до последнего человека – в недельный срок исчезла из этой жизни, несмотря на все их попытки укрыться от кары. Кто-то принял меры, чтобы происшедшее получило достаточно широкую огласку, в устранении группы обвиняли нас – мы, разумеется, возражали, но не очень убедительно. Урок был усвоен – и с тех пор с нами не происходит ничего, и единственное, о чем следует заботиться, – это верное и эффективное служение Храму. Вот так обстоят дела. Что же касается вашей группы, то ваши выходы за пределы стен будут, несомненно, связаны с определенным риском даже при всех мерах безопасности, о которых я уже сказал. Потому что люди, которых преследуют, рано или поздно начинают прибегать к таким формам самозащиты, которые… Однако без выходов за пределы Обители вам не обойтись.
– Разумеется, – согласился капитан. – Но мы всегда думаем о своей безопасности. И те, кто нас посылает, тоже заинтересованы в ней.
– Естественно. Тем не менее мы уверены: все произойдет наилучшим образом. Вероятно, вам и будет принадлежать честь захвата беглецов; из того, что я успел тебе сказать, ты понял: возьмете вы их живыми или мертвыми – роли не играет, важно, чтобы они перестали наконец влиять на положение вещей, тормозить естественное и гармоничное развитие нашего мира… То есть в ваших поисках скрывающихся от нашей власти людей, в их захвате, в их обезвреживании вы можете использовать любые средства, а какие именно – вы, полагаю, знаете лучше меня.